Сошла мне даром эта ночь.
Но если б друг какой иль враг
Засел в кусту и закричал
Иль даже, спугнутая мной,
Взвилась сова над головой, —
Наверно б мертвый я упал!
Настойчивость и храбрость были его главными свойствами. Обучаясь верховой езде, он то и дело падал с лошади, и был такой день, когда он упал восемнадцать раз подряд; но в конце концов добился своего: сделался хорошим наездником. О тех пор, по рассказу его сестры, он уже «не боялся никакой лошади, смело садился на клячу и на бешеного жеребца».
Добиться своего ценою любого подвига, любого труда стало для него с детства законом.
Но настоящее свое призвание нашел он не скоро.
Много пришлось ему испытать неудач и тревог, прежде чем он вышел на прямую дорогу.
IV
В 1832 году будущий поэт вместе со своим братом Андреем поступил в первый класс ярославской гимназии. Единственное воспоминание, которое осталось в его поэзии от этих гимназических лет, полностью вместилось в два стиха:
Придешь, бывало, в класс
И знаешь: сечь начнут сейчас.
Отец неохотно платил за его обучение, ссорился с его учителями. Учителя были плохи, невежественны и поощряли тупую зубрежку. Не выдержав экзамена при переходе из пятого класса в шестой, мальчик был оставлен второгодником (весною 1836 года). Именно в это время он пристрастился к чтению. Читал беспорядочно все, что придется, — главным образом тогдашние журналы. Большое впечатление произвела на него в ту пору революционная ода Пушкина «Вольность», а также поэма Байрона о свободолюбивом и храбром корсаре (в драматизированном изложении Олина). Там же, в гимназии, впервые обнаружилось в нем призвание сатирика: он стал писать эпиграммы на учителей, на товарищей и на своего брата Андрея.
В июле 1837 года он окончательно ушел из гимназии.
Отец решил отправить его в Петербург, в Дворянский полк — так называлась тогда военная школа, славившаяся бессмысленной и жестокой муштрой. Юноше поездка в столицу пришлась по душе, так как он уже несколько лет тайно писал стихи и мечтал напечатать их в столичных журналах.
В конце июля 1838 года шестнадцатилетний Некрасов после многодневного путешествия в ямщицкой телеге приехал в Петербург с рукописью романа, с тетрадью стихов и с несколькими рублями в кармане.
Нелегко дались ему первые шаги в литературе. Он часто голодал, не имел пристанища, спал в ночлежных приютах, целую зиму ходил без пальто. Но его влекла к себе литературная деятельность, и ради нее он обрек себя на полуголодную жизнь.
Вскоре он исполнил желание матери: поступил вольнослушателем в университет (в сентябре 1839 года).
Некоторые его стихотворения были напечатаны в разных журналах, но за них почти ничего не платили.
В 1840 году он с помощью друзей напечатал книжку своих полудетских стихов под заглавием «Мечты и звуки». Книжка не имела успеха. Она была не хуже и не лучше других книжек такого же рода, появлявшихся тогда в несметном количестве. Как и все очень молодые стихотворцы, Некрасов подражал в ней другим поэтам.
«Кого, бывало, прочту, тому и подражаю», вспоминал он впоследствии об этих ранних стихах. Витиеватым и напыщенным слогом он перепевал в своей книжке то Жуковского, то Полежаева, то Бенедиктова, то какого-нибудь другого писателя, и, читая ее, невозможно было предвидеть, что из этого фразистого романтика впоследствии выработается величайший поэт-реалист.
Неуспех книги не обескуражил Некрасова.
Этот юноша, вышедший из праздной дворянской среды, оказался надиво неутомимым работником. В 1840 и 1841 годах он написал столько стихотворений, рассказов, сказок, фельетонов, критических заметок, рецензий, комедий, водевилей и т. д., что другому писателю хватило бы на всю жизнь. Не разгибая спины, исписывал он десятки страниц своим горячим, стремительным почерком. Он был, кроме того, и журнальным корректором и учителем, а порою получал несколько медных грошей за писание прошений для приезжих крестьян.
Недаром перед смертью он сказал про эти свои полудетские годы:
«Уму непостижимо, сколько я работал! Господи, сколько я работал!»
И количество работы с каждым годом росло.
В 1843–1845 годах Некрасов печатал статьи и стихи под десятью псевдонимами: Пружинин, Бухалов, Иван Бородавкин, Афанасий Пахоменко, Стукотнин, Назар Вымочкин, Ник-Нек и др. В его лице в русскую литературу вошел один из самых замечательных тружеников.
Но так мизерно платили поэту за его колоссальный труд, что и тогда он не спасся от нужды, хотя, казалось бы, одни его пьесы, поставленные в Александрийском театре, должны были давать ему изрядный доход.
Из его пьес наибольший успех имели в то время три: «Шила в мешке не утаишь», «Актер» и «Материнское благословение». Они выдержали много представлений в столичных и провинциальных театрах, но их автор оставался таким же бедняком, как и был.
Бедствовал он долго — лет пять. Эта полуголодная молодость, «убитая под бременем труда», оказала большое влияние на все его дальнейшее творчество. Именно с этой поры он научился смотреть на явления окружающей жизни суровыми глазами труженика, который, на себе испытав, каково живется бедноте в условиях эксплуатации и рабства, навсегда возненавидел ее притеснителей. Впервые это демократическое понимание действительности сказалось в его юношеских стихах «Говорун», написанных в 1843 году:
Столица наша чудная
Богата через край.
Житье в ней нищим трудное,
Миллионерам — рай.
Здесь всюду наслаждения
Для сердца и очей.
Здесь всё, без исключения,
Возможно для людей:
При деньгах вдвое вырасти,
Чертовски разжиреть,
От голода и сырости
Без денег умереть.
В том же году — или немного позднее — в одной своей прозаической повести он написал:
«Есть несчастливцы, которым нет места даже на чердаках и в подвалах, потому что есть счастливцы, которым тесны целые домы».
В это самое время Некрасов познакомился и близко сошелся с великим русским критиком, революционным демократом Белинским, который полюбил его именно за его непримиримую злобу к угнетателям трудового народа. Белинский стал подолгу беседовать с юным поэтом и открыл ему глаза на все злое и мерзкое, что совершалось вокруг. Некрасов понял, что ограбление трудящихся есть многовековая система, узаконенная государственным строем. Ему стало ясно, что все благополучие «сильных и сытых» основано на эксплуатации миллионов крестьян, закабаленных крепостниками-помещиками. И, памятуя тягостные впечатления детства, он под влиянием Белинского окончательно решил отдать всю свою жизнь, весь свой горячий талант на революционную борьбу с этим бесчеловечным порядком вещей.
«Ясно припоминаю, — рассказывал впоследствии Некрасов, — как мы с ним вдвоем часов до двух ночи беседовали о литературе и о разных других предметах. После этого я всегда долго бродил по опустелым улицам в каком-то возбужденном настроении, столько для меня было нового в высказанных мыслях. Моя встреча с Белинским была для меня спасением».
Белинский требовал от современных писателей правдивого, реалистического изображения русской действительности. Некрасов вполне отвечал этому требованию. Покончив с напыщенной романтикой своих первых стихов, он обратился к реальным сюжетам, подсказанным ему подлинной жизнью, — стал писать проще, без всяких прикрас, о самых обыденных вещах, и тогда в нем сразу проявился его свежий, разнообразный и глубоко правдивый талант.
«Белинский был вполне русский человек, — вспоминал о великом критике И. С. Тургенев. — Благо родины, ее величие, ее слава возбуждали в его сердце глубокие и сильные отзывы».
Некрасов всегда говорил с умилением о пламенном патриотизме Белинского. В своей поэме «Несчастные» он, как предполагают исследователи, воспроизвел те вдохновенные речи о родине, которые слыхал от Белинского:
Од не жалел, что мы не немцы,
Он говорил: «Во многом нас
Опередили иноземцы,
Но мы догоним в добрый час!
Лишь бог помог бы русской груди
Вздохнуть пошире, повольней —
Покажет Русь, что есть в ней люди,
Что есть грядущее у ней».
Некрасов вполне разделял эту веру Белинского в чудотворные силы народа, в «огромность исторических судеб его в будущем». Не раз повторял он в стихах, что русский народ — богатырь, что он грудью пробьется к желанному счастью и что революционное служение народу есть патриотический долг каждого:
Иди в огонь за честь отчизны.
За убежденье, за любовь…
Иди и гибни безупречно,
Умрешь не даром: дело прочно,
Когда под ним струится кровь…
Белинский первый пробудил это революционное сознание в Некрасове. Поэт до конца своей жизни остался благодарен учителю и всегда вспоминал те уроки, которые получил от него:
Ты нас гуманно мыслить научил.
Едва ль не первый вспомнил о народе,
Едва ль не первый ты заговорил
О равенстве, о братстве, о свободе…
«Свобода, братство и равенство» были лозунгом революции 1789 года; этими словами Некрасов попытался высказать в подцензурной печати, что Белинский учил его не только гуманности, но и революционной борьбе.
V
Другим учителем Некрасова был Гоголь. Некрасов всю жизнь преклонялся перед ним и ставил его рядом с Белинским. «Мертвые души», «Шинель», «Ревизор» были для него высшими образцами реалистического искусства. Гоголь, как и Белинский, в глазах Некрасова являлся «народным заступником», обличителем полицейско-самодержавного строя, великим вождем своей родины «на пути сознания, развития, прогресса». У Некрасова есть стихотворение о Гоголе, которое кончается такими строками: