зм, его титанические духовные силы.
Поэма эта — «Кому на Руси жить хорошо». Некрасов начал писать ее на 42-м году жизни, в пору полного расцвета своего дарования.
Героем этой поэмы он избрал не какого-нибудь одного человека, а весь русский народ, все многомиллионное «мужицкое царство», «кряжистую Корёжину», «сермяжную Русь». Такой всеобъемлющей и всенародной поэмы еще не бывало в России.
С первого взгляда содержание поэмы представляется очень печальным. Уже самые названия деревень — Заплатово, Дырявино, Разутово, Знобишино, Горелово, Неелово, Неурожайка тож — говорят о безрадостном существовании их жителей. И хотя одна из глав поэмы изображает деревенских счастливцев и даже носит название «Счастливые», но на самом-то деле, как выясняется из ее содержания, эти «счастливые» глубоко несчастны — замученные нуждою, больные, голодные люди. И сколько человеческих страданий в той части поэмы, где изображается жизнь крестьянки Матрены!
Нет косточки неломаной,
Нет жилочки нетянутой, —
говорит эта крестьянка о себе. Вообще, когда читаешь первые главы поэмы, кажется, что на вопрос, поставленный в ее заголовке: «кому на Руси жить хорошо?», можно дать единственный ответ: каждому живется очень плохо, особенно же «освобожденным» крестьянам, о счастье которых Некрасов в той же поэме писал:
Эй, счастие мужицкое!
Дырявое с заплатами,
Горбатое с мозолями,
Проваливай домой!
Некрасов начал эту поэму тотчас же после «освобождения» крестьян. Он очень хорошо понимал, что, в сущности, никакого освобождения не было, что крестьяне по прежнему остались под ярмом у помещиков и что, кроме того,
На место сетей крепостных
Люди придумали много других.
Но откуда же в этой грустной поэме, изображающей столько скорбей и трагедий, тот бодрый тон, который чувствуется в ней буквально на каждой странице? Почему самый голос поэта звучит так оптимистично и радостно? Почему все в этой поэме так «ладно и складно, так вкусно и метко», почему в ней столько шуток, прибауток, забавных эпизодов и речей? (Смотри, например, «Сельскую ярмонку» или «Пьяную ночь».)
Иначе, в сущности, и быть не могло, ибо всякая поэма о русском народе, даже такая, где повествуется о его тысячелетних страданиях, не может не вызвать в поэте светлых и радостных чувств — столько духовной красоты и величия открывается ему в жизни народа.
В центре своей эпопеи Некрасов недаром поставил Савелия, «богатыря святорусского», человека титанических сил, как бы созданного для революционной борьбы. По убеждению Некрасова, таких богатырей миллионы:
Ты думаешь, Матренушка,
Мужик — не богатырь?..
Цепями руки кручены,
Железом ноги кованы.
Спина… леса дремучие
Прошли по ней — сломалися…
И гнется, да не ломится,
Не ломится, не валится…
Уж ли не богатырь?
Рядом с Савелием в поэме встают привлекательные образы и Якима Нагого, вдохновенного заступника за честь трудового крестьянства, и Ермила Гирина, деревенского праведника, проникнутого чувством социальной ответственности, и Матрены Корчагиной, героической женщины, сумевшей отстоять достоинство своей человеческой личности в условиях разнузданного произвола и рабства. Самым своим существованием эти люди свидетельствовали, какая несокрушимая сила сокрыта в народной душе. Можно было не сомневаться, что у такого народа есть все возможности завоевать себе счастье.
Отсюда оптимизм этой поэмы Некрасова:
Сила народная,
Сила могучая —
Совесть спокойная,
Правда живучая!
Сознание этой нравственной «силы народной», предвещавшей верную победу народа в борьбе за счастливое будущее, и было источником той радостной бодрости, которая чувствуется даже в ритмах великой поэмы Некрасова.
VII
Поэма писалась в течение нескольких лет, но в начале семидесятых годов Некрасова отвлекла от нее другая великая тема — декабристы. До той поры в русской подцензурной печати о декабристском восстании не появлялось ни единого слова, за исключением лживых и клеветнических официозных отчетов. Но в 1870 году этот цензурный запрет был немного ослаблен, и Некрасов воспользовался первой возможностью, чтобы напомнить молодым поколениям о великих зачинателях революционной борьбы. В поэме «Дедушка» он изобразил старика-декабриста, который видит в маленьком внуке своего боевого наследника и завещает ему свою ненависть к народным врагам. Декабристы были предтечами всех позднейших революционеров России, духовными отцами Белинского, Герцена, Огарева, Чернышевского и множества безыменных героев, ушедших в сибирскую каторгу. Некрасов видел прямую преемственность между старыми бойцами и новыми. Он хотел, чтобы подвиги декабристов и их самоотверженных жен вдохновляли на такие же подвиги революционную молодежь его времени.
Трогательные образы жен декабристов — особенно Трубецкой и Волконской — так волновали Некрасова, что, слушая, например, чтение записок Волконской, он, пожилой человек, плакал навзрыд, как ребенок. В 1871–1872 годах он написал об этих героинях поэму «Русские женщины». Ни в одном своем произведении не отразил он с такой силой клокочущей ненависти к самодержавному строю, к царю Николаю и его бессердечным приспешникам. Словно забыв, что в России существует цензура, он называл в этих стихах Николая «мстительным трусом», «мучителем», «палачом свободных и святых».
В поэме было столько проклятий народным врагам, в ней чувствовалось столько благоговейной любви к декабристам, что в подлинном своем виде она могла появиться лишь после Октябрьской революции, а до этой поры почти полстолетия печаталась с большими искажениями, с пропусками многих стихов. Но и в таком исковерканном виде она имела небывалый успех, и ее агитационное значение было огромно — особенно среди передовой молодежи.
В первой части поэмы под видом сонного видения своей героини поэт изобразил восстание на Сенатской площади, и то были первые стихи в подцензурной печати, трактующие эту запретную тему.
А поэма «Кому на Руси жить хорошо» так и оставалась незаконченной.
В 1876 году, когда Некрасов снова вернулся к своей эпопее, у него уже не было сил, чтобы закончить ее. Он тяжело заболел. Врачи отправили его в Ялту, на берег моря. Но ему с каждым днем становилось все хуже. Болезнь была смертельная. Некрасов знал, что его дни сочтены, и потому трудился, превозмогая болезнь. «Ведь каждый день может оказаться последним», говорил он окружавшим его.
Новая часть поэмы была названа им «Пир на весь мир». Ему хотелось непременно закончить ее, потому что он видел в ней свое завещание, свое последнее напутственное слово молодым революционным борцам. Основное содержание «Пира» определяется притчей «О двух великих грешниках», где поэт утверждает ту истину, что беспощадная расправа с тираном — святое, благородное дело.
В центре «Пира» — «народный заступник» юноша Григорий Добросклонов (в лице которого Некрасов прославлял Добролюбова), будущий революционный борец:
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.
И замечательно, что, несмотря на свою горькую участь, Добросклонов — единственный истинный счастливец во всей этой поэме Некрасова. Некрасов всячески подчеркивает, что на поставленный его поэмой вопрос, «кому на Руси жить хорошо?» — следует ответить: Добросклонову, революционному борцу за народное счастье.
Слышал он в груда своей силы необъятные,
Услаждали слух его звуки благодатные,
Звуки лучезарные гимна благородного —
Пел он воплощение счастия народного!
Счастье отдельной личности — только в служении народу. Таковы эти последние строки последней поэмы Некрасова.
Мысли, высказанные в заключительной части поэмы, были так дороги Некрасову, что он хотел возможно скорее обнародовать их. Но едва «Пир на весь мир» появился в журнале, как цензура конфисковала журнал и заставила вырезать оттуда произведение Некрасова.
Для умирающего это было тяжелым ударом. Он пригласил цензора к себе и стал упрекать его за трусость и невежество. Цензор «пыхтел, сопел и отирал пот с лица, как после жаркой бани, и только по временам мычал отрывистые фразы: „Да успокойтесь, Николай Алексеевич“, или: „Вот поправитесь, переделаете — тогда и пройдет!“».
Это увеличило предсмертные страдания поэта.
— Вот оно, наше ремесло литератора! — сказал он одному из докторов. — Когда я начал свою литературную деятельность и написал первую свою вещь, то тотчас же встретился с ножницами. Прошло с тех пор тридцать семь лет — и вот я, умирая, пишу свое последнее произведение и опять-таки сталкиваюсь с теми же ножницами.
Кроме этой поэмы, Некрасов, буквально на смертном одре, написал «Последние песни», где все та же тревога и боль о народе.
Его подвергли мучительной операции, которая лишь на несколько месяцев отсрочила смерть. Спать Некрасов мог только под сильным наркозом, страдания его были так мучительны, что бывали дни, когда он с утра до ночи непрерывно кричал, и все же нечеловеческим напряжением воли он находил в себе силы слагать свои «Последние песни».
Когда читатели узнали из этих песен, что Некрасов смертельно болен, его квартира была завалена телеграммами и письмами, где выражалась скорбь о любимом поэте.
Особенно растрогал больного прощальный привет Чернышевского, присланный из далекой Сибири:
«Скажи ему, — писал Чернышевский Пылину, — что я горячо люблю его, как человека, что я благодарю его за доброе расположение ко мне, что я целую его, что я убежден: его слава будет бессмертна, что вечна любовь России к нему, гениальнейшему и благороднейшему из всех русских поэтов. Я рыдаю о нем. Он действительно был человек очень высокого благородства души и человек великого ума. И, как поэт, он, конечно, выше всех русских поэтов».