Однако никогда никто не отзывался о нем в плохом свете. По тем рассказам, Таран создал у меня впечатление ответственного и строгого командира, который заботится о своих бойцах. Вот только своенравного.
Снова отозвался Антон и отрапортовал о прибытии. Старлей стал поочередно знакомиться с бойцами. Когда очередь дошла до меня, он приподнял темную бровь.
— Селихов? Не тот ли Селихов, кому медаль недавно вручили?
— Так точно, товарищ старший лейтенант.
Таран хмыкнул.
— Слышал. Отличился ты. Спас сержанта одного после несчастного случая. Мои уже баек про тебя насочиняли. Вроде той, будто бы ты сам сержанта за часы застрелил, а потом сам же откачивал.
Я хмыкнул в ответ.
— Будь все так, я б здесь не стоял.
— И то верно, — заулыбался Таран. — знаю, брешут. Развлекаются как могут.
Таран вдруг посерьезнел, добавил:
— Ты ж знаешь капитана Батова?
— Знаю. Тут много кто его знает.
— М-г-м… — загадочно протянул начальник заставы. Потом обратился к дежурному: — Ребят поднимай. Пора уже.
— Слушаюсь, — сказал дежурный и убежал, мелькнув нам красной повязкой на руке.
Спустя минуту во дворе появились человек семь бойцов. К ним почти тут же присоединились те, кто занимался своими делами. Старлей скомандовал строиться.
— Ну что, парни, — начал он, когда мы построились в две шеренги, причем молодых поставили вперед, — встречайте молодое пополнение. А вам, новички, я вот что скажу: застава у нас героическая, но и участок сложный. Высокогорный. Потому, то, что было в учебке, можете считать сейчас курортом. Тут будет у вас настоящая служба. И проявить вы себя должны как надо. По другому тут не положено.
С этими словами Таран почему-то глянул именно на меня. Взгляд его на мне задержался совсем недолго и поскользил дальше, по передней шеренге.
— Ладно, парни. Служба службой, но и покушать тоже надо. Давайте мы вас накормим, — улыбнулся Таран, — наш скромный коллектив, приготовил для вас скромный же солдатский обед. И…
Таран осекся. Калитка хлопнула, и во двор вошел офицер в шинели форме. Дежурный заставы поспешил к нему, чтобы встретить.
Офицер был один. А еще он был таджиком. На это указывало квадратное смуглое лицо и густые черные брови. Когда я смог рассмотреть погоны, понял, что офицер оказался капитаном. И было в его образе еще кое-что странное. Наперекор другим носил он с шинелью не шапку, а пограничную фуражку.
Я нахмурился. Припомнил, кто в частях обычно позволял себе такие фортели. Прибывший капитан явно был особистом.
Глава 18
Особист приблизился, вскользь отдал честь, и Таран ему ответил.
— Что, Толя, — начал особист с едва заметным акцентом, — свежую кровь принимаешь?
— Так точно, товарищ капитан, — ответил начальник заставы.
Особист сузил маленькие глазки, оценил нас взглядом.
— Вроде крепкие, — как бы спросил он сам у себя, а потом заключил: — надо, что б были крепкие.
— Товарищ капитан, подождите чуть-чуть. Мне бойцов надо разместить, — ответил ему Таран, и обратился к старшине, — Ваня, покажи новеньким, где им упасть. Потом пусть в столовую идут. Начинайте без меня. Я скоро.
— Слушаюсь, — ответил старшина, обратился к нам, — вновь прибывшие, за мной, шагом марш. Остальные — свободны.
Вместе со старшиной мы потопали в расположение. Старлей с особистом уже вошли в казармы первыми. Пошли направо, видимо, к канцелярии.
Мы же пошли налево. Спальные помещения представляли собой маленькие комнаты на четыре — шесть человек. Старшина показал нам койки, освободившиеся после увольнения старших в запас, и их тумбочки для личных вещей. Эти крохотные комнатки станут нашим домом на весь срок службе здесь, на заставе.
После, всех повели в столовую, под которую отвели дальнее левое крыло казарм. В столовой было жарко. За перегородкой, отделявшей маленькую кухню от обеденного залика, хлопотал низенький солдат. Он то и дело мелькал на входе, что-то туда-сюда носил.
— Елки-маталки… — Удивился Уткин, увидев накрытые столы.
Несколько небольших столиков на четыре человека были заставлены не хитрой, но обильной едой: тут была печеная картошка, квашеная капуста, нарезанный ломтями свежий хлеб только из печи, а еще какие-то хлебные лепешки. Но несомненно гвоздем программы стал шашлык.
На каждом из столов стоял полный таз больших жирных кусков баранины, исходивших паром.
— Ой! Пришли уже⁈ — Показался повар — маленький грузинчик с круглым лицом, — вай, молодцы! Ну рассаживайтесь, дорогие! Сейчас кушать будем!
— Ты глянь, сколько мяса! — пробурчал Вася Уткин, осматривая едово дурными после еды в учебке глазами.
— Это Алим постарался, — разулыбался белобрысый, худой как палка, ефрейтор, по имени Стасик, — ходил сутки тому в ночной наряд, да подстрелил барашка.
— Это вам дембельский аккорд, — рассмеялся другой солдат по имени Сергей, — они вам тушу вчера освежевали, разделали, замариновали. Мы с парнями, кто был посвободнее, сегодня до самого обеда шашлыки жарили.
— А где ж сам охотник делся? — Спросил я.
— Алим? — Отозвался Стас, — Алим сегодня в наряде, на белых камнях.
— Вай, — вернулся поворенок, — Алиму сколько раз говорил, голову не стреляй! Шею стреляй! Голову я приготовить хочу. Настоящий хаш сделать, пусть ребята попробуют! Он все никак не успокоится, только голову барашку и стреляет. И тогда голове все, кирдык! Только кусочки и полетели! Он, как зарядит из своей винтовки, так у барашка одна шея и остается!
— Ты, Гия, уже замучил нас, — рассмеялся какой-то сержант, имени которого я не знал, — одно хашем своим пугаешь!
— Эй! Обижаешь, дорогой! — Кажется, поворенок Гия и сам обиделся, — ты раз попробуешь, пальчики оближешь! Ничего другого потом кушать не захочешь! Ну, кроме чип-липш моего!
— Повар-виртуоз, блин, — рассмеялся сержант.
Не скрою, что это незатейливый, маринованный в уксусе шашлык, показался мне сейчас чуть не самым вкусным блюдом, которое я когда-либо пробовал. Новички лопали так, что, кажется, только за ушами не трещало. Ребята с заставы не отставали, да еще вдобавок и подначивали, мол, лопайте, пока лопается. Каждый день такого вам тут, само собой, не будет.
Атмосфера за обедом была на удивление дружеской. Мы быстро познакомились с нашими новыми сослуживцами, и те приняли нас, считай, как своих.
— Ребят, помощь нужна, — вдруг вернулся с кухни Гия, который еще ни разу не присел за стол, — там у меня помои. Надо выкинуть. А то печка греет, а они воняют так, что кушать не могу!
— Ну ты, тоже мне, — разозлился прапорщик Черепанов, — нашел, когда про помои нам рассказывать.
— Вам тут, товарищ прапорщик, не воняет! А у меня там на кухне такой… запах стоит, что жить нормально нет никакой возможности!
— А чего ж ты не озаботился заранее, а? Горицавия? Чего раньше не избавился от отходов?
— Так кушать готовил, товарищ прапорщик, — развел руками Гия Горицавия.
— Давайте я помогу, товарищ прапорщик, — встал я из-за стола.
— Селихов? — Осведомился Черепанов.
— Так точно.
— Ну помоги, только давайте быстрее. А-то тут сейчас все без вас слопают.
Я прошел на кухню. Гия схватил с пола большое ведро с помоями, мне сказал взять полный картофельных очисток тазик. Вместе мы направились во двор, через отдельную дверь.
— Саша джан, — болтал без умолку Гия, — ты мне расскажи, правда, на учениях медаль заработал?
— Было дело, — улыбнулся я.
— А как это было? Правда, ты, генацвале, спас сержанта на учениях, от гранаты?
— Это кто ж тебе такое сказал? — Рассмеялся я.
— Да, ребята, — задумался Гия, — они разное говорят. Кто говорит, что ты его от гранаты спас, другие, что его на учениях застрелили, а ты вытащил. Вот я и решил, что спрошу у тебя, раз уж ты к нам попал.
— Не было там никакой гранаты, — улыбнулся я.
Поворенок даже остановился. Обернулся ко мне и уставился удивленными глазами.
— Что, правда не было, что ли?
— Правда.
— Эх… жалко… А мне история про гранату больше всех нарвалась.
Я хмыкнул, спросил:
— Куда нести?
— Вон там, пойдем-пойдем! Увидишь! Там чуть дальше за складом, куча компоста. Мы ей огород удобряем!
Мы обошли казармы сзади, у забора. Когда вышли из-за угла, Гия вдруг остолбенел, бросил ведро.
— Ай! Куда! — Крикнул он, схватившись за голову, — ай, да еще в одной рубашке!
С этими словами повар неожиданно проворно помчался куда-то во двор. Я увидел, как он бежит на перехват маленькой девчушки лет четырех. Смешная и всклокоченная, она топала в одной беленькой рубашенке прямиком к конюшне, у которой оставили того самого жеребца.
Конь косился на девочку, волновался. Подгибал заднюю ногу.
— Куда бежишь! Ай, проказница! Папка увидит, ругаться будет! — Причитал при этом Гия.
К счастью, он быстро перехватил девчонку, поднял ее на руки и убежал куда-то в расположение.
Я остался один. А потом услышал тихий разговор. Глянул на приоткрытое окошко казармы. Быстро понял, что за ним расположилась канцелярия заставы.
— Спрошу еще раз, товарищ капитан, — продолжал Таран, — это точная информация? В прошлый раз мои бойцы всю ночь в секрете просидели, и ничего. А между тем ночью было две сработки.
— Информация надежная, как и информатор, — хрипловато ответил ему особист.
— В прошлый раз вы говорили то же самое.
— Толя, ты чего упираешься? Тебе сказано, что нужна будет засада, значит, сделаешь засаду. Или не получал приказа из отряда?
— Засада будет, тут обсуждать нечего, товарищ капитан, но и вы меня поймите. Сейчас граница неспокойная. Душманы к нам нет-нет да и залезут. Только в прошлом месяце две стычки. Одна на белых камнях, а другая… Там наряд вообще с того берега обстреляли. А сколько провокаций? Я уже считать запарился.
— И чего?
— Извиняюсь за прямоту, тащтан, — быстро заговорил Таран, — но вы нас дергаете уже четвертый раз за месяц. И каждый раз вхолостую.