Севернее Хулхуты мы покинули наших стрелков‑мотоциклистов и вернулись на базу. После вечерней «Лили Марлен» мы заснули, слыша отдельные выстрелы в степи, но не придавая им особого значения».
19 ноября в 15:00 начали выдвижение на передовую части 34‑й гвсд, в 17:00 – 899‑й сп, а в 20:00 – 152‑я осбр и 6‑я гвтбр400.
Марш завершился в 03:30. В немецких штабах царил оптимизм. Офицер штаба 2‑го мбат Эрнст Банге, придя вечером 19 ноября на командный пункт своего батальона, обнаружил там полное спокойствие. Командир батальона майор Линднер был настроен весьма оптимистически, и они вместе, пригласив батальонного врача доктора Тервельпа, распили бутылку джина. Бутылка досталась в подарок от майора Вольффа, командира 1‑го мбат 156‑го мп, занимавшего этот блиндаж парой дней ранее, и по оплошности забывшего спиртное.
В разгар вечеринки Банге принял звонок от командования полка. Его предупредили о шуме моторов советских танков и конском топоте в степи. Примерно в час ночи послышались первые выстрелы. Позднее немцы оценили советские силы в 4 дивизии и 60 танков.
Началось сражение401. В воздух поднялись зеленые ракеты, а на танках бригады Кричмана были размещены белые флажки с целью избежать столкновений между машинами.
103‑й гвсд выдвинулся на местность в 6 км севернее Хулхуты, и развернулся фронтом на юг. Передовой отряд полка был выдвинут на зимовья колхоза им. 1 мая, чтобы обезопасить часть от возможного удара с тыла, с севера. 105‑й гвсп, действовавший южнее элистинской дороги, занял зимовья колхоза им. Канукова, развернувшись фронтом на север, а его 1‑й батальон вышел на западные скаты высот, расположенных в 3 км восточнее Хулхуты, где стоял 2‑й батальон 60‑го мп, и открыл тревожащий огонь. Атаке в основном подверглись позиции 1‑го и 3‑го батальонов 60‑го мп.
В 23:00 бригада Кричмана и мотострелковый батальон 152‑й осбр прошли отметку 7.5 и выдвинулись на Сянцик. В 02:30 остальная часть 152‑й осбр заняла высоты 3.8 и 2.5. 2‑му осбат предстояло выйти к Сянцику, 3‑й занимал южные скаты отметки 6.4 и зимовье колхоза им. 2‑й пятилетки, а 4‑й выдвинулся к зимовью колхоза им. Куйбышева402.
Между тем у Хулхуты разгорелись ожесточенные бои. Сам поселок никакого значения не имел, если не считать расположенных в нем колодцев. Немецкая оборона опиралась на несколько господствующих высот, основная из которых располагалась южнее элистинской дороги. И сегодня на ней видны остатки немецких землянок.
Бой развернулся за полночь. В час ночи по позициям противника отработала артиллерия и после 15‑минутной артподготовки в атаку пошла пехота. Шел легкий дождь. Атака шла плотными порядками с криками «ура!», и, несмотря на огонь противника и большие потери, советские бойцы шли вперед.
С 03:30 основные силы 34‑й гвсд, восемь «катюш» 76‑го гвмп и танкисты из 565‑го тбр вели бой с 60‑м мп, поддерживаемым 146‑м артполком и частью танков 116‑го тбат. Советская пехота, поддерживаемая уцелевшими экипажами 565‑й тбр, поднималась в одну атаку за другой. Большие потери причиняла немецкая артиллерия и пулеметные расчеты. Однако гвардейцы смогли пробиться к немецким артиллерийским и зенитным батареям, а отдельные штурмовые группы проникли к обозам и захватили несколько бункеров.
Об ожесточенности боя свидетельствует отчет 2‑й роты 116‑го тбат:
«2:15 Танк № 201 подбит, экипаж эвакуирован.
2:30 Танк № 241 завяз сзади в яме. Русские со всех сторон, даже снизу, пытаются его уничтожить. Экипаж пока остается в танке и отбивается всеми средствами. Подошедший на помощь танк разгоняет русских, однако экипаж не может эвакуироваться, так как русские везде кругом, прячутся в ячейках и сразу же стреляют по экипажу. Обер-фельдфебель Ланге ранен в грудь, обер-ефрейтор Хольцхауэр тяжело ранен в голову, оба скончались от полученных ран еще в танке.
2:45 Танк № 215, пришедший на подмогу № 241 проваливается в ту же яму и при вытаскивании оттуда получает бутылку с зажигательной смесью. Обер-фельдфебель Лоренц, который вылез из танка для его вытаскивания, получает пулю в бедро. Унтер-офицер Ганаль при вытаскивании ранен в руку, оторваны большой и указательный пальцы. Русские постоянно атакуют новыми массами, которые постепенно уничтожаются. Отдельные вражеские части проникают в бункеры. Такое положение сохраняется до рассвета»403.
Полковник Вяль бросил в бой единственный резерв – 7-ю роту 2‑го батальона.
Пара «катюш» из 76‑го гвмп, пользуясь туманом, смогла пробраться мимо германских порядков и нанесла ракетный удар по позициям противника. Однако водители не догадались или не успели отойти с позиции. Через пару минут их накрыл залп германской батареи шестиствольных минометов.
По поручению майора Линднера его адъютант Эрнст Банге направился из КП к передовой. Позже он вспоминал: «Борьба была в полном разгаре. Сначала я добрался только до батареи легких 20‑мм зениток, и видел ее опустошительный огонь против русских. Примерно двести советских солдат скатывались вниз по склону, причем лишь немногие смогли достигнуть своих окопов».
Немецкая артиллерия вела огонь во все стороны света. Вот, например, что занес в свой дневник капитан Фогельзанг из 146‑го артполка: «Внезапно Советы поднялись со всех сторон. Мы открыли огонь вниз по склону из пулеметов и минометов. И снова наши метко выпущенные снаряды прижимали противника к земле и вырывали солдат из его рядов. Мы видели, как раненые отползают назад, а мертвые остаются лежать на земле. Мы выпускали снаряд за снарядом, методично и спокойно, но явно причиняя большие потери в колоннах русских. К девяти утра атака ослабела. После дополнительной артподготовки русские снова пошли вперед. Всюду мелькали их шинели. На западе и северо-западе разгорелись наиболее ожесточенные бои».
Эди Мозер, командовавший разведгруппой 16‑й мд, и оказавшийся в самой гуще событий, накануне участвовал в неудачном рейде, завершившемся гибелью мотоциклистов. Вечерняя перестрелка оставила равнодушным и его, и его уставший экипаж, но ночью сухие звуки выстрелов вплотную приблизились к их финскому сборному домику: «Подняв товарищей, и натянув мотоциклетную куртку, я выбежал к машине. С запада на север, мимо нас, в направлении зенитной батареи, шли сотни солдат. Ситуация вначале была настолько необъяснима, что я не был уверен, что масса людей состоит только из советских солдат. Только когда один из них уставил штык на мою грудь и выкрикнул что-то по-русски, я осознал всю полноту опасности. Что он сказал, я не понял, но ответил, как подсказала интуиция, сочным русским проклятием: «Йопта Твойу Матля!» Он отодвинул штык, и какое-то мгновение мы смотрели друг на друга, после чего он побежал дальше. Тем временем Советы были уже в ста метрах от удаленной огневой позиции зенитной артиллерии, и началась рукопашная. Несколько грузовиков зенитчиков загорелись. Мой Иван и я были освещены пламенем, и я радовался, что натянул на мотоцикл чехол, который был очень похож на русский. Пока я стягивал чехол, стрелок четырехствольной зенитки бросился к своему орудию и открыл огонь по наступающим русским. Спустя мгновение его подняли на два штыка.
На какое-то время русские оставили нас, и мы начали быстро заводить технику. Потерь не было, исключая раненного в шею случайной пулей командира передвижной радиостанции унтер-офицера Папу Класка.
Вряд ли в темноте мы могли вмешиваться в борьбу, не создавая угрозу собственным товарищам, поэтому мы отогнали машины на 70 м западнее, к 20‑мм зенитным пушкам. Здесь залегли и пехотинцы. С Фрицем Мебиусом я договорился, что на своей, оборудованной 20‑мм пушкой и радиостанцией, машине он постарается пробиться к Утте, к Шлейхеру, чтобы тот пришел на выручку. Это должно было получиться. Как выяснилось, Шлейхер, построивший там укрепления, также отражал атаки русских, которые наступили еще перед рассветом. Лично мне нужно было оставаться в Хулхуте. Нельзя было позволить покрыть наше имя разведчиков позором трусости.
Я нашел пустую яму для техники, куда и загнал свою машину. С рассветом борьба обострилась. Уже был различим в 70 м наш деревянный финский домик и стоявшая у него машина Вейсмайера, которую он, видимо, был вынужден оставить. И точно, из 20‑мм пушки этого бронетранспортера мы и были обстреляны! Мы немедленно открыли ответный огонь, и начали поливать свинцом все, что двигалось перед нами. Вместе с зенитчиками мы образовали огненную завесу. Из ямы, где находилась наша машина, мы выдвинулись к зенитчикам. И в это же время с юго-востока появился T-IV, а с ним пехотинцы, занявшие огневые позиции вокруг зенитчиков.
Появился Вейсмайер, начавший собирать экипаж. Недоставало только водителя, однако затем появился и он с советским рюкзаком, наполненным мылом. Он рассказал, что не смог завести машину, и был взят в плен русскими, но быстро вскочил на борт проезжавшей мимо передвижной радиостанции. Русские вскоре вновь заставили его поднять руки, но в темноте он смог опять скрыться, и сняв шинель с мертвого советского бойца, спрятался. Он видел, как Советы атаковали в направлении дивизионного медпункта, где жестоко расправились со всеми, кто не смог убежать, и затем направились в расположение батареи. Невысокий водитель Вейсмайера, которого звали Келькс или что-то наподобие того, использовал передышку, чтобы собрать из ранцев мертвых русских мыло, и теперь с сияющим выражением лица передавал его командиру. Мыло в степи было в большом дефиците.
Вокруг зенитки лежало 29 убитых и множество раненых. Те, кто еще уцелел, принялись их хоронить, прибегая к труду пленных. Одно 88‑мм орудие удалось исправить и развернуть его на север с тем, чтобы отбить попытки русской бронетехники просочиться в Хулхуту. Русская бронетехника была как раз на подходе. Около 11 часов с запада появилась колонна вражеских машин. Однако когда они достигли минного поля, мы открыли огонь и русские были вынуждены остановиться. Это было последнее крупное происшествие дня».
Еще одно свидетельство, гауптмана Фогельзанга из 146‑го ап: «Утром 20‑го, примерно в 2:50 утра все и началось. Сильный рев танков, на южном участке мощный обстрел из пулеметов и минометов. Через 15 минут на наши позиции прилетели первые залпы одного “сталинского органа”. Его ужасающий грохот заставил нас всех разбежаться. Это было похоже на звук из другого мира в тихой пустой ночи. Потом началось. Наши позиции были атакованы крупными силами пехоты и танков. Крики “Ура!” пронзительно и громко разрезают утреннюю тишину. Нас непроизвольно трясет от угнетающей неопределенности. В 5:40 русские уже были перед “высотой Готтвальда” (Gottwaldhohe). Было туманно, шел мелкий дождь.