Теперь разворачивается и 8‑я батарея. Ее тяжелые “чемоданы” с шумом проносятся над нашими головами. Теперь танки тоже увидели нас. Они останавливаются, поворачивают башни, вспышка, грохот! Первые снаряды рвутся между нами. Внезапно мощный огонь открывается и с “чешуйчатой высоты” (Schluppenhohe).
Выстрел за выстрелом в быстром темпе. Белые облака танцуют над колонной I‑го батальона 60‑го полка. Снаряды взрываются в его рядах. Две русских батареи ведут огонь по длинной людской колонне с 2000 метров. Быстрый разворот артиллерийских орудий, вой их снарядов, разрывы смешиваются со вспышками выстрелов 8 русских пушек, которые мы теперь четко видим.
Вдруг – грохот. Летят обломки, падают фигуры, один тягач горит, другой снаряд попадает в группу пехоты. Раненые катаются на земле, лежат разорванные трупы. Пушку придется бросить, тягач получил попадание в мотор. Раненые быстро перегружаются на другие тягачи, как гроздья винограда гренадеры облепляют ствол, станины и передок, сидят на капотах и подножках. Теперь по нам бьют танки: снаряд за снарядом. С криком “Ура!” русские бегут в атаку со всех холмов. В длинной маршевой колонне начинается ад. 16 танков стреляют с юга, 2 батареи с севера ведут огонь по узкой полосе людей и машин. С востока летят трассеры пулеметных очередей.
В строй влетают снаряды. Люди падают на землю. Быстро подают товарищам руку. Раненых грузят на следующее транспортное средство. Мертвые остаются лежать, места слишком мало для живых. Друг на друге лежат они в кузовах тягачей. Только бы вырваться из этого ада и не попасть в руки к русским, со всем остальным можно будет разобраться потом. Через четверть часа стрельба утихает. 1‑я батарея снова занимает позиции и отправляет несколько снарядов на восток. Напряжение спадает, на лицах появляется облегчение. Мы прорвались»429.
Вот что писали штабные офицеры 16‑й моторизованной дивизии:
«05:00. Теперь мы отошли довольно далеко. Солнце, кажется, начало всходить. Светлые лучи рассвета окрашивали туман в молочный цвет. В степи были видны движения техники – танков и автомобилей. 156‑й мп атаковал противника на широком фронте.
Советы, кажется, не понимали происходящее. Они вели по всей местности дикую и непрекращающуюся стрельбу. Они не могли вынести, что гарнизон ушел из Хулхуты. Теперь с юго-востока шла огромная колонна. Автомобили, орудия, тягачи… Вся техника увешана людьми, как гроздьями винограда. Это 60‑й мп.
05:30. Светает. Впереди колонны идет бронированный тягач генерала (фон Шверина). На нем развевается треугольный черно-бело-красный маленький флаг. Каждый боец знал, что командир вместе с ним. Вся степь казалась наполненной людьми и транспортными средствами, которые катились неупорядочено и быстро на северо-запад. Люди сидели в машинах, на подножках, на капотах, даже на стволах пушек. Это было бегство евреев из Израиля. Это было неописуемо».
Как выяснилось позднее, полковник Вяль оставил на окрестных буграх лишь силы прикрытия. Явно предвзято относившийся к Губаревичу штаб 28‑й армии сделал спустя две недели не вполне оправданные выводы: «При наступлении на Хулхуту отход противника был замечен с опозданием на 12 часов, что позволило противнику оторваться от наших войск. Утром 21 ноября дивизия доносила о продолжающемся упорном сопротивлении противника, между тем как в этот момент в районе Хулхуты противника уже не было»430.
Врач М.Н.Огнева и медсестра М.В.Мишукова 34‑й гвсд в калмыцкой степи
Начальник артиллерии 28‑й армии генерал‑майор Устинов дал более взвешенную оценку: «В ночь на 21 ноября противник оставил Хулхуту, прикрывая свой отход арьергардом, который до утра создавал видимость упорной обороны, а в 06:00 даже проявил активность в восточном направлении. Артиллерия 34‑й гвсд продолжила с утра 21 ноября вести огонь по заявкам пехоты, и только к 10:00 выяснилось, что противник оставил Хулхуту, и вывел свою группировку из-под удара наших войск, обойдя занятый 152‑й осбр Сянцик с севера»431. Аналогичная запись содержится в документации 905‑го сп, чей 1‑й батальон участвовал в боях за Хулхуту. Штабисты 905‑го сп указали, что 21 ноября в 04:00 немцы ушли из Хулхуты, прикрываясь сильным артиллерийским и минометным огнем432.
Утром у Сянцика окопавшиеся пехотинцы из 152‑й осбр (2‑й, 3‑й и 4‑й батальоны) подверглись атаке немцев, совершавших отвлекающий маневр. В атаке приняли участие 15 танков и до 2 батальонов пехоты, поддержанных огнем 23 орудий. 156‑й мп стремился сковать действия советских войск с тем, чтобы те не бросились в погоню за отступающим 60‑м мп. Алексеенко удержался лишь благодаря тому, что вовремя подоспели 11 автомашин со снарядами433.
В 08:00 21 ноября силы прикрытия 60‑го мп тоже начали отходить из Хулхуты на северо-запад, сквозь разрывы в позициях 34‑й гвсд. Только передовой отряд бригады Алексеенко наблюдал 80 автомашин с пехотой. Степная дорога была просто набита транспортом. В это же время наши войска вышли к остаткам саманных хижин Хулхуты. Потерявшая два танка и до 20 автоматчиков бригада Кричмана в 09:00 продолжила движение и вскоре заняла немецкие траншеи на юго-западе линии Калькутта. Сюда же подтянулись и бойцы 105‑го гвсп434. К 10:00 смолкли последние перестрелки.
Эди Мозер, на своей восьмиколесной машине прикрывавшей отход пехоты, удивлялся бездействию советских войск ничуть не меньше, чем Герасименко: «По наступлении темноты прибыл связной мотоциклист, который сообщил, что моя часть должна немедленно выступить в помощь пехоте для борьбы против советских танков. Так как у меня была только одна машина, я сразу направился в заданном направлении, но противника там не обнаружил. Через полчаса я вернулся к палатке. Убрав от входа два трупа советских бойцов, мы попытались наверстать упущенный сон. Но около полуночи прибыл еще один связной, который передал приказ покинуть Хулхуту до рассвета. Уходить было нужно в северо-восточном направлении, причем несколько танков, усиленные саперами, должны были расчистить минное заграждение и образовать коридор. В случае опасности, я должен был занять левый фланг, а Густав Вейсмайер – правый. В 03:30 мы должны были достигнуть минного поля.
Организация выхода была поставлена безупречно. Мы вышли южнее колонны на 1 км. Когда начался рассвет, мы смогли увидеть бронированную армаду русских. Мы шли всего в 3 км от них по полевой калмыцкой дороге, а русские на протяжении 20 км стояли на грейдере Утта – Хулхута. У каждого, кто вырвался из котла в Хулхуте, остались свои впечатления. Я хотел бы остановиться на том, что запомнилось мне.
Так, я читал сообщение хауптмана Вегельсанга о драматической борьбе, которая произошла во время атаки в час ночи. Моя машина была должна уйти из Хулхуты в 03:45 по пути, проложенному саперами через минные заграждения. В это время не было слышно ни одного выстрела. Когда между 04:00 и 05:00 начался рассвет, моя машина стояла еще в 1 км западнее Хулхуты. Севернее нас на Утту уходили автомашины и бронетехника дивизии. Вдоль дороги стояли советские танки, построившись как на параде. Стволы их орудий были направлены на север, а на башнях с биноклями стояли командиры.
Советы, скорее всего, не понимали, что происходит севернее дороги Хулхута – Утта, и надо было, как можно дольше оставлять их в этом неведении. Я надел свое пальто мотоциклиста и русскую каску. Наша пушка была направлена на запад, в немецкую сторону, а глаза мои смотрели преимущественно влево, на русских. Правее нас шла колонна, где в переполненных машинах сидели солдаты. Они сидели даже на лафетах и стволах орудий.
Становилось все более непонятно, почему русские ничего не делают. Особенно критичным стало положение, когда расстояние между двумя колоннами сократилось до 500 метров. Моя машина направилась вперед на Утту, в готовности быстро увеличить скорость при первом выстреле из гранатомета. После 4 км пути число советских танков южнее уменьшилось, но от Утты начал доноситься шум боя. Позже мы узнали, что рота 156‑го мп предприняла отвлекающую атаку. Все пребывающие к Утте транспортные средства уходили сразу на Яшкуль. Так как на этом неожиданности дня не заканчивались, я сразу пересел на старый восьмиколесный БТР, который только что вернулся из ремонтного цеха в Георгиевске».
Не без зависти советские пехотинцы осматривали немецкие окопы. Василий Кравцов из 771‑го ап 248‑й сд позже вспоминал: «когда заняли их окопы, заглянули в землянки и подивились, с каким комфортом они обустроились: стены фанерой обиты, одеялами утеплены. Похоже, здесь зимовать собирались»435. Схожие воспоминания остались и у Вениамина Пограничного из 159‑й осбр: «землянки, утепленные овечьими шкурами, вода и шнапс в канистрах, запасы еды»436. Ярких впечатлений набрался и его сослуживец Евгений Рогов: «немцы выкопали огромную яму, размером словно дом, обили изнутри ее овечьими шкурами, накрыли в четыре или шесть слоев. Потом, когда мы продвигались вперед, мы отбили у немцев эту землянку и в ней расположился уже штаб нашей бригады. Так что это помещение досталось нам от немцев»437.
Командир 152‑й осбр Алексеенко был вынужден издать отдельный приказ. В нем он предостерегал о заминировании немцами блиндажей и предметов обихода, а также необходимости осторожно подходить к использованию трофейных продуктов питания. В качестве примера Алексеенко привел случай, когда 21 ноября несколько человек из его бригады употребили захваченный в Сянцике этиловый спирт. В результате спустя два дня шесть из них умерли438.
Части 28‑й армии бросились к Утте. 34‑я гвсд сменила 152-ю осбр, заняв Сянцик. Гвардейцы остановились в Сянцике. Хулхуту занял 905‑й сп 248‑й сд. Сражавшаяся здесь 152‑я осбр выдвинулась на запад, к Утте.
В воздух поднялись самолеты 289‑й ШАД. За день было сделано всего 10 самолетовылетов, сброшено 24 бомбы, выпущено 58 РС и 1120 снарядов, 2600 патронов ШКАС. Летчики отметили попадания в 5–6 автомашин отходивших немцев. Два самолета не вернулись с задания