Чем занимался корпус? Ни много ни мало – охраной границ всей Империи. На Ждановке располагалась Петербургская бригада, а вообще корпус состоял из более чем тридцати бригад, разбросанных по всей Российской империи. Так что, возможно, я не прав, утверждая, что «имперская» Ждановка закончилась на доме № 15. Бригада Пограничной стражи хотя и размещалась в зданиях, не являющихся архитектурными шедеврами (однако взятыми в 2001 году под охрану КГИОП), свои имперские функции все же выполняла. В течение почти двух десятков лет для бригады возводились служебные и административные корпуса. Они строились разными архитекторами и не имеют единого стиля. Например, трехэтажные казармы по Ждановской наб., 39, сооружались, предположительно, по проекту Владимира Лучинского, а рядом стоящее служебное здание (дом № 37) – по проекту гражданского инженера Владимира Шевалева. Командование же размещалось в весьма вычурном трехэтажном здании в стиле модерн по Большой Спасской улице (ныне – улица Красного Курсанта), 34, сооруженном по проекту того же В. Шевалева. В этом же здании находилась и домовая церковь во имя святителя Николая Чудотворца.
Ждановская улица, 41. Бывшие казармы пограничной стражи. Фото 1985 года
В глубине участка находилась одноэтажная оружейная мастерская и кузница, построенная в 1890 году. По исполнительной смете, утвержденной технико-строительным комитетом МВД под руководством тайного советника Э. Жибера, стоимость сооружения составила 8798 руб. 94 коп., в то время как здание во дворе штаба (сохранилось до наших дней) потянуло на 14 677 руб. 28 коп.
Улица Красного Курсанта, 34. В этом здании находился штаб бригады Отдельного корпуса пограничной стражи. Фото 2011 года
Совсем затерянными выглядят бывшие административные корпуса и казармы, а ныне трехэтажные жилые дома в глубине квартала. Они имеют адрес по ул. Красного Курсанта, 34, но располагаются между этой улицей и Ждановской. Ввиду того, что дома давно не ремонтировались, создается впечатление глубокой древности. Его усиливает полуразрушенная стена в небольшом дворике и какая-то нелепая высокая кирпичная постройка почти без окон. При виде этой стены и постройки хочется немедленно взять лопату и начать раскопки в надежде обнаружить под ними шведское поселение XVII века, а может быть и стоянку людей бронзового века. Однако, поразмыслив, понимаешь, что под верхним слоем скорее всего лишь следы красильни купца Ф. Каттани.
Мариинский приют. Фото 1910-х годов
Судя по всему, единого плана застройки территории Отдельной бригады не существовало, и очередное здание возводилось по мере необходимости, сообразуясь лишь со служебной целесообразностью. Впрочем, здания хоть и выглядят разномастно, но построены добротно, что характерно для той эпохи.
Совсем недалеко от Пограничной стражи на рубеже XIX и XX веков обосновался приют Общества попечения о бесприютных детях, носивший имя великой княгини Марии Николаевны. Приюты были очень распространены в России, причем почти все они содержались на частные пожертвования, так что забота о детях и обездоленных вовсе не изобретение Советской власти. В 1906 году по проекту архитектора Роберта Марфельда (он входил в состав попечительского совета Общества) для нужд приюта на Ждановской ул., 8, возвели красивое трехэтажное здание в стиле модерн с крестом на куполе. Крест означал, что в здании имеется домовая церковь. В 1910-е годы к зданию пристроили шестиэтажный флигель.
Члены Общества попечения сдавали ежегодный взнос на содержание приюта, и, судя по тому, что в 1910-х годах здесь призревалось около семисот детей, можно заключить – в благотворителях недостатка не наблюдалось. В приют принимались дети в возрасте от 1 года до 8 лет; а детей старшего возраста – так называемых «выпускников» – старались обучит какому-либо ремеслу. В различных частях города для этих целей содержались ремесленные мастерские. Ныне в здании Мариинского приюта находится Институт прикладной астрономии РАН.
Какая улица Петербурга без трактира? Существовал он и в районе «имперской Ждановки» в доме № 2 по Ждановской улице. Название тоже имел соответствующее – «Грещя». В посетителях недостатка не было, так как рабочий и чиновничий люд составлял значительную часть населения улицы. Дом принадлежал вдове петербургского купца П.И. Чистяковой, которая сдавала помещение под трактир некоему Бровкину. Участок Чистяковой располагался на месте нынешнего дворца спорта СКА.
Купчиха, судя по всему, была весьма предприимчивой дамой. Кроме трактира на ее участке находился лесной двор, кузнечно-экипажная и обойно-столярная мастерские, здесь же проживало два ломовых и один легковой извозчик. Лошади содержались в небольшой конюшне рядом.
Ждановская улица, 8. Институт прикладной астрономии РАН. Фото 2011 года
Вообще соседство лошадей, извозчиков, лесных дворов и мастерских с монументальными корпусами Второго кадетского корпуса и Пограничной стражи, а также доходными домами не должно нас удивлять – новые владельцы, приобретая здесь участки, вынуждены были мириться с весьма убогим соседством. Так, Мариинский приют находился по соседству с участком А.В. Константиновой (дом № 4 по Ждановской ул.), где располагались закусочная, питейное заведение, а также несколько ломовых извозчиков. На соседнем участке Анкундинова (дом № 6), согласно адресным книгам, проживала «содержанка коров крестьянка Пелагея Кутьина». Интересно, где она пасла своих коров?
Ныне набережная Ждановки потихоньку меняется: то тут построили современный дом, то там. Появились здания № 25 и № 29, совершенно чуждые данной улице и по архитектуре, и по цвету. Ничего удивительного, ибо, как уже говорилось, с конца 1990-х годов идет новая волна перестройки города. Чем больше будет денег у бизнеса и чем выше спрос на новое жилье, тем эта волна будет мощнее. В этой связи интересен вопрос: почему краеведы, историки, да и просто рядовые жители города видят несуразность некоторых современных строений, а архитекторы их не замечают? Все решают деньги? Но за те же деньги можно построить вполне подходящее по стилю этой конкретной улицы здание. Красиво и безубыточно.
Нет, думается, дело в другом. Горожане, сознающие нелепость новых построек, хотя и не обладают специальными знаниями, но любят свой город, интуитивно ощущая архитектурную фальшь, а вот некоторые архитекторы, судя по всему, страдают равнодушием. Во всяком случае складывается именно такое впечатление. Амбиций же невпроворот. Только этим можно объяснить наступление безвкусия. Будем надеяться, только на коротком историческом этапе.
Имперская Ждановка (окончание)
Жизнь с парадной стороны
Было бы нелепостью утверждать, что имперский вид Ждановки подтверждается лишь архитектурным стилем ампир – нет, тогда мы вынуждены будем дать аналогичную характеристику и другим улицам центра Петербурга. Главное в том, что в этом районе Петербургской стороны располагались кадетские корпуса и военные училища, давшие почти весь цвет командного состава русской армии. Это был поистине оплот империи. Не случайно именно военные училища, когда молчала вся страна, восстали против большевистского переворота в октябре 1917 года.
Военно-образовательное значение района несколько снизилось в советское время, однако улицу Красного Курсанта и Ждановскую улицу из-за расположенных здесь военных учебных заведений продолжали именовать военным уголком Петроградской стороны. Судите сами: Академия им. А.Ф. Можайского, Военно-топографический институт, невдалеке Военно-космический Петра Великого кадетский корпус; а до революции – Инженерная и артиллерийская школа, Второй кадетский корпус, Дворянский полк, Константиновский кадетский корпус, Павловское, Владимирское и Топографическое военные училища. И все это на площади в несколько квадратных километров. Почему такая судьба была уготована району, порассуждаем позже, а пока отметим, что в 1960-х годах все «военное» символизировала для жителей этих мест Академия им. А.Ф. Можайского. Возможно потому, что жизнь ее тогда проходила с парадной стороны, то есть со стороны набережной Ждановки, как и задумывалось при строительстве, а не со стороны улицы Красного Курсанта, как сейчас.
…Ранним майским утром в открытую форточку нашей комнаты с видом на Ждановскую набережную вместе со свежим ветром врывался звук барабанов. Это выстраивались для парада части Военно-воздушной академии – так тогда именовалась «Можайка». Звуки марша будили меня, я быстро одевался, торопя родителей – не опоздать бы к тому моменту, когда курсанты под звуки духового оркестра двинутся от места своего квартирования к Дворцовой площади.
Академия располагалась через один дом от нас и все ее учения, приготовления и парады проходили на наших глазах. Утром в будние дни офицеры с пухлыми портфелями стекались к импозантному сталинскому дому с колоннами по Ждановской ул., 9, где находился парадный вход; здесь же останавливались автомобили с важными начальниками. При подготовке к парадам по набережной маршировали курсанты. Если что, движение перекрывалось, но это было не страшно, так как почти никакого движения в ту пору по улице и не существовало, разве иногда проходил троллейбус или грузовик на один из заводов Петровского острова.
Парады проходили тогда иначе, я бы сказал – значимей. Они проводились трижды в год: 7 ноября – в честь Великой Октябрьской социалистической революции, 1 мая – в День солидарности трудящихся и 9 мая – в День Победы; причем парады 9 мая вошли в практику лишь в середине 1960-х. В эти же дни город вечером салютовал. Где-то в 1970-х первомайские парады отменили (слишком накладно в мае два парада), оставив лишь демонстрацию трудящихся.
Ноябрьские мы не посещали – холодно и темно, а вот майские очень любили. В семь утра роты выстраивались в плотные шеренги возле Мало-Петровского парка. Флаги на заданиях от сильного ветра издавали хлопки, духовой оркестр, для которого это была последняя репетиция перед парадом, играл не жалея легких, а заметно нервничавшие командиры заставляли курсантов вытягиваться в струнку. Курсанты напоминали оловянных солдатиков из игрушечного набора, ибо так четко исполняли команды, что казались механическими. Да и вся набережная будто вытягивалась в струнку: стройные ряды курсантов на фоне таких же стройных и подтянутых зданий Второго кадетского корпуса.
Но вот приготовления позади, барабанная дробь становится резче, напряженнее, и колонны трогаются в путь. Маршировать до Дворцовой площади всего-то полтора с небольшим километра, но эти полтора километра колонны преодолевают часа за полтора, то и дело останавливаясь и пропуская вперед другие части, ручейками стекавшиеся с окружающих улиц и переулков. Движение по Петроградской стороне перекрыто, улицы и мосты отданы во власть жителей; чистые, еще не высохшие после прохода поливальных машин улицы сверкают на солнце, сверкают медью и инструменты духового оркестра, шагающего впереди. Люди постарше идут рядом, слушая «Амурские волны», «Березку», «На сопках Манчжурии». Вальсы в то время были очень популярны, на танцах обычно играли духовые оркестры, поэтому многие воспринимали парад еще и как бесплатный концерт.
Дети же, обступив шеренги худых, краснощеких курсантов, чередующих строевой шаг с вольной ходьбой, пытались вызвать их на разговор.
– Эй ты, белобрысый! У тебя шинель подвернулась, обернись! – приставали наиболее нахальные.
Курсанты, которые вблизи уже не напоминали оловянных солдатиков, косились, стреляли глазами, но не оборачивались. Вызвать их на разговор не получалось не только у нас, но и у молодых девушек, следовавших рядом. Курсантам было не до нас, для большинства из них это был первый парад в жизни, они волновались и выполняли все команды с удивительным рвением. Они знали: им нельзя опозориться!
Несмотря на то что втянуть в диалог курсантов не удавалось, мы были не в обиде. Где еще можно увидеть так близко при полном параде марширующие полки?
Перед мостом Строителей движение расстраивалось: оркестры переставали играть, шеренги шли только вольным шагом, и ручейками стекавшиеся со всех сторон воинские части по сигналам военных регулировщиков поочередно проходили мост.
Для большинства зевак шествие тут же и заканчивалось. Возле Дворцового моста стояли кордоны милиции, преграждая путь всем, у кого не было специального пропуска на Дворцовую площадь. Пропуска не было почти ни у кого.
Я с завистью смотрел на тех, кто в ответ на требование патруля гордо доставал из кармана пригласительный билет и, показав его, проходил на Дворцовую площадь, пока однажды моему отцу на работе не вручили точно такой же билет. Минуя плотные кордоны милиции, мы оказались на гостевой трибуне. Трудно описать, как я был разочарован. Сидели мы на задних рядах и видно было неважно. Да и на что было смотреть? В отличие от Москвы, в Ленинграде почти не было военной техники, танков и ракет, зато речи партийных руководителей отличались длиннотами.
После парада я решил, что гораздо увлекательней идти вместе с полками по улицам и видеть живые лица курсантов, ясно слышать команды командиров, чем созерцать безликие марширующие прямоугольники с официальной холодной трибуны…
Несмотря на то что военная жизнь проходила практически на наших глазах, из нашего класса поступать в военное училище никто не намеревался. Может быть, из-за муштры – она тоже не укрывалась от глаз. Кроме того, у многих моих товарищей по школе отцы были офицерами и служили в академии. Жили они, в основном, в Офицерском переулке в домах № 6 и № 8, принадлежавших академии, причем зачастую в отдельных квартирах, что считалось большой роскошью. Служба им нравилась, но парады и подготовку к ним они проклинали. Да и вся их жизнь проходила в постоянном ожидании перевода куда-то на «объект». Если это случалось, вся семья срывалась с места, и я своего товарища больше уже никогда не видел. Мне это казалось серьезной издержкой военной службы.
Кутузов, Ермолов, Чернышевский… на берегах Ждановки
Академия и академия, а что было в величественных зданиях, похожих на дворцы, по соседству с нашим домом, мы, будучи школьниками, как-то не задумывались, и если и слышали про Второй кадетский корпус, то только краем уха. Историческое любопытство в то время не очень-то поощрялось, ибо по официальной идеологии настоящая история началась в 1917 году, а все происходившее до того – «темное прошлое». Я даже поначалу думал, будто главные здания академии по Ждановской улице (дома № 9 и № 11) и есть бывший Кадетский корпус, но когда рассмотрел лепнину и увидел пятиконечные звезды, понял, что это советские пристройки. Столь же, правда, монументальные, как и здания Кадетского корпуса.
Здание бывшего Второго кадетского корпуса. Фото 2011 года
Его, кстати, чаще всего и вспоминают, говоря о военной истории района, и это объяснимо: самые импозантные с архитектурной точки зрения здания, фасадом глядящие на Ждановку, занимало это заведение. Чего стоит один только экзерциргауз, своим обликом напоминающий языческий храм (Ждановская ул., 15). Однако «военная» история района гораздо разнообразнее.
Начиналась она с Инженерного двора. Основанная в 1712 году указом Петра I Инженерная школа была переведена из Москвы в Петербург и разместилась в деревянных строениях по набережной реки Ждановки, отчего улицу иногда именовали Инженерной набережной. Как свидетельствуют источники, уже в 1733 году в Инженерном дворе на Петербургской стороне находились полковая церковь, чертежная, архив, школа, госпиталь, караульная, арестантская и жилые покои. Первоначально учеников было не более сотни.
В 1762 году Соединенная артиллерийская и инженерная школа была преобразована в Инженерный и артиллерийский шляхетный кадетский корпус (шляхетный – значит, дворянский), и, по некоторым данным, до 70 % инженеров и артиллеристов в русских войсках составляли выпускники этого кадетского корпуса. Учебное заведение, с 1800 года именуемое Вторым кадетским корпусом, просуществовало до 1917 года.
Список выдающихся личностей, его окончивших или в нем преподававших, внушителен: фельдмаршал М.И. Кутузов, «укротитель Кавказа» генерал А.П. Ермолов; герои войны 1812 года И.С. Дорохов, В.Д. Илловайский, А.С. Фигнер; декабристы А.Д. Кузьмин, М.Ф. Митьков, А.К. Берстель; поэт В.Г. Бенедиктов. В 1854–1855 годах учителем русской словесности 3-го ранга здесь служил Н.Г. Чернышевский. Он, кстати, и жил неподалеку – на Ждановской наб., 3.
Что же представляли собой кадетские корпуса в то время? Поначалу они копировали прусскую систему подготовки дворян к военной службе – жесткая дисциплина, муштра, казарма, однако постепенно стали вырабатывать отечественные традиции, делавшие упор на воспитание, прежде всего, честного и верноподданного человека. Немало этому способствовало обязательное посещение домовых храмов, существовавших при всех кадетских корпусах, а также доверительное общение кадетов с воспитателями.
Учебный процесс долгое время не был устоявшимся: то поощрялось, а то отвергалось изучение иностранных языков, то делался упор на науки, то на военную подготовку, причем свои неповторимые традиции имелись в каждом кадетском корпусе. Быт и устои военных училищ и кадетских корпусов неплохо отражены в русской литературе, в частности в произведениях Н. Лескова.
Так, в повести «Кадетский монастырь» директора Первого кадетского корпуса генерал-майора М.С. Перского и нескольких воспитателей Лесков именует не иначе, как праведниками за беззаветное служение делу воспитания русских офицеров. Директор корпуса был образован, безупречно и даже щегольски одет, но при этом вел почти монашескую жизнь и на все разговоры о женитьбе отвечал обычно так: «Мне провидение вверило так много чужих детей, что мне некогда думать о собственных». Неудивительно, что своих воспитателей кадеты, по словам Лескова, видели «в таком величии души, ума и характера, о которых не могли составить и понятия, но о которых, конечно, ни один из нас не сумел забыть до гроба».
Церковь Св. Александра Невского в здании Второго кадетского корпуса. Фото 1912 года
Да, была и муштра, и телесные наказания, однако не они определяли мировоззрение учащихся кадетских корпусов, а живые примеры воспитателей, поэтому выпускники вступали в жизнь «с задатками чести и хороших правил».
Кстати, Первый кадетский корпус, о котором пишет Лесков, хотя и располагался почти все время на Васильевском острове, на некоторое время с 1863 по 1887 год переезжал на Петербургскую сторону, на Большую Спасскую улицу.
Продолжая разговор о Втором кадетском корпусе, следует отметить, что наиболее значимые в архитектурном отношении здания корпуса построены в конце XVIII–XIX века. Архитектор Ф.И. Демерцов на Большой Спасской улице в 1795–1803 годах возвел учебные корпуса (нынешний адрес – ул. Красного Курсанта, 14–16), а по соседству Луиджи Руска в 1817–1819 годах – здание экзерциргауза, то есть места для упражнений.
Но воинская жизнь не замыкалась в стенах Кадетского корпуса. Иногда кадеты совершали прогулки по близлежащим улицам. Читаем у Льва Пунина: «7 апреля после 5-го урока состоялась военная прогулка 1-й роты с оркестром по улицам. Рука с непривычки устала от винтовки…» Во время маршей любопытная публика и особенно молодые барышни выстраивались на мощеных деревом мостовых, и под их взглядами кадеты еще старательнее тянулись в струнку.
В одиночестве на Ждановской и Большой Спасской Кадетский корпус оставался недолго. Развитие военного дела в России требовало увеличения выпуска офицеров, и уже в 1807 году при Втором кадетском корпусе создается Дворянский полк – учебное заведение для дворян не моложе 16 лет. Дворянский полк готовил в основном столь нужных русской армии артиллеристов.
В 1833–1837 годах для нужд этого полка на Большой Спасской ул., 21, возводится массивное красное здание, в котором позже разместится знаменитое Павловское военное училище.
«Я нашел, что выправка вообще опустилась, кроме Павловского кадетского корпуса…»
Так император Александр II в 1857 году характеризовал состояние военных учебных заведений в России, отмечая среди кадетских корпусов лишь выправку «павлонов». Этот корпус (впоследствии Павловское военное училище) расположился в зданиях, построенных в 1833–1837 годах по проекту архитектора А. Штауберта. Нынешний адрес сооружения: ул. Красного Курсанта, 21/Пионерская ул., 28.
Павловский кадетский корпус ведет истоки из Военносиротского дома. 19 февраля 1829 года Николай I издал следующий рескрипт: «Желая почтить память родителя Нашего Императора Павла Первого Я назначил переименовать основанный Его Величеством императорский Военно-сиротский дом, Павловским кадетским корпусом»[1].
В 1863 году уже указом Александра II Кадетский корпус становится 1-м Павловским военным училищем, получив от Кадетского корпуса не только имя, но и знамя, и сам император становится августейшим шефом училища. Штат училища составлял 300–400 юнкеров, обучение было двухгодичным. На Большую Спасскую улицу училище переехало в 1887 году с Васильевского острова из Меншиковского дворца.
Училище выпускало строевых офицеров и считалось одним из лучших в России, выправка «павлонов» признавалась образцовой. В этом смысле характерен эпизод с караулом у Зимнего дворца на праздник Крещения. Проходивший мимо вытянувшегося в струнку дворцового взвода генерал, поеживаясь на морозе, заметил командиру «павлонов»: «Вы дали бы им команду „вольно“». На что был ответ: «Ваше превосходительство, они у меня и так „вольно“ стоят».
Улица Красного Курсанта, 21, Здание бывшего Павловского военного училища. Фото 2011 года
В уже упоминавшейся юбилейной памятке к столетию Павловского училища отмечалось, что цели воспитания русских юнкеров заключаются в «глубоком укоренении чувства долга, воинского и верноподданнического; в образовании честного и мужественного характера; в развитии и упрочении сознания о высоком значении воина, призванного к защите престола и Отечества…»
Несомненно, «павлоны» соответствовали этим высоким требованиям. За время своего существования учебное заведение выпустило более 7700 тысяч офицеров, из которых 52 стали кавалерами ордена Св. Георгия. Среди выпускников такие известные личности, как русский военный министр (1898–1904 гг.) А.Н. Куропаткин, начальник Генерального штаба СССР (1945–1946 гг.) А.И. Антонов, генералы С.О. Жигмонт, П.С. Балуев, атаман Всевеликого войска Донского П.Н. Краснов, поэт С.Я. Надсон, писатель М.М. Зощенко и многие другие. И если среди выпускников других военных училищ России можно было выделить несколько имен, особо прославившихся в боях, то среди выпускников Павловского училища этого сделать нельзя, поскольку прославившихся сотни. В частности, в Русско-турецкой войне 4-я стрелковая бригада, куда влился весь выпуск Павловского училища 1877 года, за неуступчивость и решительность в боях получила название «железной». А в годы Первой мировой войны училище дало русской армии до четверти штабного командования. Многие удачные операции Первой мировой войны были спланированы именно «павлонами».
Здание Павловского военного училища. Фото 1910-х годов
В декабре 1898 года высочайше утвержден юбилейный знак об окончании Павловского военного училища: золотой венок, увенчанный императорской короной. На венок наложены золотые вензеля Николая II (сверху) и Павла I (снизу). На место пересечения ветвей наложена серебряная цифра «100». Как видим, знак уникальный. Право на его ношение получили все выпускники училища, а также преподаватели и классные чины училища. Лучше же всего подчеркивает статус училища тот факт, что с апреля 1908 года в его списках значился наследник цесаревич и великий князь Алексей Николаевич.
Портретный зал Павловского военного училища. Фото 1908 года
Юнкер Павловского училища. Фото 1907 года
Так чем же все-таки отличались «павлоны» от юнкеров других училищ? В какой-то степени на этот вопрос отвечает атаман Всевеликого войска Донского П.Н. Краснов в повести «Павлоны». Говоря об училищах, он писал, что «каждое имело свою душу – и одинаковые по своим программам, быту, офицерскому и преподавательскому составу – они были разными. Я это чувствовал тогда, когда сам был юнкером, но особенно почувствовал, когда, приводя в порядок свои воспоминания о Павловском военном училище, перечитал „Юнкера“ А.И. Куприна. Мы были юнкерами в одно и то же время: я – в 1-м Военном Павловском училище, А.И. Куприн – в 3-м Военном Александровском – все у нас было так, как описано у Куприна – так, да не так, а временами и совсем не так. Другой дух был у Павловского училища. Над одним училищем реял дух сурового Императора Павла I, над другим – благожелательного, добролюбивого, „либерального“ Александра I».
Уроки верховой езды в Павловском училище. Фото 1903 года
25 октября 1917 года Павловское училище было окружено солдатами Гренадерского полка и под угрозой пулеметного огня разоружено. 6 ноября того же года училище расформировали. Как показали дальнейшие события, большевики не напрасно боялись юнкеров.
Восстание юнкеров
Владимирское юнкерское пехотное училище располагалось всего в пятистах метрах от Павловского – на Большой Гребецкой улице (ныне – Пионерской) и почти все время находилось в тени своего знаменитого собрата. Оба училища имели славу строевых, соперничали между собой, но Павловское могло похвастать богатой историей и традициями, а Владимирское, основанное гораздо позднее, – нет. Однако сейчас, спустя сотню лет, слава владимирцев превосходит славу павлонов по одной причине: офицеры и юнкера Владимирского училища не приняли большевистский переворот 1917 года в Петрограде и остались верны присяге. По сути, училище стало единственным военным учебным заведением города, оказавшим серьезный отпор большевикам. К подробностям того трагического боя 29 октября 1917 года близ казарм училища вернемся позже, а пока об истории этого учебного заведения.
Учреждено Санкт-Петербургское пехотное юнкерское училище в декабре 1869 года. Поначалу обучалась в нем всего одна рота, размещавшаяся в небольшом здании на Большой Гребецкой (ныне – Пионерская ул., 16). Курс училища состоял из двух классов, военную науку изучали в объеме, необходимом для командования батальоном. По окончании курса выпускники возвращались в свой полк, где производились в офицеры по представлению начальства. С 1881 года юнкера оканчивали училище уже в звании подпрапорщика.
В 1899–1901 годах архитектором В.А. Колянковским были расширены и перестроены казармы по Большой и Малой Гребецкой улицам, а в 1900 году возведено здание нового офицерского корпуса по Офицерскому пер., 7. Это позволило увеличить штат училища, в 1901 году его расширили до четырех рот. 27 января 1903 года училищу пожаловано знамя, освящение которого состоялось в присутствии императора Николая II.
В 1908 году учебное заведение переименовано в Санкт-Петербургское военное училище, а с 1910 году стало именоваться Владимирским военным училищем – в память великого князя Владимира Александровича. Выпускниками училища в разные годы были: барон Н.И. Штакельберг – генерал-майор, кавалер ордена Св. Георгия; В.К. Арсеньев – известный писатель и исследователь Дальнего Востока; А.П. Кутепов – кавалер ордена Св. Георгия, один из руководителей Белого движения; И.В. Виноградов – штабс-капитан, впоследствии архимандрит Исаакий…
Любопытен сословный состав училища в годы Первой мировой войны. Из 314 юнкеров по состоянию на 1916 год почти треть учащихся (104 человека) была из крестьян; из дворян, купцов и семей офицеров – 25, 12 и 53 соответственно; из мещан и духовенства – 70 и 15. Таким образом, дворяне, прежде составлявшие основу офицерского состава русской армии, в 1910-х годах оказались в меньшинстве, но, с другой стороны, сословная картина армии в целом отражала сословную картину русского общества. Как отмечал в своих мемуарах А.И. Деникин, подобное было характерно и для действующих войск, где дворяне среди офицерства уже не были в большинстве.
Тем не менее, во время октябрьского переворота 1917 года именно юнкерские училища оказали самое ощутимое сопротивление большевикам по всей России. Приняли бой с новой властью Владимирское пехотное училище в Петербурге, Александровское – в Москве, Константиновское – в Киеве. Почему именно они? Дело, видимо, в том чувстве долга – воинского и верноподданнического, о котором писал Лохвицкий, а еще в иммунитете юнкеров к большевистской пропаганде. Воспитанные в патриотическом духе и в вере 17-18-летние юнкера, в отличие от солдат, не поддавались на революционные лозунги и по праву считались большевиками самой консервативной силой. Не случайно сразу после переворота оказались блокированы и разоружены самые опасные с точки зрения большевиков учебные заведения, в том числе Павловское военное училище. Приставлен караул был и к казармам Владимирского училища, однако на приказ разоружиться 29 октября 1917 года юнкера ответили отказом.
Владимирское юнкерское пехотное училище. Фото 1910-х годов
Дальнейший ход событий подробно осветили петроградские газеты октября 1917 года. По словам очевидцев, «в четвертом часу ночи к училищу подкатил мотор, из которого вышло несколько военных и двое штатских. Вдали, близ Малого проспекта, остановились несколько громыхавших грузовиков, переполненных вооруженными солдатами и два броневика. После короткого переговора приехавшие вышли, посылая угрозы и упреки юнкерам, и направились к грузовикам. Через несколько минут раздались первые выстрелы, всполошившие мирно спавших граждан в соседних домах. Сквозь ночную мглу сверкнули ответные огоньки выстрелов из окон училища и где-то затрещал пулемет…».
Так сейчас выглядят казармы Владимирского юнкерского пехотного училища. Пионерская улица, 16. Фото 2011 года
Утром 29 октября на штурм училища пошли солдаты Гренадерского полка при поддержке броневиков «Слава» и «Ярославль». Атака здания велась со всех сторон: от Малого проспекта по Большой Гребецкой, со стороны Геслеровского (ныне – Чкаловского) проспекта, со стороны Музыкантского переулка. Наступавшие стреляли из подворотен, пытаясь приблизиться к зданию, однако юнкера сдерживали натиск продольным пулеметным огнем. Возглавлял оборону училища полковник Н.Н. Куропаткин.
Встретив ожесточенное сопротивление, большевики предприняли попытку обстреливать казармы прямой наводкой из трехдюймового орудия, предварительно оцепив здание Павловского училища. Увы, «павлоны» так и не вступили в бой. Молчало и расположенное в ста метрах Военнотопографическое училище.
Вообще, силы сопротивления были чрезвычайно разрознены, а нерешительность Комитета спасения, состоявшего в основном из эсеров, самым трагичным образом сказалась на судьбе юнкеров. Помощь из других районов города вовремя не подоспела, хотя возможности для этого были, и училище оказалось блокировано. Трехдюймовое орудие большевики развернули на углу Геслеровского и Большой Гребецкой возле булочной Хлюстова и обстреливали боковой фасад училища с интервалом в несколько минут. В здании появились зияющие бреши.
Владимирское военное училище после штурма в октябре 1917 года
В 15 часов 15 минут красногвардейцы и солдаты с криками бросились к углу Музыкантского переулка и Малой Гребецкой улицы. Они выломали вход в одно из помещений, после чего начался погром училища. По рассказам очевидцев, «большинство юнкеров положило оружие, но несколько отчаянных бойцов, не желая сдаваться, бежали из чердачного помещения через отверстия в стене, спустились на соседние дома по связанным простыням и скрылись от преследователей. В самом же здании груды кирпичей были перемешаны с трупами юнкеров.
Место, откуда красногвардейцы вели огонь по Владимирскому военному училищу
Автор этих строк учился в школе неподалеку от места событий. В конце 60-х годов ХХ века нас водили всем классом к памятнику-пушке, стоявшей на углу Чкаловского проспекта и Пионерской улицы, рассказывая про бой между красногвардейцами и юнкерами, но мы не могли взять в толк, что это за бой такой был вдали от Зимнего дворца и почему пушка глядит своим стволом в здание больницы. Тогда этот вопрос так и остался непроясненным, а учитель истории то ли не знал, то ли не захотел объяснить, что единственное серьезное сражение в октябре 1917 года произошло в Петрограде не у Зимнего дворца, а на Большой Гребецкой улице.
Неоднократно я заходил и в больницу № 10, расположившуюся в здании Владимирского училища. Высокие потолки, каменные, словно отполированные лестницы, просторные холлы и сравнительно небольшие кабинеты. Ничто, казалось, уже не напоминает о Владимирском военном училище. Однако как праведники продолжают жить после смерти, так и погибшие за правое дело не остаются безвестными. Снос исторического здания Владимирского училища (памятника архитектуры XIX века), предпринятый в октябре 2007 года, как раз в девяностую годовщину восстания, сплотил всех, кто чтит русскую историю. Появились статьи, в которых восстановлена хронология событий, подсчитано приблизительное число жертв. На Смоленском православном кладбище найдено надгробие одного из юнкеров.
По некоторым данным, убитыми были найдены в училище 71 человек, ранеными – 130. Дорого стоил захват училища и большевикам. Корреспондент газеты «Новая жизнь» сообщал, что с окрестных улиц вывезено около двухсот тел красногвардейцев. Расстрелы юнкеров продолжались и в последующие дни. Несколько человек было расстреляно в Петропавловской крепости, несколько – в парке Лесотехнической академии. В конце концов восстала оппозиционная пресса (большевики еще не успели закрыть печатные издания), возмущенная расстрелами без суда и следствия, и оставшиеся в живых юнкера в ноябре были отпущены на свободу.
Как охарактеризовать октябрьское восстание юнкеров? Александр Вертинский посвятил восстанию юнкеров, но только московских, а не питерских романс:
Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в вечный покой…
Возможно, и выглядела тогда смерть мальчишек-юнкеров нелепой и ненужной, поскольку ничего не изменила в политическом раскладе страны, однако не выглядит она таковой сейчас. Юнкера решились на самое главное – на самопожертвование во имя долга и Отечества. И страшно подумать, что было бы, если бы этот подвиг некому было совершить.
«Военные картежники»
Курсанты различных военных учебных заведений стараются придумать друг другу какие-либо прозвища – иногда обидные, иногда смешные, но всегда характеризующие специализацию училища. Так, курсантов Высшего военнопожарного училища, впоследствии расформированного, называли «шлангами» за постоянное разматывание и сматывание шлангов на практических занятиях, а курсантов Военно-топографического училища именовали «картежниками», поскольку на летней практике в Ленинградской области их невозможно было увидеть без карты местности, на которой они все время что-то рисовали, преодолевая километр за километром. Читая мемуары выпускников училища, убеждаешься, что именно такую профессию, связанную с путешествиями, они и мечтали получить. Кто-то не поступил в Университет на географический, кто-то хотел стать геологом, но в конце концов оказался в Топографическом.
Датой основания Военно-топографического училища считается 1822 год, когда Александром I утверждено «Положение о корпусе военных топографов и училище военных топографов». Первый выпуск в 1825 году составил всего 12 человек, занятия проводились в здании Главного штаба. С 1826 года училище стало называться Школой военных топографов, а в учебном процессе большое внимание уделялось невоенным наукам: математике, геометрии, геодезии и астрономии. Топографы принимали участие в составлении карт Западной части России, Москвы, Кавказа, территории вокруг Ладожского озера, в «царских съемках» Петергофа и Царского Села. Ими же составлена первая рельефная карта Кавказа. Но окончательно сформировалось топогеофизическое обеспечение войск во время Русско-турецкой войны 1877-1878-х годов.
В 1863 году Школа была преобразована в военное училище. Топографов требовалось войскам все больше и больше, набор все увеличивался, и в 1886 году училище переехало в здание по Большой Спасской ул., 17, добавив суеты Петроградской стороне.
Существовавшую в здании с 1867 года церковь во имя св. праведных Елизаветы и Захарии перенесли на третий этаж и освятили во имя архистратига Михаила. Эта церковь при Военно-топографическом училище действовала до 1918 года, потом ее закрыли и переделали под спортзал.
Военно-топографическое училище на улице Красного Курсанта, 17. Фото 1970-х годов
На первый взгляд величавое здание по ул. Красного Курсанта, 17, где до последнего времени располагалось училище, как-то не гармонирует с узкой улочкой, переполненной снующими туда-сюда курсантами. Кажется, место ему на Невском или на Большом, а тут не то улица, не то переулок. Однако, взглянув на бывший завод Керстена или на здание Павловского училища, или экзерциргауз, убеждаешься – подобных зданий на улице Красного Курсанта немало.
В советские времена в здании некоторое время находилась Военно-топографическая школа, на обучение принимали даже девушек. Однако с 1937 года Школа вновь стала привычным Военно-топографическим училищем. В это же время территория училища расширяется: строится корпус по Музыкантскому переулку, в 1968 году сдается новый корпус по Пионерской ул., 20. Наконец, в 1980 году приказом министра обороны СССР училищу присваивается имя генерала армии А.И. Антонова. Что будет с училищем сейчас, во время масштабной перестройки военного образования в России, до конца не ясно. Пока это Военно-топографический институт им. А.И. Антонова.
Почему именно на Ждановке?
Уместно задать вопрос: почему военные учебные заведения с таким упорством группировались в районе Большой Спасской и Ждановской набережной. Была ли в этом необходимость, или процесс носил случайный характер?
Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним, что Петроградская сторона в XVIII веке – это слободы различных полков. Логично появление здесь Инженерной школы и Второго кадетского корпуса. Где, как не вблизи действующих полков, располагать военные учебные заведения? Однако если полки со временем переводились в другое место или за ненадобностью расформировывались, то потребность в кадетских корпусах и военных училищах лишь увеличивалась. Учебные заведения обустраивались, возводимые для них здания учитывали военную специфику, имели специальные учебные классы, плац, танцевальный зал, церковь. После обустройства перевод военных заведений в другое место был уже технически сложен, даже если бы в этом и возникла потребность.
Не должны мы сбрасывать со счета и характер местности. Ф.М. Достоевский в одном из романов, описывая район Большого проспекта Петербургской стороны середины XIX века, не находит иных эпитетов, кроме слова «глушь», употребляя его в романе не единожды. Понятно, что в «глуши» среди «ярко-желтых деревянных домиков с закрытыми ставнями», кадетские корпуса никому не мешали.
Советская и новая российская история ничего нового в этом смысле не добавили. На месте расформированных царских учебных заведений довольно скоро появились советские, иногда даже не меняя своего профиля. Так, хотя на здании Военно-топографического училища по ул. Красного Курсанта, 17, и висит табличка с надписью, что «в 1918 году в этом здании были открыты первые советские Петроградские пехотные курсы Р.К.К.А…», впоследствии здесь разместилось все то же Топографическое училище, добавив к «царскому» названию лишь слово «командное».
На месте Второго кадетского корпуса в советское время сначала была летная школа – не потому ли А. Толстой в своем романе «отправил» корабль на Марс из соседнего с летной школой двора; затем Военно-воздушная академия имени изобретателя первого летательного аппарата (в действительности ни разу не оторвавшегося от земли) А.Ф. Можайского, ну а после развала Советского Союза сначала Военный институт, а затем Военно-космическая академия.
Теперь, прогуливаясь по улице Красного Курсанта, ловишь себя на мысли, что, несмотря на смену эпох, названий учебных заведений и формы военнослужащих, по сути здесь мало что меняется. Ждут курсантов у проходной девушки, как некогда ждали кадетов и юнкеров, во время марша сигнальные с флажками перекрывают дорогу машинам, как некогда перекрывали дорогу извозчикам, и по-прежнему с крыш доходных домов свисают огромные сосульки, угрожая смертью спешащему по делу не то купцу, не то бизнесмену.
Увы, ныне жизнь Академии им. А.Ф. Можайского проходит «со двора» – со стороны улицы Красного Курсанта. Роты маршируют, двигаясь из корпуса в корпус, входят и выходят через проходные офицеры, подъезжают служебные машины… Зато парадный вход красивейшего здания со стороны Ждановской улицы стоит с наглухо закрытыми дверями. Почти нет прохожих, не видно военных, и не сразу поймешь, действующее ли это заведение.
С утилитарной точки зрения все понятно: перекрыть движение по Ждановской набережной и улице – это значит создать автомобильную пробку от Тучкова моста и до Васильевского острова. Парадным входом пользоваться стало неудобно, здесь невозможно припарковаться, даже выстроиться в шеренги курсантам из-за интенсивного движения негде. Повторюсь, с утилитарной точки зрения все понятно, а вот с эстетической – что-то не то. Или это кажется мне, сорок лет назад видевшему жизнь академии с парадного входа.