— Зачем в первом? И во втором так же доедем, — протестую я.
Но он настаивает:
— Нет, непременно в первом! Георгий Иванов уже достает чемодан.
— Давай скорей укладываться!
Адамович открывает шкап с моими платьями.
— Что вы возьмете с собой? Пожалуйста, поэлегантней!
Как будто мы едем не на неизбежный провал, а на праздник.
Но я и тут не спорю.
— Отбирайте сами, что хотите. Мне безразлично.
Адамович вынимает из шкапа мой белый костюм и несколько нарядных платьев, будто я в Монте-Карло только и делать буду, что гулять и переодеваться.
— А туфли какие, а шляпу? — спрашивает Георгий Иванов.
— Туфли белые и шляпу и сумочку тоже белые и светлые чулки, — командую я. Он аккуратно укладывает все это в чемодан, а я иду одеваться.
Весь день проходит в суматохе и подготовке к поездке. Я хочу не думать о ней, но это мне не удается. Хотя я и уверена, что из нее ничего не выйдет, я стараюсь заставить себя надеяться — а вдруг все-таки и удастся. Как бы это было хорошо. Я буду жить в доме, который мне так нравится, с деревьями перед окнами и белыми голубями, распускающими веером хвосты. Таких голубей я видела лишь на картинках, кажется, они называются турманы. И до чего мне хочется, чтобы мы жили именно в этом доме с Адамовичем! И как чудесно, если это осуществится!
И вот мы наконец в поезде. В купе 1-го класса. Мне никак не удалось уговорить Адамовича не тратить зря денег — ведь они нужны на игру.
Пообедать мы не успели, но Адамович накупил всякой съедобной всячины — и ветчины, и закусок, и пирожных, и минеральной воды, и вина, и даже бумажных салфеток. Они оба веселы. Их веселье мало-помалу передается и мне. Раз они оба так уверены в удачном результате — может быть, они и окажутся правыми. И как бы это было великолепно!
Жорж захватил с собой мой зеленый пушистый плед и мою круглую замшевую подушку. Оба они гораздо хозяйственнее меня. Я ложусь и спокойно сплю до самого утра.
Но к утру все мои иллюзии и надежды рассеялись. Я просыпаюсь в самом скверном настроении — меня за ночь укачало.
Они оба по-прежнему веселы и довольны и твердо верят в удачу. Пусть себе. Я не хочу их разочаровывать.
Зачем только я согласилась на эту глупую авантюру? Зачем?
Поезд идет возмутительно медленно. Нет, меня не восхищает ни лазурное небо, ни сияющее море, ни красные скалы Сен-Рафаэля, — я повторяю про себя:
Много раз я это видел
И потом возненавидел...
Я действительно смотрю почти с ненавистью и отвращением на всю эту красоту.
И вот наконец Монте-Карло. Слава Богу! Впрочем, славить Бога незачем. Ведь я уверена, что ничего, кроме неприятностей, меня здесь не ждет. Но я все-таки, выйдя из поезда, вздыхаю с облегчением.
Меня устраивают с чемоданами в кафе, а они оба отправляются разыскивать отель. Я, такая нетерпеливая от природы, готова к долгому ожиданию, так мне все безразлично. Но они уже возвращаются. Они нашли отель в двух шагах от казино.
— Отличный отель, — хвастливо заявляет Адамович. — И комната ваша отличная!
Как будто это важно.
Отель действительно хороший. И, наверное, дорогой. Напрасно Адамович зря тратит столько денег — ведь они нужны для рулетки. Но я не упрекаю его.
— Хорошо бы, мадам, поскорее переодеться и успеть побывать в казино до обеда — попытать счастье. Как по-вашему? — спрашивает Адамович.
Но тут Георгий Иванов благоразумно протестует:
— Ну нет! Ей надо отдохнуть. Она еле на ногах стоит. После обеда пойдем. Успеем.
Я киваю. Да, мне необходимо отдохнуть. Торопиться незачем. Успеем, успеем. Лучше бы мне вовсе не входить в казино. Но раз я обещала...
Восемь часов. Я уже успела отдохнуть, принять ванну и переодеться в белый костюм.
Надо идти обедать, но Адамович где-то пропадает, и мы его нетерпеливо ждем.
— А может быть, он просто лег и спит? Георгий Иванов стучит в дверь его комнаты, смежной с нашей. Ответа нет. Георгий Иванов возмущен.
— Он так торопился начать поскорее играть, а теперь запропастился куда-то, и я голоден. Давно пора обедать.
Но тут возвращается Адамович с букетом белых гвоздик.
— Это я для вас, мадам.
— Очень надо было, — ворчит Георгий Иванов. — Положи их в умывальник и поскорее идем обедать, а потом в казино.
Адамович ставит цветы в вазу.
— Я уже побывал в казино. Посмотрел, как играют, как вертится рулетка.
— Но, надеюсь, не играли? — спрашиваю я.
— Нет. Только умственно. Задумываю номер и, представьте себе, часто правильно.
— Так и продолжайте умственно играть. Вреда от этого не будет, — говорю я. — Но ради Бога, не на деньги.
Мы обедаем в каком-то маленьком ресторане, выбранном мной за недорогие цены, и, как полагается, едим спагетти, очень торопливо, не проявляя гастрономического интереса. Нам не до того. Мы спешим в казино.
В казино, как всегда, начинается с формальностей.
Меня, к моему удивлению, опять спрашивают, как спрашивали уже два года тому назад, когда мы были здесь с отцом, совершеннолетняя ли я. На что я не без гордости отвечаю, что я уже пять лет замужем. И вот мы входим в святая святых — в игорные залы.
Здесь все, как два года тому назад, и, как тогда, меня сразу охватывает и как бы всю пронизывает насквозь атмосфера азарта. Я ощущаю ее почти болезненно. Она действует на мои нервы и раздражает меня. Должно быть, я антиазартна или, напротив, очень азартна. Я не отдаю себе в этом отчета. Но во всяком случае, мне всегда неприятно и тяжело в казино.
Мы обходим игорные залы. Я выбираю стол. Я всегда стараюсь сесть рядом с крупье во избежание возможных недоразумений с игроками, желающими забрать чужой выигрыш, шумно настаивающими, что это их ставка. Своими жертвами они, по большей части, выбирают одиноких молодых женщин, уступающих им из страха скандала.
Играющих в этот поздний час немного, и мне удается занять место рядом с крупье. Я взяла с собой три тысячи, но для начала намениваю лишь одну на пятифранковые жетоны. И ссыпаю большинство их в свою сумочку.
Георгий Иванов и Адамович оба стоят за моей спиной. Я оборачиваюсь к ним:
— Уходите, вы мне мешаете.
Но они и не думают уходить, и я, решив не обращать на них внимания, начинаю играть.
У меня нет никакой системы, я играю просто по интуиции. Играю очень осторожно и мелко, пока не наиграю заранее решенную сумму, которую прячу в сумку.
При такой манере играть большие проигрыши невозможны, даже в случае невезения, а при малейшем везении неизменно, пусть мелко, но выигрываешь.
Недаром в Монте-Карло на мелкие выигрыши живет стая старичков и старушек, каждый день отбывающих «трудовую повинность» в казино в продолжение двух-трех часов.
Правда, все они что-то записывают и высчитывают, но дело не в их расчетах и «системах», а в осторожности, в выдержке, с которой они играют.
Первые мои три ставки удачны, и я, ободренная ими, начинаю чувствовать себя более уверенной.
— Ставьте крупнее. Чего вы скаредничаете? Ведь вам везет, — шепчет Адамович мне в ухо. — Ставьте крупнее!
Но этого я никак не могу перенести.
— Если вы сейчас же не уйдете, я перестану играть. И ты, Жорж, тоже убирайся. Вы мне оба мешаете!
И они оба исчезают, а я продолжаю все так же «скаредно» и расчетливо играть.
Результат скорее благоприятный. За два часа я выиграла тысячу двести франков. Но до чего же я извелась и устала! Пора кончать, и я меняю свои жетоны.
Они вдруг оба снова появляются за моей спиной. На этот раз я оборачиваюсь к ним, улыбаясь.
— Ну как? — спрашивают они в один голос.
— Не очень блестяще, но ничего. Лучше, чем я думала, — тысяча двести франков! Может быть, мы и не напрасно приехали. Но легче камни дробить на улице, чем так играть.
Я жду, что они оба очень обрадуются. Но Адамович хмурится, а Георгий Иванов зевает.
— Мне чертовски надоело слоняться от одного стола к другому и смотреть на эти алчные морды и дрожащие руки. Отвратительное зрелище, — он отодвигает мой стул и помогает мне встать.
Я оставляю несколько пятифранковых жетонов на столе, как полагается. Крупье благодарит, бросает их в кружку и любезно прощается со мной:
— Abientot, j'espere[44].
Я киваю:
— Ademain[45].
Ведь «завтра снова день безумный и веселый». Нет, совсем не веселый, а чрезвычайно тягостный. С этого первого вечера началось мое «монте-карловское хождение по мукам», как я впоследствии называла мое сидение с самого утра до позднего вечера в казино — с короткими перерывами на завтрак и обед, во время которых я не успеваю отдохнуть и хоть на минуту не думать и не говорить о рулетке.
К моему удивлению, то, что мне в первые же дни удалось — правда, с таким трудом — выиграть пять тысяч, не вызывает энтузиазма ни в Адамовиче, ни в Георгии Иванове, больше вообще не появляющемся в казино, а предпочитающем лежать в нашей отдельной комнате с романом Агаты Кристи. Адамович все продолжает хмуриться и упрекать меня за то, что я слишком «скаредно» играю.
— Вы могли бы в первый же вечер все отыграть, если бы ставили крупно!
— Да, но могла бы и все проиграть! Перестаньте меня учить. Я рисковать не намерена.
Георгий Иванов неожиданно заявляет:
— Мне кажется, ты была права. Нам ехать в Монте-Карло не стоило. Все это глупая затея.
Я просто не верю своим ушам.
— Не стоило? Ты шутишь, Жорж?
Но на него набрасывается Адамович.
— Что ты за чушь несешь? Молчи!
Георгий Иванов пожимает плечами.
— Не бесись, Жорж! Молчу. Но мне больно видеть, как Ира изводится за этой проклятой рулеткой. Ведь у нее слабое здоровье. Ей такой сизифов труд не по силам.
Разговор этот происходит по дороге в отель — всего несколько шагов, и мы уже входим в холл.
Я даже не спрашиваю, почему «сизифов труд», — ведь мой труд приносит ощутимые результаты. Я так устала, мне так хочется спать, что не до расспросов. Лечь, скорее лечь...