гни пудов за один под'ем сети. Обступят пионеры рыбаков, любуются на груды играющей чешуей рыбы.
Рыбный промысел является одним из источников существования крымского населения.
Пионерская организация об'единяет детей и в деревнях Крыма. Почти еженедельно приходят в лагерь местные пионеры-татары и проводят вечера в товарищеском кругу детей, с'ехавшихся со всех концов СССР. Они обмениваются своим опытом, показывают результаты своей работы, отплясывая национальные танцы и распевая свои крымские, российские, украинские, калмыцкие песни.
Артекские же пионеры во время своих экскурсий прежде всего заводят знакомство с местной ребятней. И ежемесячно каждая новая группа приехавших в лагерь посещает близлежащее местечко Гурзуф.
„Вчера мы ходили на экскурсию в Гурзуф. После мертвого часа двинулись в путь. Быстро достигли Гурзуфа, остановились около старого татарского кладбища, где по преданию татар погребен один святой. Этот святой будто бы покровительствует женщинам при родах. На кладбище над могилой „святого“ стоит огромное дерево. Каждая женщина после родов должна оторвать кусок своей одежды и повесить на это дерево.
Входим в Гурзуф.
По правую сторону улицы возвышается белая татарская мечеть. Эта мечеть самая красивая в Крыму. Она называется „Дворец чудес". Интересно бы побыть внутри нее, но с наружной стороны она очень красива.
На звуки барабанов и горнов изо всех домов и лавок высыпал народ. Кажется, что весь Гурзуф собрался встречать пионеров.
Входим в парк военно-курортной станции. В доме сейчас спят. Тихо под руководством одного командира прошли мы в парк.
Огромный, красивый парк, с громадными веерными пальмами и многими другими растениями. В парке находится дом А. С. Пушкина. Когда-то в нем жил А. С. Пушкин. Около дома находится огромное дерево. Под его ветвями можно накрыть стол, за которым может уместиться 150 человек.
Дом А. С. Пушкина весь в кипарисах. Один, самый большой, называется кипарис Пушкина. Дом Пушкина немного пострадал от землетрясения, но он еще сохранился как памятник.
За домом Пушкина находятся оранжереи военно-курортной станции. В одной оранжерее находятся четыре пальмы;.одной из них 120 лет, другой 80 лет, третьей 100 лет и четвертой 150 лет, и они все время растут так, что приходится копать вниз землю, а теперь поднимать крышу. В другой оранжерее находятся много южных деревьев: лимоны, апельсины, олеандры, чайное дерево и другие.
После осмотра парка мы собрались на площадке. Военно — курортная станция преподнесла нам подарки: винтовку, барабан, военно-морскую игру и несколько книг.
Мы сделали несколько выступлений и двинулись в обратный путь“.
У КОСТРА
Вечером, после того как прохладу спускающихся на землю сумерек прорежет звон колокола, призывающего пионеров к ужину, после того, как под навесом столовой отстучат ложки и вилки, пионеры, захватив скамейки, бегут на площадку. Они рассаживаются тесным кругом вокруг груды хвороста, обложенного камнями и желтым кольцом цветов.
Все гуще и гуще становятся вечерние сумерки. Они окутывают лагерь нежным темным бархатом одеяла ночи. Приближается южная теплая ночь, постепенно зажигая на своем фоне яркие мигающие лампочки — звездочки. На склоны гор набегают тени, страша своей таинственностью и неизвестностью. Но здесь, в дружном коллективе, около пылающего большого костра слышатся крики веселья, смех, говор.
Очередной костер зажигается.
Организующим движением руки Саши-клубного или старшего вожатого Миши водворяется тишина под четкие выкрики собравшихся.
Ти-ше Гри-ши,
Ко-ли, Ми-ши,
Са-ши, Ма-ши,
Пио-неры на-ши!
— Сегодня „костер самодеятельности”. Каждый должен принять в нем участие.
И один за другим выходят пионеры декламировать стихи, петь песни, играть на балалайках.
По смоченному песку площадки вокруг пылающего костра вихрем носятся танцоры, лихо отплясывающие русскую под треньканье балалайки и звон мандолины.
— Гип!..
— Га-а.
— В присядку, в присядку!
— Во как! Здорово!
— Гип…
— Гип…
Щелкающая дробь дружных аплодисментов награждает запыхавшихся танцоров.
— А теперь, — об'являет Саша-клубный, — давайте что-либо сделаем все вместе. Нужно, чтобы в ходу были и наши глотки и наши ноги. Поразмяться нужно, а то засиделись.
— Давайте, давайте!
— Мы попробуем провести новую массовую игру. Я вам буду рассказывать про двух охотников, про хорошего охотника Ваню и про вихлястого Саню. Если Ваня будет стрелять в зверя или птицу, вы должны встать и подражать этому животному. Если Саня— должны сидеть и молчать. Вожатые встанут против вас и будут подсчитывать количество сделанных каждой группой ошибок. Та группа, у которой окажется ошибок меньше всех, получает приз. Понятно?
— Понятно! Понятно!
— Мы начинаем.
Саша клубный сделал серьезное лицо, выставил правую ногу вперед и, как будто не замечая настороживших свое внимание и вытянувших к нему лица ребят, начал свой рассказ.
— Жили-были два заядлых охотника. Один хороший стрелок — Ваня и другой, что ни выстрел, то промах, — Саня. Вот собрались они однажды на охоту. Решили итти на Аю-даг. Все приготовили, выспались на сеновале и, захватив с собою собаку Чемберлена…
— Гав! Гав! Гав!
— … отправились в путь. Взяли еще с собой собаку Трезвона.
— Гав! Гав! Гав! — опять закричали ребята.
— … которая выскочила из конуры, понеслась вперед, задрав хвост, и вспугнула дремавших на дереве ворон…
— Кар-р! Кар-р!
— … и мирно мурлыкавшую, свернувшуюся комочком кошку.
— Мяу… Мяу…
— Вот идут Ваня и Саня и видят стадо коров.
— Му-у-у… Му-у-у…
— Невдалеке от которых улеглось стадо овец.
— Бя-я-а-а-а… бя-я-а-а-а…
— Увидал Ваня на склоне Аю-дага дикую козу..
— Бе-е-е-е… бе-е-е-е…
— … и говорит Сане: уж больно мне охота убить ее. Прицелился Ваня да как ахнет…
Ребята вскочили с скамеек и, радуясь, что не прозевали нужный момент, еще раз заблеяли по-козлиному.
— Бе-е-е-е… бе-е-е-е…
— Саня же, — продолжает Саша клубный, — увидал буйвола.
Молчат ребята и только отдельные голоса невнимательных прокричали слабенькое „му-у-у.."
Вожатые запоминают ошибки группы с тем, чтобы потом об'явить результат.
Долго продолжается еще рассказ Саши клубного, который, не взирая на внимательные взоры ребят, расхаживает вокруг костра и, как ни в чем не бывало, упоминает имена охотников и названия животных. Ребята же перебивают его подражанием животным, довольные, что не „проморгали".
„Костер страха" освещает красным заревом лица пионеров, внимательно слушающих старшего вожатого Мишу.
Миша Зак — представитель Центрального бюро юных пионеров и руководитель воспитательной работой лагеря. Был однажды с ним такой казус.
Приехала новая группа пионеров. Один из пионеров подходит к кому-то из взрослых и спрашивает его:
— Скажите, как фамилия Мише Заку?
— Зак, — отвечает ему удивившийся товарищ.
— Ну!.. Вы меня не проведете. Зак — это не фамилия.
— Как же не фамилия? Что же?
— Зак — это значит заведующий Артекской колонией.
— Кто тебе сказал?
— Сам знаю. 3—заведующий, а — артекской, к — колонией, а сокращенно — Зак.
— Какая же колония? Это лагерь. И потом не он заведующий, а старший врач Федор Федорович. Зак — это и есть Мишина фамилия.
Так вот этот Миша Зак открывает сегодняшний костер— "костер страха".
— Каждый из нас, — говорит он, — испытал страх. С каждым из нас был такой случай, который никогда не забывается. Вот давайте и расскажемте об этом во время сегодняшнего костра. Во время этих рассказов мы узнаем, что страх бывает от неизвестности, оттого, что не знаешь, что с тобой будет. Идешь, например, по лесу ночью, и вдруг что-то хрустнет. В голову полезет все, что угодно: и не зверь ли это какой, и не разбойник ли, а на самом деле никого нет— сучок тихонько хрустнул от ветра, или лист прошелестел, падая с дерева.
Мы — пионеры — должны знать, отчего бывает страх, чтобы не лезли в голову всякие черти, ведьмы, бабы-яги, колдуны и чтобы другим раз'яснять это.
Вот я вам расскажу для начала парочку случаев, когда я испытал страх.
Было это в 1922 году в Самаре. Мы тогда организовывали первые отряды пионеров. С одним из этих первых отрядов пришлось мне итти в экскурсию на ночь.
Пошли. Дорогой занимались разбором растений, разговаривали на разные темы, а к вечеру остановились на лужайке, разожгли костер, так же, как и сейчас вот, и начали проводить беседу о предрассудках, о чертях, о покойниках, будто вылезающих из могил, о том, что ничего этого не бывает. Беседуем мы около костра, над ним подвешен котелок с картошкой, в золу тоже картошка закопана — печется, а ночь темная, темная, — ни зги не видать, как говорится.
Вдруг в темноте недалеко от нас блеснул огонек, и потом появился большой человеческий череп, а впадины глаз освещены красным цветом. Я как стоял, так и остался. Смотрю на череп, а по спине мурашки бегают. Никак не могу сообразить, в чем дело. Ребята тоже затихли, прижались друг к дружке и смотрят. А череп весь освещенный, выделяющийся в темноте, потихоньку приближается к нам: все ближе и ближе… Через минуту один из пионеров поднялся и пошел к черепу, скрывшись в темноте…
Пионеры смотрят на Мишу в ожидании результата этой истории с черепом, так неожиданно появившимся перед самарскими ребятами, но многие уже начинают подсмеиваться, как бы догадываясь, в чем тут дело.
— Конечно, никакого черепа в самом деле не было, — продолжает Миша. — Ушедший к черепу пионер вскоре позвал нас, и мы увидели большой арбуз с хорошо вырезанными впадинами. Оказывается, один из пионеров, вероятно, под впечатлением нашей беседы, решил доказать тут же, что никаких покойников не появляется на земле. Он взял арбуз, обделал его, вставил в вырезы глаз два горящих угля, и у него получился тот самый череп, которого мы так испугались.