над ним, но сейчас времена были другими – лишь Агафья, Катерина и Кланя рубили капусту. Готовили ее трех видов: серую из зеленых листьев, полубелую из остальных листьев вилка и белую из сердцевин. Нарубленную душистую капустную стружку месили руками, налегая всем телом, щедро солили, трамбовали в ушата и спускали в подвал кваситься.
Мерный стук сечек о корыто тревожно отдавался в сердце Катерины. Она была счастлива, что объяснение наконец состоялось, но и несчастна одновременно: вдруг отец не благословит и Александр снова откажется от нее? Что скажет Дуська? И как же обрадуется Клопиха! И все в родной деревне, и Митрий в остроге, получив известие от родителей о ее позоре, тоже наверняка посмеются над ней.
Александр по-прежнему с утра до вечера пропадал в полях: крестьяне молотили хлеба и вывозили на остывающие поля навоз.
К Наташе приехал из Москвы учитель Григорий Иванович, и теперь во время уроков Катерина приходила помогать Агафье.
Послышался шум, и на кухню, не вытирая от уличной грязи сапоги, ворвался запыхавшийся Александр:
– Сядь, Катюша.
Агафья и Кланя, переглянулись и, поставив сечки, вышли из кухни.
– Скажи сразу. – Катерина по-прежнему стояла у корыта, не в силах шелохнуться.
– Брат прислал сегодня письмо, что женитьбу отец не благословляет, жену мою не примет и наследства меня лишит. Но и в тюрьму его не посадят.
– Я так и думала. – Катерина села на лавку.
Она давно готовилась к худшему, что никакой заказ не переубедит старика Сандалова благословить брак с крестьянкой. Она заранее смирилась со своей участью. Но Александр добавил:
– Готова выйти замуж без благословения? Я тебя ни на какое наследство не променяю.
– Да! Да!
– Не побоишься пойти за меня против родительской воли?
– С тобой мне ничего не страшно!
Александр продолжал воодушевленно:
– Теперь, когда отец спасен, я ничего ему не должен. Мы заживем просто, своим трудом. У нас появятся дом, земля, дети. Мы ни от кого не примем милости. Мы станем работать, воспитывать наших детей. Знаешь, мне как-то нагадали, что у меня их будет десять! Я стану много работать, чтобы ты ни в чем не нуждалась.
– Я труда не боюсь.
– Вот и славно!
– Вот еще хотела сказать тебе… Может, мне учиться грамоте, я ведь только по слогам печатными, а так хочется книги читать. Настоящие, – сказала Катерина и тут же испугалась своего впервые озвученного вслух признания.
– Учиться? Катя, зачем? Ты думаешь, что я, выучившись в университете, стал хоть немного счастливее? Конечно, нет! Я узнал мое счастье, лишь встретив тебя! Ты – самое лучшее, что случилось в моей жизни!
– Да, да, ты для меня тоже!
– Тогда даже не думай об этой глупости! Мы будем счастливы вместе, у нас родятся дети. Только в этом счастье – в семье. Неужели ты думаешь, что для тебя этого не будет достаточно?
– Ну конечно, нет. Ты – это все, что мне нужно.
«И действительно, чего мне еще нужно?» – думала позже Катерина. Она радовалась, что выходит замуж за лучшего человека на свете, которого любит, будет просыпаться с ним рядом, прикасаться к нему, готовить для него еду, рожать ему детей – это и есть ее предназначение.
На ручниках, постельном белье и платках Катерина красной гладью выводила «ЕС» (Екатерина Сандалова), мысленно, не без гордости, привыкая к новой фамилии.
Сандалова… Эта фамилия ей нравилась куда больше, чем простая Бочкова. Чудились в ней какие-то завитушки, переливы, замысловатости. Сандалова…
Готовить приданое и дары было приятно – дни проносились быстро. Не дожидаясь больше приезда родственников из Новгорода, в октябре на Покров устроили сговор. В этот день незамужние девушки бежали в церковь ставить свечку: кто раньше поставит – раньше и замуж выйдет. А ее, Катерину, эта участь больше не волновала: в этот день Бочковы ожидали Александра. Детей с утра облили через решето на пороге избы, чтобы зиму не болели, а потом принялись печь пироги. Дуська заранее заготовила бражки и растрезвонила о сговоре на все Дмитрово.
Когда Катерина и Александр обменялись кольцами и образами, ей расплели тугую, заждавшуюся косу, закрыли лицо и надели траурное, «печальное» платье, которое предстояло носить до свадьбы.
Вспоминая сговор, то, как волновался Александр, прося ее руки, Катерина вышивала, любовалась кольцом и думала о своем будущем доме. Еще в конце октября Александр опахал купленную у Николая землю под будущий хутор: целых тридцать десятин раскинулись между Берновом и Павловским на правом берегу Тьмы, на пригорке близ переправы. Как раз напротив больницы, где они провожали в тот день солнце, – вспоминала она последнюю встречу наедине с Николаем. Больше они ни разу не разговаривали – он как будто избегал ее. После сговора до свадьбы Катерина осталась жить у родителей и готовить приданое.
Николай мчался галопом из Старицы, где навещал настоятеля монастыря. Случилось то, что могло навсегда изменить его жизнь. Он получил от Анны письмо, где она призналась, что уходит к Левитину, и просила отпустить ее. Настоятель подтвердил, что прелюбодеяние жены является поводом для развода и что Николай сможет венчаться во второй раз.
Когда Николай проехал Братково, ему вдруг прямо под ноги бросился заяц. «Плохая примета», – подумал Николай. Вспомнилась ему прошлогодняя охота, как он тропил зайца и как устремился к Катерине, боясь потерять ее. Их поцелуй, на который она страстно ответила тогда.
Николай въехал в Дмитрово, влетел в избу Бочковых и, запыхавшись, сел на конке. Отца дома не было – уехал в лес за дровами. Катерина, которая вышивала приданое у окна, испуганно вскочила. Глашка и девушки, помогавшие причитать и готовить дары, замолчали. Вмешалась Дуська и выгнала всех:
– Чего уши греете?
Катерина робела, сидела молча, снова склонившись над вышиванием. Ждала. Сердце занималось от страха: что-то будет? Неспроста он приехал.
Николай, морской офицер в отставке, воспитанный утонченным гувернером-французом, выписанным из Парижа, никогда до этого не пел на людях, уверенный в отсутствии слуха, вдруг вполголоса затянул песню, потому что именно она, где-то подслушанная им, сейчас наиболее точно отражала то, что творилось у него на душе:
Уж как ретиво сердце
Да истомилося во мне.
Доставалась моя любушка
Другому, а не мне.
Иголка замерла в пальцах. Катерина покраснела: «Что ж он мучает меня? Я ведь невеста».
Николай встал и, тяжело дыша, подошел к Катерине, рухнул на колени у ее ног и порывисто взял за руку.
Набравшись решимости, Николай торопливо, сбивчиво заговорил:
– Ты нужна мне, Катерина. Я скажу ему сам, не бойся. Ты ни в чем не виновата – все я. Разведусь – это решено: только что был у игумена – он благословляет на повторный брак. Я свободен. Ты станешь моей женой, мы будем вместе воспитывать детей. Обещаю: я сделаю тебя самой счастливой на свете! Соглашайся! Да?
Катерина затрепетала. Он, барин, стоял перед ней на коленях в бедной убогой избе, умоляя стать его женой, носить дворянскую фамилию Вольф, воспитывать его детей как своих. Он, от чьих прикосновений ее обдавало жаром. В его глазах она видела мольбу, но и напор, влечение, перед которым стало трудно сдерживать себя.
– Мы уедем отсюда. Уедем сегодня же. Никто не подумает о тебе плохого, – продолжал уговаривать Николай, прижимая к себе ее ладони.
– Вы хотите владеть мной, вы не любите меня.
– Нет, нет! Клянусь тебе! Никого дороже у меня нет!
Катерина помолчала, потупившись.
– Прошу вас, не надо!
– Но ты ведь тоже что-то чувствуешь ко мне, я знаю. И теперь, когда я свободен, когда нет никаких препятствий…
Николай сжимал пальцы Катерины. «Это его одеколон, тот самый», – догадалась Катерина, вдыхая знакомый запах. Дурман, морок. Что же мне сказать ему? Какая мука!
Катерина думала: «Александр говорил, что я для него идеал. Вижу, чувствую, что для Николая я плоть, которой он хочет владеть».
Послышалось, как скрипнула калитка, и вот донеслись торопливые шаги в коридоре. Приехал Александр. Катерина вздрогнула и попыталась вырвать пальцы из рук Николая.
Николай больно сжал ее руку:
– Скажи мне! Да? Да?
Катерина встала:
– Оставьте меня. Все решено.
Николай мигом встал и отошел в дальний угол дома, подальше от Катерины.
Сейчас он ему все скажет. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную! Что будет?
Мужчины поздоровались. Николай выглядел подавленным, но кое-как взял себя в руки и выпалил оправдание своего внезапного появления в доме Катерины:
– Вот, Саша, заехал посмотреть, как приготовления к свадьбе идут, не требуется ли чего.
Александр, пребывающий в радостном настроении от приближающейся свадьбы, не заметил напряжения Николая и того, что Катерина покраснела:
– Хорошо, что встретил вас, я как раз хотел пригласить стать моим дружкой на свадьбе. Никого более близкого у меня здесь нет. Вы так много для нас сделали – не откажите и в этот раз.
Катерина онемела. Неужто согласится? Будет у нее на свадьбе после всего? Откажись! Откажись!
Николай замялся.
– Да разве я могу? Никогда не был и не знаю, что и как. Лучше выбрать кого-то более опытного, – он с тоской развел руками, глядя на Катерину.
– Это не важно, я именно вас хочу дружкой! – уговаривал Александр.
Сил сопротивляться у Николая не было. Отказ Катерины ошеломил его.
Николай в глубине души надеялся, что она любит его, и отказывала лишь потому, что он был женат. Николай неестественно, излишне радостно воскликнул:
– Ну что же, тогда конечно! С большим удовольствием!
– А полудружьем позову Петра Петровича, – добавил Александр, – он вам все подскажет, что делать, – свадьбу сыграем самую настоящую крестьянскую – купеческого я ничего более не желаю.
– Понимаю.
Александр поклонился:
– Я… Мы с Катей очень рады – для нас такая честь!