давно сдали в колхоз. И вот звонкие молочные струи окатили и с шипением затушили огонек.
Вернувшись в дом, Катерина аккуратно, стараясь не пролить ни капли, процедила пенистое теплое молоко. Больше недели корову не доила, сегодня Саша встанет, а на столе кувшин, накрытый полотенцем. Катерина улыбнулась. Огарок обсушила передником, снова затеплила и воткнула в пустующий красный угол.
Церковь закрыли еще в конце 20-х: по Бернову шныряла бригада, врывалась в дома и забирала иконы. Навсегда. Катерине чудом удалось схоронить в подполе и тем самым уберечь венчальные и несколько родовых, которые привез в Берново Александр. И теперь, по праздникам, чтобы помолиться на иконы, Катерина тихонько спускалась в подпол, вытаскивала из стены только ей известный щербатый камень и разворачивала сверток. Ну, здравствуйте, родные…
Уже больше десяти лет работала библиотекарем. Помогла Вера: жена уважаемого врача и учительница хлопотала в районе и добилась, чтобы взяли именно ее, Катерину.
Хлопнула дверь. Катерина вздрогнула. Сейчас, в разгар сева, колхозники появлялись редко, и то под вечер.
Вошел мужчина, очень высокий, плечистый, с темными, зачесанными назад волосами. Катерина сразу отметила, что приезжий, городской: синий бостоновый костюм, начищенные новые ботинки. «Наверное, начальство из района», – подумала Катерина. Незнакомец протянул руку:
– Здравствуйте! Сергей Константинович Розенберг, корреспондент «Московского комсомольца». Скажите, у вас есть свежие газеты?
– Здравствуйте. «Правда», «Труд», «Известия». И «Московский комсомолец» тоже. Есть и наши – «Социалистическое льноводство» и «Знамя ударника». Вам какую?
– А вы так себя и не назвали…
– Катерина Федоровна Сандалова. Что вам показать?
– А можно все посмотреть?
Катерина разложила последние газеты на столе в читальном зале, а попросту в одной из комнат избы, которую занимала библиотека.
– Я в командировку к вам. Пишу про вторую стахановскую весну, про сверхранний сев. Вы про это слышали?
– Раньше сеяли на Сидора, а то и позже. А почему раньше теперь сеять надо – не знаю.
– Ну как же – это льноводство на высоком агротехническом уровне. С тем, чтобы удвоить урожай: с одного гектара десять центнеров льноволокна.
– Старики говорили сеять, когда рябина зацветет, кукушка закукует. А в этом году весна поздняя, вон и на Федота метель была… Агрономы в Москве сидят, а природу не обманешь.
– Как интересно вы рассуждаете. Вы из этих мест?
– Да, здешняя я.
– А я из Москвы. Как раз где агрономы сидят. Бывали в Москве?
Катерина смутилась:
– Нет, что вы, никогда…
– Почему? Вы непременно должны поехать. Большой театр, Третьяковская галерея, Красная площадь.
– Да как-то и не думала никогда. Не до того было.
– Вот сейчас и поезжайте.
– Как? Вот так прямо взять и поехать?
– Э… да. Взять отпуск, собрать чемодан.
– У меня и чемодана никакого нет.
– Ну хорошо, не чемодан, а сумку какую-нибудь. Я не знаю.
– И что же я, приеду, и что там буду делать?
– Как что? Гулять, любоваться, зайдете в Третьяковскую галерею, в этом году выставляют Сурикова, Крамского. Знаете, какая Москва красивая? Приезжайте непременно!
– Даже не думала никогда вот так взять и поехать. То нужда, то дети малые.
– А что же сейчас, взрослые дети ваши?
– Взрослые. Саша медицинский в Москве закончил, но я так ни разу и не приезжала к нему туда. Дети меньшие, корова. Муж ездил. А сейчас сын здесь, в Бернове, врачом работает. Не захотел в Москве оставаться, как я его уж просила.
– Зато повезло с врачом деревне.
– Наш предыдущий врач, Петр Петрович Сергеев, очень хороший был. Куда-то уехали с женой отсюда. – Катерина одна знала, что Петр Петрович с Верой уехали в Тверь, сменили фамилии, скрыли происхождение Веры. – Саша на него равняется. Петр Петрович за него в Москву ходатайствовал. Сам к экзаменам готовил, сам в Москву поступать возил. Коля у меня еще есть. Никоша мой… – Катерина на мгновение задумалась. – В армии сейчас. И Глаша. В Ржевском педтехникуме учится.
– А муж чем же занимается?
– В совхозе счетоводом работает. Вы надолго к нам?
– Сам не знаю. Может, на неделю, а может, и дольше. Не знаю. Потом еще куда-нибудь поеду. Я на одном месте не задерживаюсь.
– Так что же, дома не ждет вас никто?
– Нет, никто. Я не женат, и не был никогда.
– Как же так?
– Все как-то не пришлось. Ездил много. Туркменистан, Монголия, Маньчжурия. Ходил в кругосветку на ледоколе «Красин». Вы, может, слышали, как спасали челюскинцев? Вот я там был.
– То есть вы так запросто плыли на ледоколе?
– С другими журналистами, с экипажем. Интереснейшие люди, скажу я вам.
– А вы что же делали?
– Писал.
– Писали?
– Ну да, я же журналист.
– И правда. – Катерина рассмеялась.
Розенберг тоже рассмеялся. Он с удивлением понял, что ему хорошо и легко с этой простой женщиной. Подсчитал, что раз сын уже врач, то Катерине должно быть около сорока. Но на вид она казалась моложе, лет тридцати пяти, не больше. Розенберг был знаком со многими московскими модницами, время от времени случались любовницы, поэтому он не считал себя профаном. Ее длинные не по моде волосы были уложены в незамысловатую прическу. Розенберг отметил, что седина еще не проявила себя. Несмотря на работу на земле, руки у нее были хоть и не изящные, но аккуратные, маленькие. Одета она была просто, не броско, но в то же время со вкусом. Белая с вышивкой зефирная блузка и прямая хлопчатобумажная, расширяющаяся книзу, модного фасона юбка подчеркивали ее стройность. Она отличалась от столичных красоток, пахнущих «Лориган де Коти», с короткими волосами, уложенными волной, и с ярко накрашенными губами. «Сама шьет», – догадался Розенберг, заметив на столе журнал «Работница».
– А знаете, можно я еще зайду к вам, Катерина Федоровна?
– Конечно, сейчас хоть и посевная, библиотека работает, люди заходят. Устраиваем читки газет, журналов. В этом году отмечали столетие со дня смерти Пушкина, четыреста пятьдесят лет со дня рождения Шота Руставели. У нас и книг много новых.
– Каких же?
– «Мать» Горького, «Поднятая целина» Шолохова, «Как закалялась сталь» Островского. Есть и зарубежные: Ромен Роллан, Войнич. А сейчас в нашем районном «Социалистическом льноводстве» печатают отрывки Ярослава Хашека. Да вы уж, наверное, читали…
Розенберг усмехнулся:
– Читал. Вот мы в следующий раз и обсудим. Интересно мне услышать ваше мнение, Катерина Федоровна.
– Ну что же, до свидания.
– До свидания.
Розенберг ушел, и Катерина невольно загрустила. Как бы хотелось хоть на миг стать такой же смелой, повидать мир! Она не желала себе другой доли, но все же представила себя пилотом самолета, бесстрашно пересекающего океан, или за рулем открытого, как на картинке в газете, сверкающего металлом автомобиля. «Ох, нет». – Катерина стряхнула с себя морок и вернулась к работе: нужно было приготовить книги для агитфургона, который отправлялся в поля, к жаждавшим знаний калининским льноводам, вступившим в социалистическое соревнование с узбекскими хлопкоробами.
Вечером Катерина подоила корову и, дожидаясь с работы Сашу, принялась сбивать масло из собранных накануне густых желтоватых сливок. Деревянная маслобойка с пестиком из обрезанной ветки осталась еще от старых хозяев.
Катерина любила домашнюю монотонную работу: можно было спокойно предаться воспоминаниям, вернуться в то время, когда она была счастлива и любима. Катерина задумалась о встрече с Розенбергом, но очень скоро отвлеклась, мысленно планируя посадки на огороде. Земли осталось мало, важно было распорядиться ею с умом.
Вот-вот должно было получиться влажное желтое, как только что вылупившийся цыпленок, масло, а Саши все не было. Катерина привыкла, что сын приходил поздно, часто затемно: ведь он был единственным врачом в селе, к тому же хирургом. «Случилось что?» – стала волноваться Катерина. «Ты все равно его потеряешь… потеряешь… потеряешь» – зловещее предсказание Вовихи не давало покоя.
Но вот скрипнула калитка. Катерина поспешила навстречу:
– Саша?
Саша вбежал в дом и, не в силах скрывать радость, обнял Катерину:
– Мам, я женился.
– Как женился?
– Да вот сегодня в милиции, в ЗАГсе. Смотри – «Азбуку коммунизма» подарили. – Саша положил на стол книжку.
– Что ты говоришь такое, сынок? Не заболел ли?
– Нет, мама. Ей-богу, женился!
– И не сказал, не посоветовался?
– Знал, что поймешь.
– Так на ком же, Саша?
– Я же говорил тебе – Паня. Из Крутцов. Ты забыла, что ли?
– Как забыть? Но ты же с ней только вот недавно познакомился?
– А зачем ждать, если я люблю ее? И никто мне никогда так не нравился, как она.
– Может, ты должен был жениться?
Саша покраснел и нахмурил брови.
– А, ты об этом? Нет, не должен. Она порядочная. Не ожидал я, мама, что ты вот так.
– Ну что ты, Саша, милый мой. Но куда ж ты так поторопился? Присмотрелся бы. С хорошей наживешься, а с плохой намаешься.
– Мама, ну как же ты! Как объяснить тебе? Я увидел ее, и все ясно стало!
– А что за семья у нее?
Саша замялся:
– На что мне семья? Я же не на семье женился, а на ней!
– Ох, сынок, сынок. Говорят же: посмотри на тещу – жена такая же будет.
– Все это глупости, мама. Пережитки. Ты бы видела, какая она хорошенькая!
– Хорошенькая! Они в девках-то все хорошенькие бывают! Откуда только плохие жены берутся?
– Ну почему ты сразу про плохое? Ты даже не видела ее! Я так и знал, что вы с отцом отговаривать меня начнете!
– Что же тут отговаривать, Саша? Уж дело сделано. Но все понять не могу, почему ты как полагается не женился? Познакомил бы. Посватался. Или ты только у нас не спросил, а ее родители знают?
– Не знает никто. Ты первая. Мама… Я уверен, что Паня тебе понравится, уверен!
– Ох, Саша… Как же так… Но что же делать? Приводи.