На берегу зеленого моря, у подножия желтых гор — страница 6 из 15

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЧТО ТАКОЕ ГРЕЗЫ?

БУМАЖНЫЕ КОРАБЛИКИ

* * *

Мне было лет шесть максимум, когда… кто-то научил меня складывать кораблики из бумаги. Кто — я точно не помню. То ли отец, то ли дед. Я вообще не очень хорошо помню детство, только какие-то отдельные события. Некоторые из них хотелось бы забыть… Из его рук кораблики выходили ладные и красивые да к тому же еще и прочные. Он долго мог качаться на воде, не размокая и не разваливаясь. На вопрос, как это получается, он ответил, улыбнувшись: «На все надо умение». Я тогда извел все тетради. И старые, и новые, подготовленные к школе. Естественно, получил за это нагоняй, но зато научился создавать из простого бумажного листа настоящие морские суда. И вот я решил спустить хотя бы один на настоящую, большую воду. Часто шли дожди, после которых по тротуарам во дворе текли бурные пенные потоки. Я недоверчиво посмотрел, как подпрыгивает вода на камешках. Такая, пожалуй, любой корабль погубит. Но судно качнулось и устояло. Устремилось вперед. Правда, до первого крутого поворота, а там — неизбежное крушение. Но на этот короткий миг я стал настоящим капитаном настоящего судна, а ручеек обычной дождевой воды — вышедшей из берегов рекой. С того дня я заболел морем и кораблями. Заставлял родителей выискивать все возможные журналы на эту тему, пытался делать какие-то модели, макеты. Ничего, конечно, у меня не получалось, детские руки не обдалали достаточной силой, чтобы совладать с крепким деревом. Но от этих занятий я получал нечто большее, чем модель фрегата…

* * *

Я ушел незаметно. Постарался, во всяком случае, и, думаю, у меня это получилось. Они были слишком заняты своим горем. Я чувствовал себя подонком, последнейшим из существующих. Я бежал, бросал их, кто называл меня своим другом… Я всегда был эгоистом. И правда, есть место ли мне в этом мире? Не мой ли приход породил жуткую трещину, в которую так невыносимо несет гнилью? Рассвет близок… На этот раз скалы не пропустили меня так просто. И не было краба, чтобы показать мне трещину. Спрыгнув на песок, я почувствовал себя разбитым и усталым… Сел, поджал колени к подбородку, уставился на горизонт. Как, право, странно все. Я всегда верил в судьбу. Неужели этот мир был обречен заранее? Неужели ничтожный человечишка — пешка в руках пресловутого рока? Как не хочется в это верить… Холодный прибой мерно выкатывался на песок. Звезды уже погасли, скоро встанет Солнце. Что будет, если меня найдут здесь? Что подумают? Бежать, скорее бежать… Я сделал корабль желтым в память о городе. Понимал, что скоро все узнают о гибели города, гибели непонятной, пугающей. Не стану ли я своего рода изгоем после этого? Не поставят ли печать? А-а, хватит печься о себе, пусть. Зато мне будет спокойнее. Бережно положил, именно так, судно на воду, осмотрел со всех сторон, вывел на борту зелеными буквами: «Чибис». Почему именно так? Как вы яхту назовете, так она и поплывет… А я хочу, чтоб не плыл, чтоб порхал над волнами. Надулся лимонный парус, наполнился ветром, будто изголодавшееся по кислороду легкое. Сам я встал у штурвала. Да, в том мире такого бы не получилось. Там бы пришлось орудовать парусами, поворачивать туда-сюда, а здесь верти себе штурвал, а оно все само делается. И вроде бы легко и весело скользить вот так над зеленой водой — все-таки мечта детства исполнилась, несмотря ни на что, но гложет душу тоска. Все дальше и дальше берег с маленьким крабом… Взошло Солнце, разбежались желто-розовые лучи по воде. — Эй, морячок! Я вздрогнул от неожиданности. Прямо на борту, свесив ноги, сидело… существо, иначе не назовешь, потому что таких маленьких людей я еще не видел. — Пассажира не возьмешь? — спросило оно. Впрочем, он. Существо явно было мужского пола, на это указывали пышные наполовину седые бакенбарды, короткая бородка. Одет он был в серые брюки, белую рубашку и тоже серый плащ. — Откуда ты взялся? — спросил я. — От верблюда. Корабельный я. Ну, чего смотришь? Домовые — в домах, а корабельные — на кораблях. Должен же кто-то проверять, не полопалась ли обшивка, нет ли трещин в днище… Ну? — Ну… — я развел руками. Аргументы этого человечка показались мне в высшей степени убедительными. — А зовут-то тебя как? Он удивленно посмотрел на меня, но потом удивление сменилось снисходительностью, мол, люди, чего от них еще ждать. — Чибис, сам же назвал. Не говоря больше ни слова, Чибис сбросил плащ, принялся лазать по мачтам. В конце концов, устало отдуваясь, сел обратно на борт. — Неплохо, — заключил он. — Совсем неплохо. Куда идем-то? Я пожал плечами. — Подальше. — Тогда почему Подальше находится именно в той стороне? А почему не в той или не в той? — Подальше — оно везде. Кроме одного места, от которого подальше. — Правь-ка ты на северо-северо-восток, там есть острова, я не помню, как называются, но природа там… — Чибис мечтательно закатил глаза. «Любитель природы», — проворчал я, но все же развернул корабль, хотя, мне не так уж сильно хотелось вновь попадать к людям. Мы молчали. Я слушал шум воды у бортов корабля, посвистывание ветра. Ветру я подставлял лицо, мне становилось легче, когда он обдавал меня соленой прохладой. Я понял, что счастлив. — Любишь ветер? — спросил неожиданно Чибис. — Люблю… — И я люблю. Особенно когда он поет. Слышишь, как поет? Я прислушался, но уловил только обычный морской шум. — Нет. — Не тем слушаешь, душой слушай… Вот:

Ветер осенний

Царь дуновений,

Мир — твой печальный трон.

Помнишь ли, ветер,

Дол на рассвете,

Лютни прелестный звон.

Чибис не пел, а, скорее, просто читал. То ли наизусть, то ли действительно ему надиктовывал ветер. Я вслушивался в слова. Голос маленького человечка становился все объемнее, терялись присущие ему интонации, зато примешивались новые.

В небо летели

Нежные трели,

Вздохи и смех в садах.

Дни и недели

Длилось веселье,

Но унеслись года

в никуда

без следа.

Звуки голоса рождались из шума волн. Теперь я понял, что имел в виду Чибис. Песня звучит не в ушах, она рождается в самом сердце того, с чем ты стал одним целым…

Ветер осенний

Царь дуновений,

Ты — мой последний друг,

Песней правдивой

Твой сиротливый

Пусть раздается звук.

Светлым обманом,

Томным дурманом,

Верой покой смути.

Верой в цветенье,

В птичее пенье,

В то, что весна в пути,

чтоб прийти,

нас спасти… [2]

— Ну как? — улыбнулся с борта Чибис. — Понравилось? — Понравилось. А что это было? Неужели действительно ветер? — Ну не я же, у меня и голоса нет. Остановись! Корабль почему-то не посмел ослушаться маленького человечка. И остановился, лег в дрейф. — Зачем ты это сделал? — спросил я. — Посмотри за борт. Я перегнулся, вгляделся в воду. Здесь она тоже была зеленой, но не мутной, как возле берега, а почти прозрачной. Там, в глубине, угадывались очертания… крыш? Крыш, домов, улиц. И я увидел людей. Они спокойно шли по своим делам. Некоторые запрокидывали головы и показывали пальцами на днище корабля — он отбросил на город немалых размеров тень. — Это Вали, подводный город. Вернее, водяной. Хочешь поближе посмотреть? Мне, конечно же, хотелось, только… — А там живут… люди? — Ну а кто же? Да все нормально, просто прыгай и плыви вниз. Как только встанешь на… э-э… дно, поймешь. — Просто прыгать? — Просто прыгай. Я еще раз посмотрел в воду. Интересно, что будет, когда в легких закончится воздух? А если они могут дышать, стоя на дне, то успею ли доплыть до дна? Надо попробовать… Сделав несколько глубоких вздохов, я перекинул ногу через борт. Страшно, черт подери! Инстинкт самосохранения, который ошибочно считают ослабшим — тем, кто так считает, не доводилось прыгать в воду посреди океана! — тянул меня назад, на прочный настил, а еще лучше — на землю. Но я прыгнул. Пока долетел, сердце не билось, будто бездвижно повисло в груди. Чибис смотрел на меня сверху. Я нырнул. Плыть было удивительно легко, вода почти не сопротивлялась, так что верхушек зданий я достиг сравнительно быстро. В легких еще оставался небольшой запас кислорода. Но стоило остановиться — давлением выталкивало обратно, наверх. Но когда я, наконец, прикоснулся ступнями к мостовой вся упругость воды исчезла. Я на всякий случай попрощался с Солнцем и землей, зажмурился, вдохнул… И ничего не произошло. Никакого удушья, никакой воды.

Вали оказался очень красивым городом. Здания его выдержаны в странном стиле, смешении готического средневекового с острыми пиками, стрельчатыми окнами и пышного барокко. Кое-где возвышались башни. Эти были вообще вне всякого стиля. Я так понял, они имеют какое-то конкретное предназначение. Издалека башня была похожа на обрубок деревянного цилиндра с тупым концом. Вблизи впечатление оставалось практически таким же, только добавлялась видимость камня. Я сомневался, что башни каменные. Я бродил по городу до самого вечера. Вечером хотел вернуться на корабль, но был застигнул закатом — и не смог. Закат! Это даже не то, что наверху. Днем свет здесь зеленоватый, лучей почти нет или же они выглядят, как струи светлой воды. А вечером… Повсюду плавают кроваво-красные блики, со всех сторон надвигается темнота. Похоже, что в ночи носят зажженные фонари. Когда же закат отгорел, я просто побоялся покидать город. Во-первых, вода в море наверняка стала холоднее — в Вали-то температура от Солнца не зависит. А во-вторых, неизвестно, каких животных я могу встретить по пути наверх. Там скользили какие-то фосфоресцирующие пятна. С наступлением теноты на улицах зажглись фонари. Не электрические, а, скорее, животного или растительного происхождения. Они светились всевозможными цветами и свет от них был не резкий, а мягкий, обволакивающий. Еще некоторое время я видел гуляющих прохожих, но потом улицы опустели. Надо где-то ночевать… Замерзнуть я н