расного моря, то слово «красный», по-видимому, указывает на его южное месторасположение, а вовсе не на цвет морской воды.
…Из Мохи мой путь лежит на север, вдоль морского берега. Дороги нет, и машина идет прямо по полосе прибоя, давя высохшие водоросли и пустые ракушки. Недалеко от берега, на мелководье, важно гуляют фламинго с розовым оперением. Стайки чаек шаловливо бегают по воде и взлетают в воздух при приближении автомашины. Низко над морем, как тяжелые самолеты, идущие на посадку, пролетают пеликаны.
К десяти утра солнце стоит почти в зените. Недалеко от моря Видны песчаные барханы и ровные озера застывшего волнами песка. Несколько раз приходится переезжать заболоченные места, заливаемые водой во время прилива. Море выбрасывает сюда водоросли, которые, разлагаясь — под солнцем, распространяют вокруг ужасное зловоние.
Небольшой поселок Хоха населен рыбаками и крестьянами, сеющими в окрестностях дурру на песчаной земле. Мелкую сардину, — которую в больших количествах вылавливают рыбаки, здесь же, на берегу, немного присаливают, сушат на пальмовых циновках, упаковывают в мешки и отправляют в Ходейду. Местные рыбаки утверждают, что море у берегов Хохи преснее, чем в других местах, а на глубине 5–6 м можно наткнуться на массы пресной воды. Это, по-видимому, подводные ключи или в море выходят воды Вади-Сувейдара.
Едем через Хейс на Забид. Слева от дороги — однообразный серый пейзаж, оживляемый редкими кустарниками тамариндов и акаций, справа в голубой дымке возвышается хребет Джебель-Дубае. Сейчас здесь проходит отличная автомобильная дорога, построенная при содействии Советского Союза. В период строительства сонный Хейс, все население которого умещалось в небольшой средневековой крепости, стал одним из мест, где жили советские и йеменские специалисты и находились склады оборудования и стройматериалов. Вскоре на горизонте показывается стена Забида — религиозного центра шафиитов Тихамы и столицы независимого средневекового княжества. Здесь мне предстоит провести ночь.
Забид — один из центров кустарного производства тканей. Вокруг города раскинулись плантации хлопчатника, однако суровые белые нитки, служащие полуфабрикатом для Изготовления местных тканей, привозят из Пакистана и Индии. Я видел, как после окраски нитки растягивают двумя ярусами на деревянной прямоугольной основе, смачивают жидким клейстером и протирают жесткой щеткой, чтобы они стали грубее и не развивались. Затем два ткача приступают к работе. Они садятся вдоль основы лицами в одну сторону. Внутрь челнока — полой гладкой деревяшки длиной до 50 см — вставляют моток смоченных водой ниток. Один из ткачей бросает между двумя ярусами челнок другому, который ловит его и длинной палкой прибивает нить к краю основы или уже сотканной материи. Первый дергает за веревку, и ярусы меняют положение, а второй ткач, в свою очередь, бросает первому челнок, прибивает нитку и меняет положение ярусов. Затем вся процедура начинается сначала. Несмотря на примитивность такого. Ткацкого станка, работа спорится, и за 12 часов они могут растянуть основу и соткать полосатую хлопчатобумажную шаль длиной 3,5 м и шириной 1,5 м. Однако работа не считается законченной, если к сотканному куску не пришиты узорчатая четырехцветная кайма и кисти. Станок, на котором ткется кайма, имеет четыре яруса и несколько челноков с разноцветными нитками. Ярусы меняются при помощи четырех ножных педалей. За 12 часов работы один ткач может изготовить кайму и кисти к трем шалям. После того как кайма и кисти готовы, ткань поступает к другому ремесленнику, который отбивает ее на плоском камне большим деревянным молотком, смазанным хлопковым маслом. Сама ткань во время отбивки смачивается клейстером. В результате такой обработки она становится очень плодной и блестящей, как кожа.
Ткачи Забида специализируются на изготовлении полосатой желто-черной ткани для матрацев и подушек, а также темно-синей ткани, пользующейся большим спросом у. племен Центрального и Северо-Восточного Йемена. Для изготовления последней кусок старой полотняной материи опускают в кипящий раствор натурального индиго, затем ткань сушат, погружают в жидкий горячий клеевой, раствор и отбивают на камне деревянными молотками. Во время отбивки ткань мажут густо разведенной анилиновой краской темно-фиолетового цвета.
Я покидал Забид в полдень. Городские ворота, у которых сидела стража, были предупредительно открыты, — городское начальство и дети — добровольные гиды — провожали меня до шлагбаума, наперебой рассказывая, как быстрее добраться до Бейг-эль-Факиха. Я увозил из города кусок ткани кустарного производства и воспоминание об исключительном гостеприимстве и радушии жителей этого маленького городка, затерявшегося в Тихаме.
Бейт-эль-Факих виден издалека. Он стоит на небольшом пригорке, с восточной стороны которого поднимается старая турецкая крепость. — Этот город — центр племени зараник, мужчины которого отличаются необыкновенной храбростью и силой. Считается, что каждый из них может загнать газель, вскочить без помощи рук на верблюда и пробыть под водой не менее одной минуты. Люди этого племени невысокого роста, с отлично развитой мускулатурой рук. и ног. Однажды я наблюдал, как они бросали тяжелые тюки с товарами на грузовую автомашину и мускулы у них играли под темно-бронзовой кожей. Их курчавые волосы собраны в пучок на макушке и закреплены серебряным обручем. Некоторые из модников надевают серебряные обручи и на руки. Они носят джамбии с богато отделанной серебром рукояткой. Сам клинок густо смазывается вазелином, чтобы в условиях влажного климата он не ржавел. Племя зараник придерживается шафииттского толкал ислама, однако многие йеменцы убеждены, что они «нечистые» мусульмане, так как в тайных местах отправляют некоторые обряды доисламских языческих культов. У племени своеобразный диалект, и я с трудом его понимал. Я поинтересовался, есть ли сейчас в городе кофе, которым город славился в прошлом. Нет, кофе сейчас уже не продается, хотя они и слышали об этом от старых людей.
Выезжаю в Ходейду уже в сумерках. Недалеко от дороги раскинулся изумрудный ковер. На крохотных участках, обильно поливаемых колодезной водой, выращивают овощи, табак, хлопчатник, а также растение, из которого добывают индиго. Скрип колес, при помощи которых достают воду из колодцев, слышен Издалека и похож на заунывную песню. К Ходейде подъезжаем уже ночью. Свет автомобильных фар выхватывает из ночного мрака редких обитателей этих мест, выбравшихся ночью из своих нор: шакалов, мелких лисиц с облезлыми хвостами, крошечных зайцев. Городской шлагбаум уже закрыт, и сидящий у сторожевой будки полицейский громко кричит в темноту:.
— Мин? (Кто?).
— Руси (Русский), — откликаюсь я из автомашины, и шлагбаум медленно поднимается, открывая дорогу во второй по значению город Йемена. Мне даже не пришлось предъявлять свои документы и пропуск, которым меня снабдили официальные власти Таизза.
Дружба между народами Советского Союза и Йемена имеет свою историю. Первые контакты относятся к 1927 г., когда независимый Йемен перед лицом интриг Англии искал союзников и друзей для укрепления своих международных позиций. В конце этого года через индийского, журналиста Икбаля, который долгое время жил в Ходейде и Сане и путешествовал по Йемену и Хиджазу, в Джидду в советское представительство было доставлено письмо имама Яхьи, составленное, в цветистых выражениях. Имам предлагал установить дружественные отношения с Советским Союзом, что было встречено с большим пониманием. Через год, 1 ноября 1028 г., в Сане был подписан Договор о дружбе и торговле между СССР и Йеменом, по которому Советский Союз признавал полную и абсолютную независимость Йемена. Развитие наших отношений с Йеменом связано с именем Керима Хакимова, генерального представителя Государственного управления по торговле с Востоком, работавшего в Йемене с 1929 по 1932 г. Башкир по национальности, организатор татарской бригады в гражданскую войну, заместитель В. Куйбышева по политработе среди солдат Туркестанского фронта — Хакимов был весьма колоритной фигурой, и в настоящее время в Сане и в Ходейде его помнят некоторые старики, которые, говоря о нем, уважительно добавляют Керим-паша.
В конце 20-х годов обстановка на Ближнем Востоке была необыкновенно сложной, иг советским представителям следовало быть чрезвычайно осторожными, чтобы правильно проводить линию государства рабочих и крестьян, делавшего первые шаги на пути установления прочной дружбу с арабскими народами. Кроме Икбаля этот район облюбовал Анис-паша, — богатый египтянин. У него, был самолет, он сам летал на нем, что приводило в трепет правоверных мусульман Аравии, в частности Йемена, впервые видевших в небе «сказочную птицу Рух». Американский филантроп Крайн в 1928–1929 гг. командировал в Йемен и Хиджаз свое доверенное лицо — некоего Твичела, который раздавал арабам водяные. помпы. Таким путем Крайн пытался приобщить арабов к современной цивилизации. Но это предприятие не принесло больших успехов. Однако в результате поездок по Йемену и Хиджазу Твичел собрал богатый материал и написал интересную книгу.
Наиболее активно здесь действовали итальянцы, проявлявшие повышенное внимание к стране — соседке их колониальных владений в Африке. В Йемене работали итальянские врачи, на патронном заводе в Сане — несколько техников. Итальянцы пытались монополизировать экспорт йеменского кофе, а также серьезно интересовались древней историей страны. Однако попадались и авантюристы. Один из них продал имаму несколько старых, оставшихся от первой мировой войны самолетов из расчета 1 серебряный талер Марии Терезии чеканки 1780 г., которые в, то время имели обращение в Йемене, за 1 кг веса самолета. Самолеты по воздуху перегнали в Ходейду, разобрали, погрузили на верблюдов и отправили в Сану. Однако после получения денег ловкий итальянец исчез из Йемена.
В этом районе действовал и знаменитый французский контрабандист Мансфред, торговавший оружием, наркотиками и спиртными напитками. Он написал несколько книг, которые дают представление о его опасной, полной приключений жизни. Этот авантюрист обосновался на африканском берегу Красного моря близ Джибути. Французские власти выдали ордер на арест Мансфреда, однако заполучить этого ловкого дельца было не так-то легко. По тогдашним законам Французского Сомали человека можно было арестовать только в светлое время дня. Поэтому Мансфред днем куда-то исчезал,