ь стены фасада барельефах можно найти изображение и четвертого астрального бога ассирийцев — Нинурты. Этот богов изображен в виде орла, — по-видимому, был самым младшим из четырех: по размеру его фигура составляет лишь четверть массивного Мардука. В 680 г. до н. э. здесь два царевича, Адармелик и Шарру-уцур, убили своего отца Синахериба за то, что он нарушил принцип наследственности царской власти, назначив под влиянием любимой жены Закуту своим преемником младшего сына Асархаддона.
Любой посетитель, некогда вступавший в тронный зал, будь то покоренный правитель другого государства или местный жрец, царский придворный или посол соседней державы, проходил и мимо каменных плит, на которых искусный мастер изобразил сцены, рассказывающие о смелости и храбрости царя в бою и его ловкости на охоте.
Фигуры богов должны были внушать благоговение, подчеркивать силу и могущество Ассирийской империи и ее владыки, сидевшего на золотом троне в южном конце тронного зала.
Лэйярд писал в своей книге: «Целыми часами я рассматривал эти таинственные символические изображения и размышлял об их назначении и истории… Какие более возвышенные изображения могли быть заимствованы у природы людьми, которые пытались найти воплощение своих представлений о мудрости, силе и вездесущности высших существ?! Что могло лучшие олицетворять ум и знания, чем голова человека, силу — чем туловище льва, вездесущность — чем крылья птицы?!»[7].
Прохожу через восточный портал. Большими пустыми глазами без зрачков смотрит перед собой Мардук, равнодушно отвернулся свирепый Набу, два близнеца, олицетворяющих Нергала, смотрят поверх моей головы на запад, на затянутые тучами горы. Примерно 25 столетий отделяют меня от тех дней, когда здесь кипела жизнь, благодаря искусству древнего камнереза застывшая сегодня на уцелевших барельефах и каменных плитах тронного зала.
Лэйярд, не только удачливый археолог, но и талантливый рассказчик, составил описания многих барельефов тронного зала. Вот одно из них: «На нем изображена батальная сцена: во весь опор мчатся две колесницы; в каждой колеснице — по три воина; старший из них, безбородый (вероятно, евнух), облачен в доспехи из металлических пластинок, на голове его — остроконечный. шлем, напоминающий старинные нормандские шлемы. Левой рукой он Крепко держит лук, а правой чуть лине ДО плеча оттягивает тетиву с наложенной на нее стрелой. Меч его покоится в ножнах, нижний конец которых украшен фигурками двух львов. Рядом с ним стоит возничий, с помощью поводьев и кнута он направляет бег коней; щитоносец отбивает круглым, возможно чеканного золота, щитом вражеские стрелы и копья. С удивлением отмечал я изящество и богатство отделки, точное и в то же время тонкое изображение как людей, так и коней. Знание законов изобразительного искусства нашло здесь свое выражение в группировке фигур и общей композиции»[8].
Но сейчас тронный зал пуст. Отодранные от стен барельефы вместе с изображениями богов были погружены Лэйярдом на плоты, спущены вниз по Тигру и отправлены в Лондон. Испещренная клинописными знаками гранитная плита, на которой стоял трон ассирийских монархов, переправлена в Мосульский музей. Стены тронного зала аккуратно оштукатурены, и обмазаны цементом. Только в нескольких местах на скрепленных известью осколках барельефов, не вывезенных лишь потому, что они могли бы раскрошиться в дороге, видны изображения воинов, шагающих вперед, части боевых колесниц да когтистая лапа раненного на охоте зверя, Царапающего в предсмертной агонии землю.
В ассирийском зале Иракского музея в Багдаде можно увидеть копии некоторых барельефов, вывезенных в Лондон. Вот две статуи царя Салманасара III — сына Ашшурнасирапала II. Его поза спокойна и величественна; сильные, с напряженными мышцами руки сложены в молитвенном жесте и прижаты к груди. На голове царя — высокая тиара с бычьими рогами. Здесь же, в этом зале, находится плита с рельефами, на которой стоял трон Салманасара III. Рельефы изображают идущих друг за другом данников ассирийского царя, нагруженных различными дарами земли. На центральной части пьедестала трона — фигура Салманасара, протягивающая руку вавилонскому царю.
На всем протяжении существования Ассирии и Вавилонии правители этих двух стран не раз сходились в смертельных схватках. Но, одержав победу и уничтожив своих политических противников, победитель постепенно стремился восстановить прежние отношения, поскольку именно в объединений усилий ассирийцев и вавилонян — этих двух братских народов, связанных общностью происхождения, исторических судеб, религии, культуры и обычаев, говоривших на близких диалектах аккадского языка и писавших одной клинописью — было спасение от окружающих и теснивших их варваров-скифов, мидян и др.
Вавилон был священным городом и для ассирийцев. Ослепленный гневом ассирийский царь Синахериб, как уже говорилось, разрушил в 689 г. до н. э. Вавилон и проклял место, где он находился, на 70 лет, но его сын Асархаддон в 678 г. до н. э. приказал начать восстановление города и лично заложил первый камень в фундамент городского храма. Сын Асархаддона, Ашшурбанипал, учинил кровавую расправу над вавилонской аристократией, поднятой на восстание его старшим, братом Шамаш-шум-укином в 648 г. до н. э., но не разрушил города. Вавилонский царь Набопаласар в 612 г. до н. э. вместе с мидийским царем Киаксарбм взял столицу Ассирии Ниневию и разрушил ее дотла. Но это была победа, которой Вавилон совсем не гордился. «Набопаласар лишь глухо упоминает о победе над Субарумом — так… называлась Северная Месопотамия», а вавилонский царь Набонид «прямо утверждал, вопреки истине, что вавилоняне не принимали никакого участия в разгроме ассирийских городов, что все это было делом рук одних скифов. Набопаласар же… лишь молился богам и в знак печали спал не на ложе, а на земле»[9].
…Следую по пятам за сторожем, который ведет меня по хорошо утрамбованной тропинке, петляющей среди поросших травой раскопок.
— Здесь хранилась царская казна, — говорит мой гид и показывает на глубокую яму, над которой проложены рельсы для вагонеток, используемых для вывоза земли, и в которой находятся несколько вертикально поставленных каменных плит с аккуратно нанесенным клинописью текстом. Наверное, это перечень налоговых ставок или опись царской казны. — А здесь был кабинет царя, — продолжает он, — останавливаясь у следующей ямы. Вертикальные каменные плиты с клинописными значками торчат из земли. По-видимому, это тексты законов или договоров с соседними государствами, — Вот царская баня, куда можно пройти прямо из кабинета, — сообщает мой спутник, и я вижу, квадратный раскоп, в центре которого угадываются очертания круглого бассейна.
Осмотр закончен. Выхожу на поросший травой и засохшими цветами высокий бруствер, упирающийся на востоке в пирамидальный холм. Это все, что осталось от городской стены. Впереди расстилается поле, по которому, чихая сизым дымом, ползут два трактора. За ними темнеют голые фисташковые деревья, а еще дальше, за рекой, в городе Хаммам-эль-Алиль, поднимается белесый дымок цементного завода. Начинает накрапывать дождик, и скоро его серая пелена скрывает работающие тракторы, сад и белую дымку завода. Прощаюсь со сторожем и только сейчас замечаю, что его лицо удивительно похоже на изображение бога Мардука.
После открытия Калаха Лэйярд взялся за раскопки Ниневии, которую до этого безуспешно раскапывал Ботта. Умудренный опытом трехлетних археологических изысканий в Нимруде, он пробил в Куюнджикском холме вертикальную штольню и на глубине 20 м наткнулся на слой кирпичей. Еще несколько недель ушло на устройство горизонтальных галерей, после чего Лэйярд объявил миру, что нашел дворец одного из ассирийских царей. Этот дворец, как было подтверждено впоследствии, принадлежал царю Сипахерибу. Однако самой значительной находкой Лэйарда в Куюнджике стала библиотека Ашшурбаницала, состоящая из 30 тыс; хорошо систематизированных и классифицированных табличек с царскими указами, дворцовыми записями, религиозными текстами и магическими заговорами, эпическими повествованиями, песнями и гимнами, текстами, содержащими сведения о медицине, астрономии и других науках. Здесь обнаружены таблички с одним из величайших произведений мировой литературы, героическим эпосом о великом Гильгамеше, бывшем «на две трети богом и на одну треть — человеком». Эта библиотека с уникальными текстами послужила основным источником для знакомства с ассиро-вавилонской культурой. Опубликованный эпос о Гильгамеше пролил свет на происхождение многих библейских легенд и мифов.
По дороге на Эрбиль расположено несколько христианских селений. Провинция Мосул — единственное место в Ираке, где христиане — православные, католики, протестанты, несториане, яковиты, грегориане — составляют до трети всего населения провинции. Здесь находятся католическая духовная семинария, где преподают доминиканцы, и около десятка стареньких церквей. Некоторые из них возникли еще до турецкого завоевания и. настолько ветхи, что, кажется, могут развалиться от сильного ветра. Когда-то христиане представляли собой большую силу. Их монастыри, затерявшиеся в горах и степях Северного Ирака, владели обширными участками земель и могли достойно содержать свои усадьбы и церкви. Но сейчас положение изменилось. Мусульмане постепенно вытесняют христианское население из городов. С весны 1966 г. в Мосуле работает отделение министерства внутренних дел, выдающее нас порта желающим выехать за границу. Из десяти нас портов, выдаваемых в среднем ежедневно, девять получают иракцы-христиане, отправляющиеся искать счастья в другие страны. Только еще в деревнях мирно уживаются и трудятся рядом мусульмане и христиане.
Если ехать по старой эрбильской дороге, на 35-м км от Мосула находится известный христианский монастырь, принадлежащий сирийским католикам. Он построен в XII в. в небольшой впадине близ деревни Эль-Хадер. Поэтому его называют либо так же, как деревню, либо монастырь аль-Джубб, т. е. «у впадины».