Солнце стоит в зените, в пустыне появляются миражи, и я, уставший и обливающийся потом, прижав к Себе два драгоценных обломка, прячусь на несколько минут в тень разрушенной башни.
Отдохнув, решаю заняться поисками древних монет на пологом песчаном холме вблизи Борсиппы. Специалисты утверждают, что этот город перестал существовать в первые века нашей эры. Он погиб в результате пожара, и его жители, в панике бежавшие из объятых пламенем жилищ, не успели захватить даже самое ценное. Поэтому здесь, говорят, в рыхлой земле, особенно после дождя, смывающего верхний, слой, иногда находят окисленные медные кружочки. Это, конечно, не монеты Вавилона. Жители древнего Междуречья еще не чеканили монет с изображением своих богов и царей. Они просто использовали слитки серебра определенного веса. В Борсиппе встречаются монеты более позднего периода — греческие, парфянские, сасанидские, на некоторых из них можно с трудом различить изображение.
И вот я выбираюсь из своей спасительной тени и вновь оказываюсь под лучами солнца. Пристально глядя себе под ноги, медленно иду вдоль склона. Ноги выше щиколотки утопают в мелкой сухой пыли, поднимающейся за мной столбом.
Осколки лазурной керамики несколько раз вводят меня в заблуждение. Наконец нахожу толстый спекшийся медный кружок величиной с нашу копейку, затем другой, более крупный, и потом еще медный диск, не вызывающий сомнений в том, что в прошлом он был монетой.
Бродя по песку, обнаруживаю осколки старинных стеклянных браслетов. Некоторые из них не лишены свое- образного изящества: черные браслеты с витыми белыми полосками и выпуклыми желтыми точками, похожими на человеческий глаз, зеленые обручи с черно-белыми ободками. По-видимому, они относятся к первым векам нашей эры, когда производство стекла делало первые шаги, стекло ценилось наравне с золотом и серебром и шло на изготовление украшений и дорогих сосудов.
Опасаясь, что моя первая «археологическая» экспедиция закончится тепловым ударом, прекращаю поиски. Выезжаю на шоссе. Мои трофеи лежат рядом: два кирпичных обломка с клинописью, кусочки стеклянных браслетов и три медных кружочка.
Плоская однообразная равнина Месопотамии, по которой я продолжаю свой путь, образовалась сравнительно недавно. Река Карун, берущая начало в горах Ирана и несущая большое количество ила и песка, — способствовала образованию в море широкой песчаной косы. Коса перегородила мелководный залив, и создала закрытую лагуну, где быстро осаждались принесенные Тигром и Евфратом ил и песок. В течение тысячелетий они заполняли лагуну своими наносами, тропическое солнце высушило мелкие болотца, оставив плоскую равнину с плодородной наносной почвой.
Образование суши происходит и в настоящее время. Если лететь самолетом из Басры в Кувейт, то из иллюминатора хорошо видны многочисленные песчаные острова в дельте Шатт-эль-Араба.
Через два часа после отъезда из Хиллы подъезжаю к Дивании. Это центр второй по площади и третьей по численности населения провинции Ирака. В 60-тысячном городе все говорит о том, что он тесно связан с сельским хозяйством. В открытых павильонах продаются сельскохозяйственные машины, тракторы, плуги, насосы и трубы; в небольших мастерских, где стоят токарные станки с ременными приводами, судя по броским объявлениям, ремонтируют сельскохозяйственные орудия и изготовляют коленчатые валы. В восточном пригороде Дивании построена государственная прокатная станция сельскохозяйственного оборудования, поставляемого из СССР.
Город делится на две части одним из рукавов Евфрата — Шатт-эд-Диванией, через который перекинут ажурный мост и сделана понтонная переправа. На правом берегу, рядом с резиденцией губернатора — квадратным зданием с высокими стрельчатыми окнами, находится один из двух городских кинотеатров, Любопытно, что служащие кинотеатра носят по городу большие щиты, оклеенные рекламными плакатами, зазывают прохожих и тут же продают билеты. На другом берегу реки расположено здание городской библиотеки, построенной в 1961 г. Книжный фонд ее составляет 10–15 тыс. томов. Здесь же находится небольшой кинозал, где демонстрируются научно-популярные фильмы.
В городе есть спортивный клуб, клуб государственных служащих с кинозалом и теннисными кортами и клуб офицеров иракской армии. В двух учительских колледжах готовят учителей для начальных школ. Рядом с линией железной дороги, идущей на Басру, в 1961 г. была построена красивая гостиница Управления туризма.
После продолжительной прогулки по городу решаю передохнуть в арабской кофейне, — которых немало в Дивании. Войдя в одну из них, расположенную на улице Джумхурия, заказываю стакан чаю и принимаюсь рассматривать посетителей.
Напротив меня в распахнутой коричневой абе, отделанной по краям золотистым кантом, сидит высокий араб. Под ней надета темно-серая дишдаша с глубокими разрезами по бокам, через которые видны белые длинные штаны — либас. На голове у него большой серый платок, придерживаемый лихо сдвинутыми набекрень двумя черными жгутами. Его тяжелые зимние ботинки (ляпчин), измазаны липкой глиной. Видно, ему пришлось немало побродить по окрестностям, прежде чем он попал на асфальтированную центральную улицу города. Черные усики придают незнакомцу несколько надменный вид. Когда ему приносят заказанный стаканчик чаю, он с минуту сидит, не дотрагиваясь до него, затем берет двумя пальцами стакан и шумно отхлебывает несколько глотков. На носу и на подбородке араба несколько голубых точек татуировки, называемых в Ираке «дагга». Эти точки наносятся в детстве. В народной медицине татуировка считается одним из действенных средств лечения. Так, ушибленное место натирают сажей и покалывают обыкновенной иглой. Если заболел глаз, те же действия проделывают на виске.
Днем в кофейне немного посетителей. Один на них, с толстым мясистым носом и живыми блестящими глазами, олицетворяет собой связь между населением древней Месопотамии и современного. Ирака. Одет он так же, как и первый, только поверх дишдаши накинут пиджак. Его отличает от первого кроме ярко выраженных черт арменоидного типа, пожалуй, еще и то, что он не так гордо держится и не так манерно отхлебывает из стаканчика душистый сладкий чай.
В 34 км от Дивании, близ Афака, находятся развалины религиозного центра древнего Шумера — города-государства Ниппур. Здесь уже в точение 17 лет ведут раскопки американские археологи. Полевые работы, к которым привлекаются местные крестьяне и специалисты по раскопкам из Мосула, идут только в зимний сезон. Затем все найденные памятники подвергаются камеральной обработке, в течение года описываются, и сведения о них публикуются в научных журналах.
Я попал к развалинам Ницпура, в неудачное время. Раскопки не велись, а американский археолог уехал в Ур. Моим гидом стал местный сторож. Мы облазили с ним все холмы когда-то огромного города. Дома и стены его сложены из крупного сырцового кирпича. Увязая по щиколотку в песке и толстом слое битых черепков, я нашел среди мусора осколок кремня, который мог служить наконечником стрелы. Ниппур, так же как и лежавшие от него к юго-востоку вдоль другого рукава Евфрата (Шатт-эд-Даггара) древние города, скрытые городищами Аббад, Киссора, Телль-Урка, возник за четыре тысячи лет до 4 нашей эры.
Возвращаюсь в Диванию вечером. По обочине дороги босиком идут иракские крестьяне в абах или в накинутых на плечи пиджаках. Бедность населения этих мест в прошлом отмечена в народной поговорке: «Приехал сапожник в Афак чинить обувь, а там все, ходят босиком». Но сегодня иракская деревня постепенно выбирается из многовековой нужды и дикости. И сейчас не только сапожнику, но и портному, если бы он приехал в Афак — город, окруженный новыми рощами финиковых пальм, нашлась бы работа.
Дорога от Дивании до лежащей южнее Эн-Насирии идет через обширный сельскохозяйственный район. Асфальт кончается, и я еду по укатанному десятками тяжелых грузовиков проселку, по обочинам которого построены невысокие дамбы. Приходится часто останавливаться и медленно проезжать участки, где идут ремонтные работы: крестьяне в подоткнутых за пояс рубахах, ловко орудуя мотыгами с короткими ручками, ремонтируют широкие закрытые водоводы, пересекающие полотно дороги.
Параллельно шоссе идет железная дорога, сооруженная при содействии советских специалистов. Сейчас ее строительство уже закончено, и грузовые составы, влекомые тепловозами по уложенной колее, быстро движутся на юг, к Басре.
К Эн-Насирии приближаюсь уже ночью. На окраине города в черных шерстяных шатрах кочевников раздаются звуки бубна и заунывное пение. Это местные цыгане, называемые «кавалия». Они певцы и музыканты, и послушать их приезжают из города состоятельные люди.
В городах, расположенных близ значительных памятников старины, Управление туризма Иракской Республики имеет свой недорогие и удобные гостиницы на 16–20 мест с небольшими ресторанами и стоянками для автомашин. В Эн-Насирии я поселился в такой гостинице, построенной около большого красивого моста через Евфрат.
Утром, направляясь к развалинам Ура, встречаю иранских рыбаков. Один из них ловит рыбу квадратной сетью со свинцовыми грузилами по краям. Собрав сеть в руку, он несколько раз размахивает ею над головой и затем метров на пять бросает вперед так, что она раскрывается в воздухе и быстро погружается в мутную воду, накрывая не успевшую ускользнуть рыбу. К центру сети привязана бечевка, за которую рыбак вытаскивает ее из воды. При мне он выбрал из сети три-четыре небольшие, похожие на пескарей, серебристые рыбки. На берегу уже лежали два крупных дохлых сома. Большинство иракцев, исповедующих мусульманскую религию, не употребляет сомов в пищу.
Ур находится в 15 км от Эн-Насирии и в 2 км от железной дороги. Между железной дорогой и Евфратом встречаются участки обработанных полей. На них еще не начались сельскохозяйственные работы, многие поля затоплены водой недавно прошедшего дождя. За железной дорогой простирается серая голая пустыня, где даже непривередливый араб-кочевник не разбивает своего заплатанного черного шатра. Над голой пустыней поднимается несколько холмов, на которых стоял древний Ур. Самый; большой из них называется Телль-эль-Мукайир (Смоляной холм). Этот холм представляет собо