ем беднее сарифа, тем больше над ней развевается полотнищ. Бедняки ищут утешения в религии, тешат себя надеждой вкусить райской жизни за все выпавшие на их долю земные тяготы.
«Сук аш-Шуюх» в переводе означает «рынок стариков». Это ничем не примечательный город с одной центральной улицей, многочисленными лавками и несколькими мастерскими по ремонту тракторов и автомашин.
За городом Евфрат делится на два рукава. Один из них около Эль-Курны сливается с Тигром, образуя Шатт-эль-Араб, а другой питает гигантское, протянувшееся почти на 200 км, озеро Эль-Хаммари, вытекая из него, впадает в Шатт-эль-Араб немного севернее Басры.
— Недавно построенная дорога связала Сук-эщ-Шуюх с озерным краем и его административным центром — Чубейшом. По этой узкой 70-километровой дороге с трудом разъезжаются, притираясь боками, два грузовика. Несколько раз дорога прерывается у водных преград, и тогда автомашины грузят на паромы. Несколько лет тому назад местные власти по договоренности с шейхами племени бени асад, считающими Чубейш своим центром, приняли решение, обязавшее все возвращающиеся из Басры лодки и баржи доставлять песок, камень, и гравий для строительства дороги. И целые флотилии лодок, переправлявших в Басру камышовые циновки местного изготовления на обратном пути везли строительные материалы. Труд тысяч людей принес свои плоды: Чубейш соединился с сушей.
Дорога до Эль-Хамисии идет по добротной насыпной дамбе высотой около метра. Во время паводка вся местность вокруг превращается в топкое болото, и проехать можно только по дамбе.
На горизонте показывается стрела экскаватора. Подъехав ближе, различаю еще серую палатку и фигурки людей. Перед пятящимся экскаватором два араба забивают колышки, рядом свалено несколько десятков огромных черных труб. Здесь строится дренажная система, которая позволит спасти несколько тысяч гектаров плодородной земли, находящейся под угрозой засоления.
Дорога становится лучше. На меня бежит серая без единой травки пустыня. Здесь можно, встретить опасные ямы сыпучего песка или лужи липкой грязи, затянутые предательски крепкой на вид солончаковой коркой. Над землей поднимается нагретый воздух, появляются миражи озера с лодками, настолько правдоподобные, что невольно прибавляешь скорость, чтобы побыстрей увидеть стоящие на их берегу камышовые хижины. Но струящийся мираж отступает, и вновь бежит да меня голая пустыня.
Озерные арабы живут племенами. Во главе каждого племени стоит шейх, который пользуется большим уважением и властью, часто превышающей власть местной администрации. В дни религиозных праздников члены того или иного племени собираются на острове, где живет их шейх, в большом, сделанном из камыша и циновок доме, называемом «мадьяфа», пьют горький арабский кофе и танцуют под знаменами своих родов и племени танец хуса. Огромные красные полотнища с семиконечной звездой, отороченные зелеными, белыми и желтыми полосами колышутся на ветру, а под ними мужнины в длинных халатах — саия, надеваемых поверх дишдаши, ходят по кругу и поют ариду. Приехавшим издалека гостям предоставляют ночлег в Мадьяфе шейха. Гостеприимство здесь не знает границ. Можно прожить в мадьяфе три дня, и никто не спросит даже твоего имени, можно есть их черный ячменный хлеб, выпеченный женщинами в глиняных печках, и пить кислое молоко (лябан) — с тебя не возьмут ни филса. Хлеб и лябан на озерах не продают. Их дают бесплатно любому, кто в этом нуждается, и порицают тех, кто пытается нажиться за счет голодного человека. Уважение и почитание гостя — здесь священный закон.
Своеобразны семейные и брачные обычаи озерных арабов. Среди них нет холостяков, и даже все 18-летние парни уже женаты. Мужчины с озер, несмотря на то, что считаются добропорядочными мусульманами-шиитами, могут брать в жены одновременно более четырех женщин. В качестве выкупа убийца передает в семью убитого трех девушек из своей семьи; которые становятся женами родственников убитого. В случае смерти мужчины все женщины его семьи в течение семи дней подряд оплакивают его и бьют себя по лицу.
Озерные жители считают, что возделывание риса — единственное занятие, достойное настоящего мужчины. Здесь даже существует поговорка, подчеркивающая почетность этого занятия: «Если ты не мочишься кровью, то ты не мужчина». Дело в том, что каждый, рисовод работает по колено в стоячей воде, кишащей личинками шистоматоза; через пораженный кожный покров они проникают в организм человека, поселяются в мочевом пузыре, кишечнике и печени. Заболевший шистоматозом человек всю жизнь страдает резью в пояснице, головными болями, мочится кровью. Шистоматозом на озерах больны 93 % мужского населения, и поэтому не удивительно, что здесь живут только «настоящие мужчины».
Эль-Хамисия остается, несколько, в стороне. Слева от дороги различаю расплывающиеся в горячем воздухе очертания сариф и финиковых пальм, слышу крик петухов и лай собак. На горизонте возникает блестящая полоска воды, которая все расширяется. Наконец вижу озеро с редкими камышами, сделанные из циновок хижины, черных буйволов. Передо мной деревня Фусейла, пристроившаяся на берегу одного из заливов Эль-Хаммара.
В деревне живут 50 человек. Они принадлежат к роду Ихбадия племени хафаджи. Род Ихбадия небольшой и насчитывает всего около 300 человек. Я узнаю об этом от высокого араба, пригласившего меня в свой недавно отстроенный дом. Сижу на чистой циновке в гостевой половице. За перегородкой, в жилой части, слышится приглушенный шепот женщин и детей. Они с любопытством разглядывают через щелки заезжего гостя.
Дом, или, точнее, большой и высокий шалаш из камыша и циновок длиной метров в десять, построен без единого гвоздя. Сооружали его четыре дня, причем в работе хозяину помогала вся деревня. Такая помощь односельчанину в работе называется «нахва». Хозяин дома за работу ничего не платит, только кормит помощников рыбой и ячменным хлебом.
Основой любого дома на озерах служат толстые связки полого тростника. Нижние концы таких связок зарывают на полметра в землю, ставя их в два ряда, затем их скрепляют вверху на высоте 3 м таким образом, чтобы получились прочные арки. Эти арки, расположенные по прямой, покрывают циновками, которые привязывают к каркасу тростниковыми жгутами. В таком жилище не жарко летом, тепло зимой, оно не боится сырости. К тому же дом довольно привлекателен на вид: светло-желтый, пахнущий увядшей травой тростник, красивые, различного плетения циновки, две «колонны» из тростника, поставленные у входа.
На приколе стоят несколько лодок. Без них жизнь на болотах практически невозможна. На лодках жители доставляют тростник, связываются с ближайшими островами, выходят на рыбную ловлю с острогами.
Самой ценной лодкой на озерах считается узкая и длинная с высоко загнутым носом и кормой таррада. Она быстроходна, легко лавирует меж зарослей тростника, но неустойчива, и поэтому в ней трудно передвигаться стоя. Таррада считается боевой лодкой, и бывали случаи, когда во время межплеменных распрей с высоких, украшенных медными заклепками бортов таррад раздавались выстрелы. Для перевозки грузов на болотах используют большие и тяжелые плоскодонки — балям, иногда достигающие в длину 30 м. Они имеют мачту и могут поднимать парус. В центре лодки достаточно места, чтобы построить шалаш или натянуть тент.
Глубина озер небольшая, и поэтому лодки передвигаются с помощью легкого шеста. Для удобства лодочников вдоль бортов сделаны мостики из досок, по которым она ходят, когда работают шестом.
Балям бывают разных размеров и форм. Самые маленькие и узкие из них — это балям ашари. Их больше всего на Шатт-эль-Арабе, в районе Басры; и в южной части Хор-эль-Хаммара. Короткие и широкие плоскодонки называются «махиля». Их изготовляют из досок, обмазывают растопленным битумом, а швы конопатят ватой, пропитанной рыбьим жиром, отчего лодки распространяют вокруг себя тяжелый запах. Большой пассажирский челнок (данаг) обычно служит для перевозки корма буйволам и коровам.
Кроме перечисленных на озерах много небольших машхуф, которые используются для перевозки людей. Они довольно быстроходны и легки. Производством лодок этого типа славится деревня Эль-Хусейр в районе Эль-Курны. Здесь в специальном затоне работало около 300 человек, изготовляющих ежегодно по 50 лодок.
Впервые большое путешествие на машхуфе я совершил при возвращении из Басры в Багдад.
В 20 км от Эль-Курны в направлении Багдада хор подходит прямо к асфальтированной дороге. Через проток, соединяющий два хора, переброшен мост, у которого расположено десятка два глинобитных домов. Когда мы подъехали к этому месту, под мостом стояло несколько лодок и жители деревни предложили пассажирам проходящих автобусов и такси покататься на них.
Один из лодочников — молодой голубоглазый парень по имени Нури — соглашается отвезти меня до первого населенного острова. По его знаку мальчики бросаются в соседний дом и приносят несколько подушек. Нури встаетна корму с длинным шестом, его напарник, тоже вооруженный шестом, — на носу, и наш машхуф медленно трогается в путь.
Путешествие продолжается минут сорок. По узким протокам, свободным от камышовых зарослей, Нури уверенно ведет лодку. Свежий ветерок, пахнущий болотными цветами, шевелит гибкие стебли камыша. Журчит рассекаемая носом лодки вода, прозрачные капли звонко падают с шеста, плещется рыба, где-то вдалеке раздаются выстрелы: вероятно, охотники бьют кабанов, которых здесь огромное количество.
Связанные протоками озера занимают на юге Ирака обширные площади; можно ехать неделями среда колышащихся «стен» камыша да редких островов с двумя-тремя камышовыми хижинами. Глубина озер — 1–2 м, лишь в некоторых местах она достигает 5 м и более. Но есть и такие участки, которые во время долгого знойного лета высыхают, и тогда озерные арабы превращают их в пашни. На них сеют рис, а близ городов выращивают продолговатые арбузы и полосатые дыни, Когда созревает урожай, все мужчины деревни не спят ночами, охраняя поля от кабанов. Для араба, вооруженного острог