веревка — мушик — с расщепленной пальмовой веткой на конце — лякба. Как только мешок, наполненный водой, появляется над колодцем, водонос тянет за мушик, и мешок опрокидывается в бассейн, откуда вода растекается по канавкам. Веревки, как правило, делают из волокон ствола пальмы, называемых «лиф», или из вымоченных и разбитых пальмовых веток — сафа. Пальмовые веревки, изготовляемые из веток, называются «махи». Они довольно прочны, хотя и несколько толще обычных, продаваемых на рынке пеньковых канатов. Петля, в которую впрягался осел или человек, для того чтобы вытащить кожаный мешок с водой, называется «матла» или «марбата».
С процессом подъема воды с помощью сенавы в Хадрамауте связано много интересных народных обычаев. Как правило, воду из колодца достает мужчина, который, чтобы скрасить свой однообразный труд, поет песни, а женщины и. девушки, сидящие по краям вырытого углубления, где мужчина работает, вторят ему. В месяц мусульманского поста рамадан, особенно — если он приходится на летний период, это углубление заполняется водой из колодца, превращаясь в своеобразный бассейн и место для игр и развлечений.
Водоносы в Хадрамауте считаются самыми хорошими песенниками. Когда мешок поднимается наверх, мелодия полна страсти и огня, а когда водонос возвращается к колодцу, песня звучит спокойнее и мягче. Вот одна из них:
Богатство! Богатство!
Перед собой, в вади, я вижу господина.
Он едет мимо меня на лихом скакуне.
Это мой господин.
Мой господин — богатый человек,
Он богат и могуч,
Но богатые станут бедными,
Ибо и богатые люди когда-либо умрут,
Их богатство тоже умрет.
Богатый человек иногда обвешивает
Бедняка, немножко обвешивает.
Но лишь тогда, когда он откажется
От своего богатства и раздаст его беднякам,
Он сможет попасть на небо к Аллаху.
Бесконтрольное употребление механических насосов в Хадрамауте привело к истощению подпочвенных горизонтов воды. Если в течение двух лет в Северном Йемене не будет дождей, благодаря которым пополняются запасы грунтовых вод, уровень воды в колодцах резко снизится и Хадрамаут встанет перед угрозой засухи. По просьбе правительства НРДЙ советские специалисты провели гидрологические исследования, и под каменным ложем древней реки обнаружили на глубине 80-100 м новые богатые горизонты хорошей по качеству воды.
Рост цен на продукты сельскохозяйственного производства в Хадрамауте в последние годы в связи с введением механических насосов и их постоянным удорожанием дает повод религиозным деятелям выступать против модернизации оросительной системы, за сохранение отсталых и трудоемких методов орошения. «Сенава барака Алла аляйха» (Сенава благословенна Аллахом), — так говорят старики, вспоминая о том, что в годы их юности за козленка платили всего огиу нус или нус огиу, а сейчас приходится платить в 15–20 раз дороже.
Такая денежная система существовала в Хадрамауте до 1967 года. Самой крупной денежной единицей был талер Марии Терезии, называвшийся «карш». Затем шла монета в полталера (огиу нус), далее — четверть талера (нус огиу), потом — сугейра и умм ситта, составлявшие соответственно одну восьмую и одну двенадцатую талера. Огиу — то же, что унция, равная 28 г.
…Слева от дороги, прижавшись к серой горе, белеет небольшой купол мавзолея сейида Ахмеда ибн Исы — первого переселенца из Басры. Спасаясь от преследований аббасидских халифов, он нашел убежище в Хадрамауте, где прославился своими проповедями. От мавзолея ведет лестница к четырехугольному зданию мечети, где в пятницу паломники творят молитву. Ближе к Сейюну, на левой стороне дороги, среди пальм белеет купол мавзолея мусульманской святой ситт (госпожи) Султаны. Это место называется Хота-Султана. В начале зимы его посещают девушки и их матери. С трех часов ночи до рассвета они молятся перед мавзолеем, курят благовония и жертвуют несколько монет и безделушек ситт Султане, которая, по-видимому, «содействует» их семейному счастью.
Вдоль дороги мелькают рощи финиковых пальм, зеленые квадраты клевера, созревающие поля пшеницы, ржи и ячменя. Странно видеть почти русскую картину: среди поля стоит чучело — набитая соломой старая рубаха, чтобы отпугивать нахальных воробьев и жирных голубей, лениво взлетающих перед автомашиной. Иногда на созревающей ниве можно увидеть женщин и ребятишек, которые, издавая пронзительные крики, ловко мечут пращой камни в стаи голубей и воробьев.
Переезжаем Вади-Яда и Вади-Тарба, которые «впадают», в долину Вади-Хадрамаута, минуем деревню Сухейль-эль-Кибли. На всем протяжении пути, то приближаясь к дороге, то отдаляясь от нее, поднимаются обрывистые горные склоны, ограничивающие долину с севера и юга. А кругом пальмы, пальмы, пальмы…
Еще несколько километров по тряской дороге — и мы в Гарне — пригороде Сейюна. Слева поднимается внушительная гора. У ее подножия — небольшой холм с развалинами крепости, некогда составлявшей единое целое с крепостной стеной. Крепость Хусн аль-Фаляс построена в лучших традициях фортификационных сооружений; четыре башни по углам, бойницы и глубокий колодец, откуда солдаты в период долгой обороны черпали теплую солоноватую воду.
Сейюн раскинулся у южных склонов хадрамаутского сброса, выхода Вади-Ясма в долину Вади-Хадрамаута. Вади-Ясма разделяет город на две части. Собственно городом здесь называется центральная площадь с большим семиэтажным дворцом бывшего султана Касири. Сюда я и направляюсь, окруженный толпой ребятишек и зевак. К появлению европейцев на улицах Сейюна почти привыкли. Один палестинец, работающий здесь преподавателем, рассказывал мне, что еще за полтора года да моего приезда в Сейюн его выход на улицу в сопровождении жены, одетой в европейское платье, вызывал улюлюканье толпы.
После провозглашения в 1967 г. независимости султан Ахмед ибн Джаафар бежал в Саудовскую Аравию. Сейчас на первом этаже дворца расположен полицейский участок. Мне разрешают осмотреть дворец, и в сопровождении офицера я поднимаюсь по высоким ступеням к массивной, украшенной резьбой двери, ведущей во внутренние покои. Многочисленные, похожие друг на друга комнаты с окнами без стекол, закрываемыми лишь резными ставнями, побелены известью. На полу валяются разные бумаги, пожелтевшие от солнца и времени. Поднимаю одну из них. В договорном документе сообщается, что на плантации финиковых пальм, принадлежащих султану, работает крестьянин, который «за 3 ратла фиников в неделю или за 12 ратлов в месяц» обязан раз в неделю поливать пальмы, прорывать оросительные канавы, обрабатывать пальмы и охранять их. Другая пожелтевшая бумага, датированная 10 ноября 1944 г., представляет собой договор на аренду земли, принадлежащей мечети: одну треть урожая получает султан, другую — мечеть и последнюю треть — крестьянин. Договор составлен по всем правилам и скреплен вверху чьей-то подписью, а в самом низу документа — жирный отпечаток большого пальца крестьянина. Я подбираю с пола кожаный пояс и патронташ, медную пряжку и несколько документов. Видимо, на этом этаже дворца султана Касири размещался архив или канцелярия.
С крыши дворца видны площадь, где сегодня собрался пятничный рынок, высокий четырехгранный минарет мечети Тахера, полосатый, раскрашенный зелеными и красными полосами минарет мечети ар-Рияда, небольшая мечеть Абд аль-Малика у городского кладбища, купол мавзолея Али Хибши, который считался вали, или мансубом, т. е. блаженным, святым человеком. Семья сейидов Хибши широко известна в Хадрамауте. Мне рассказывали, что у мавзолея Али Хибши каждый год в месяц хуль, как здесь называют третий месяц лунного календаря раби аль-авваль, устраиваются религиозные шествия. 12 дней читают Коран, а на 13-й день открывают копилку для пожертвований (табут) и на извлеченные оттуда медяки покупают благовония, которые курят тут же, у мавзолея.
Прямо около дворца раскинулся живописный восточный рынок. В специально отведенном месте продают дрова, доставленные верблюдами издалека, и черные метки древесного угля, который служит здесь топливом для приготовления пищи. В небольших лавках, прикрытых пальмовыми циновками, торгуют изделиями из дерева, глины и пальмовых листьев. На гвоздиках, вбитых в шест, — как виноградные гроздья, развешаны замки — калуда; ложки для размешивания теста — муаса; ступки — миихас — из красной обожженной глины — хамура. Здесь же стоят кувшины с узким горлом для воды: большой — хабза, поменьше — яхля. Продаются и большой кувшин — зир, в котором хранят зерно, финики и воду, и керамические сковородки для обжаривания кофе. На земле разложены красные керамические трубы — мурад. Они изготавливаются из двух половинок, и при необходимости можно сделать либо желоб для вывода воды прямо на улицу, либо закрытую канализационную трубу в стене дома.
На другой площади торгуют зеленью и овощами; помидорами, луком, морковью карминного цвета, бледно-зелеными баклажанами, тыквой. Это оптовый рынок, поскольку неподалеку находится крытый овощной ряд, где те же плоды хадрамаутской земли продаются вразвес, а не в мешках и металлических банках из-под керосина. Для зерна отведено специальное место. На больших циновках насыпаны горкой рожь, пшеница, дурра. На рынке нет весов, поэтому здесь широко применяют мерки. Банка помидоров стоит 5 шиллингов; мешок лука — 100; мера ржи, называемая «мусра», — деревянный горшок, окантованный металлическими полосами, — 1 шиллинг; 1 шиллинг платят за меру семян кинзы (шибрим), которые идут на приготовление различных пахучих соусов и приправ.
Зеленые листья пальмы служат сырьем для всевозможных плетеных поделок… Этим занимаются женщины, и они же продают свои изделия на пятничном рынке в Сейюне. Здесь можно найти остроконечные шляпы для работы в поле, блюда разных размеров и назначений. Так, на небольшое блюдо, гата, складывают обжаренный кофе и пускают его по кругу гостей — попробовать; гуффа — блюдо побольше, которое плетется размером в тонкую лепешку и служит для хранения хлеба. Арабы едят на земле и для этого стелют на землю «скатерть» из пальмовых листьев, похожую на блюдо с немного загн