й версии, это название дали городу арабские нохазы, которые после утомительного плавания вдоль пустынных берегов Южной Аравии добирались наконец до зеленого оазиса, так напоминавшего своей тропической растительностью остров пряностей Занзибар — последний пункт их морских переходов на побережье Восточной Африки. Существует и третья версия, согласно которой йеменские эмиры, освободившиеся накануне возникновения ислама от господства христианской Эфиопии, поселили в Абьяне превращенных в рабов эфиопских солдат и нарекли это место Зинджибаром.
Йеменцы, с которыми мне довелось беседовать в Адене на эту тему, поддерживали то одну, то другую, то третью версию. Однако все они сходились на том, что Зинджибар был центром выгрузки рабов с кораблей, следовавших вдоль побережья Аравии в Персидский залив, и поэтому иногда местные жители называли этот город «уакян аль-абид», т. е. «место рабов». Некоторые указывали, что имя Зинджибар за этим населенным пунктом закрепилось в XVII в., т. е. в период наиболее активной работорговли в этом районе.
В дельте Вади-Абьяна действительно чаще, чем в других местах Южного Йемена, можно встретить человека с признаками негроидной расы и темной кожей. Как уже говорилось, в Северном Йемене и сейчас эти лица, называемые «ахдам», находятся в самом низу социальной лестницы. В Южном Йемене до получения независимости их называли «худжур» и их положение не отличалось от северойеменских ахдам. Однако сейчас положение изменилось. В Южном Йемене это слово почти не употребляется в обиходе, а в армии и государственных учреждениях можно встретить немало лиц этой когда-то отверженной касты.
Минуем Зинджибар и продолжаем путь по шоссе на Шукру. Дорога то взбегает на невысокие холмы, то спускается в низины. Справа, на берегу моря, раскинулось несколько домов — рыбацкая деревня Шейх-Абдалла. Раньше она стояла прямо на берегу, а сейчас — в 3 км от моря, которое ушло на это расстояние за несколько десятков лет. Едем меж песчаных дюн, заросших низкой жесткой травой и невысокими деревьями с зонтичными кронами и острыми парными колючками у каждого листа. Слева в дрожащем мареве горячего воздуха поднимается гора Аркуб, а за ней, напоминая задний план театральных декораций, высятся горы Яфи. Прямо у отрогов горы Аркуб видны черные пятна огромных лавовых полей, перемежающихся с дюнами желтого чистого песка.
Шукра, насчитывающая 3 тыс. жителей по южнойеменским масштабам уже большой город. До 1967 г. она была «столицей» эмирата Фадли, хотя следы былого пребывания султанов здесь найти нелегко. Несколько глинобитных домов султана и его приближенных не производят никакого впечатления. И это понятно. Глава княжества постоянно жил в Зинджибаре или в Адене — городах более благоустроенных, чем пыльная Шукра.
28 апреля 1970 г. рыбаки Шукры захватили лодки и сети, принадлежавшие нохазе, прогнали перекупщиков и ростовщиков и образовали первый в стране рыболовецкий. кооператив. Его председатель Али Осман, человек живой, лет тридцати, рассказывает нам о кооперативе, в котором сейчас состоят 400 рыбаков.
— Рыбаки не имели своих лодок и сетей и нанимались к нохазе. Выловленную рыбу делили поровну, и хозяин забирал половину в качестве арендной платы за лодку и сети. Затем одну двенадцатую улова он высчитывал. за мотор, если он был установлен на лодке, и еще примерно столько же за то, что вместе с рыбаками выходил в море. Так сказать, за общее руководство, — поясняет, улыбаясь, Осман. — После всех расчетов рыбакам оставалась треть улова. При раскладке на каждого получалось, совсем мало: ведь экипаж каждой лодки составляли 10–12 человек. Если к этому добавить, что рыбаки не всегда возвращались с уловом, можно сказать, что их семьи влачили полуголодное существование.
Али Осман на минуту прерывает рассказ, чтобы что-то ответить старику со слезящимися глазами. Это один из 70 пенсионеров, которым кооператив оказывает помощь.
Сейчас у нас 12 больших и 23 средние лодки, — продолжает Осман. — 20 % всего улова отчисляется на ремонт лодок и сетей и приобретение новых, 5 % — в страховой фонд. Из этого фонда оказываем помощь старым рыбакам, а также уже оплатили подвод воды и электричества к культурному центру, закупили швейные машинки для жен рыбаков — членов кооператива. В общем, сейчас каждый рыбак получает гарантированную заработную плату в 20–25 динаров.
По совету председателя спешим на берег моря, куда общими усилиями три рыбака и мальчишки вытаскивают на берег небольшую лодку, с подвесным мотором. На дне лодки лежит около 40 морских щук — барракуд. Они похожи на полосатое веретено, их длина около 1 м. Барракуда наряду с макрелью и тунцом считается одной из лучших столовых рыб. Ее ловят на большие крючки, на которые насаживают небольшие сардинки. Пойманную рыбу подводят к борту, подхватывают длинной палкой с острым крючком на конце; морская хищница очень сильна, и втащить ее в лодку довольно трудно.
На песчаном берегу лежат большие, самбуки со стационарным мотором, средние самбуки с подвесными моторами и небольшие лодки хури, на которых, несмотря на ее размеры, йеменцы уходят под косым парусом далеко в море. Обшивку самбуки делают из тиковых досок, доставляемых с Малабарского побережья Индии, однако шпангоуты, нос и другие части, несущие наибольшую нагрузку, изготавливают из желтой древесины тамариска, отличающейся необыкновенной прочностью. Хури долбят из целого ствола тика и в случае необходимости наращивают несколько досок на уже выдолбленное днище. Днище самбуки покрывают специальной смесью из извести и жира, а днище хури два раза в месяц смазывают жиром, получаемым из печени акулы, с тем чтобы оно не покрывалось водорослями и не рассыхалось.
Откуда-то появляется тачка, в нее складывают барракуд, и все отправляются на приемный пункт. Рыбу взвешивают, и рыбаки тут же получают документ, по которому им выплачивают три четверти стоимости улова. Принцип «сдал рыбу — сразу получи деньги» строго соблюдается с тем, чтобы избегнуть всяких пересудов и возможных недоразумений.
Значительное число рыбаков в Южном Йемене имеют явную примесь негритянской крови. Это, по-видимому, осталось еще с тех времен, когда привозимых из Африки рабов использовали на самых тяжелых работах: они были матросами, ловцами жемчуга, рыбаками. Рыбаки с признаками негроидной расы в Шукре, как и везде на побережье, исполняют свой танец, называемый «дхайф» или «раке сайяди» (танец рыбаков). Его танцуют мужчины и женщины вокруг костра вечером, после возвращения рыбаков с лова, под аккомпанемент большого и малого барабанов (хатер и мирва) и тростниковой дудочки (мизмар). Танец сопровождается песней на языке суахили, что свидетельствует о его африканском происхождении.
Наша прогулка по небольшому, прилепившемуся к морю городку заканчивается. Шукра — это прежде всего рыболовецкий кооператив, и везде, куда ни бросишь взгляд, видишь либо помещение его мастерской, либо склад. Рядом со зданием школы поднимается невысокий минарет мечети. Практичный служитель прямо у ее стен засадил крошечный участок, и зеленое пятно огорода резко выделяется на сером фоне замусоренной улицы.
— Нет, в мечеть сейчас ходят одни старики, — отвечает председатель кооператива. — Мало, кто верит сегодня в Аллаха и джиннов. Раньше, до революции, чтобы море было добрее, рыбаки ему приносили жертвы. Этот обряд назывался «надр лиль бахр». В море бросали финики и мясо барана. Однако такие жертвы не помогали, и пришлось взяться за владельцев сетей и лодок… Сейчас на курсы по ликвидации неграмотности ходят все рыбаки и члены их семей.
Город Шабва можно найти на карте только крупного масштаба. Столица Хадрамаутского царства была разрушена химьяритами в III в. Перестав существовать на политической карте Южнрй Аравии, она стала желанным местом для археологов. До начала второй мировой войны здесь проводил раскопки английский археолог Гамильтон. Он открыл глубокие колодцы, которые были забиты костями людей и животных. После разрушения Шабвы, как предполагают ученые, сюда вернулись уцелевшие жители и, очищая территорию разрушенного города, свалили в глубокие ямы, служившие раньше зернохранилищами, останки погибших людей и животных. В декабре 1974 г. в Шабве начала работать археологическая миссия Центра французских исследований при Парижском университете, возглавляемая Жаклин Пирен — известной исследовательницей истории и эпиграфики древней Аравии, знакомой нам по книге «Открытие Аравии, Пять веков путешествий и исследования» (М., 1970).
Уже в первый сезон французы откопали прямоугольное здание с глубокими ямами, заполненными костями и мусором, пещерную гробницу, южные ворота прежней городской стены и часть террасы храма. Энергичная Жаклин Пирен рассказывала нам о планах экспедиции и значении обнаруженных памятников.
Добыча и торговля солью — основное занятие небольшого племени бальабид, живущего в окрестностях Шабвы. Серые коробочки глинобитных домов прилепились к широкой, заваленной огромными камнями долине, редкие деревья и ни одного, даже крохотного участка возделанной земли — такова Шабва. У жителей пустыни, как уже говорилось, земледелие вообще считается занятием недостойным, а здесь еще примешивается и другая причина: в Шабве — один колодец, да и тот с горько-соленой водой. Питьевую воду привозят на грузовиках из колодца, расположенного в двух часах езды отсюда.
Но Шабва живет и существует уже несколько тысячелетий. Кочевники, осевшие на негостеприимной земле города, занялись торговлей солью — занятием более почетным и доходным, чем земледелие, хотя и не столь уважаемым в среде бедуинской вольницы, как разведение скота.
В то же время купцы, зная хорошо о нравах рыцарей пустыни, спешили заранее заручиться покровительством какого-либо могущественного племени, которое могло бы за определенную плату обеспечить им безопасность путешествия и сохранность товаров. Постепенно кочевники входили в долю, становились торговцами и, если на территории племени оказывалась, скажем, соль, как это случилось в районе Шабвы, со временем превращались в монопольных поставщиков этого товара на местный рынок. Поэтому Шабва не имеет крепостных стен: ведь здесь живут вчерашние бедуины, которы