авлен, техничка с запасными частями и инструментом собрана и загружена. Даже парашюты мы взяли не только на лётный состав, но и на технический. Техники-механики-то с нами полетят. С парашютами гораздо легче стало. Пошивочный цех хорошо работает, продукция разлетается, словно горячие пирожки.
Так что незачем лишний раз машину осмотрами мучить. Присоединился к экипажу. Отныне именно так будем сами себя называть, надеюсь, и это обозначение приживётся. Да куда оно денется, само собой, так и будет. В процессе разговора внутреннее напряжение потихоньку ушло, и день мы заканчивали в отличном настроении. Всё, пора отдыхать. Завтра ранний подъём и перелёт.
Утром рассчитались за гостиницу, забросили оставшиеся вещи в пролётку и следом загрузились сами. Всё, прощай, Северная Пальмира! На аэродром. И мыслями я уже там, в небе. И в Ревеле.
Вот и аэродром. А у самолёта подозрительно много народа трётся. Как бы не сорвался наш вылет. Дотащили вещи, на подходе любопытствующие на нас обернулись. Про себя матюгнулся после узнавания, чуть даже на траву не плюнул с досады. Как удержался, не знаю. Даже чемодан от злости полегчал, не говоря уже о саквояже. Всё-таки нарисовался великий князь, не передумал. Да ещё и с сопровождением. А вдруг они по мою душу? Сейчас как поменяют все мои планы!
Приблизился к самолёту, саквояжик с чемоданом на землю поставил, одёрнул куртку, пошёл здороваться с Александром Михайловичем по всем правилам этикета. Иначе не поймут окружающие.
– Господин штабс-капитан, мы летим с вами…
Вот так! Даже не успел руку к фуражке поднести и рот для приветствия открыть. Опередил меня князь, сразу приоритеты расставил, дабы я себе голову над этой загадкой не сильно ломал. Да это просто отлично! Правда, я и сам в первый момент не понял, что именно для меня отлично? То, что он со мной летит или то, что никто не собирается ломать наши планы и задерживать нас в городе не будут. Само собой второе, но и от первого я не расстроился. Летит, значит нужно.
Единственное, так уточнил количество пассажиров и их багаж. Прикинул вес. Да уж, компания собралась солидная. Ладно, экипаж я не учитываю, он по штату положен, а вот сам князь, Второв и четыре казака охраны… По самым скромным подсчётам двадцать шесть пудов вместе с оружием и багажом получается. Это не считая штатного состава и моих двух сопровождающих. Никуда от них не деться, отныне они всегда со мной будут. Это хорошо, что не все здесь присутствующие летят, большая часть провожающих высокую персону на аэродроме остаётся.
– Понятно… – и сразу же скомандовал Лебедеву: – Вахмистр, определите багаж пассажиров в хвост, а им самим покажите места возле переборки.
Так будет нормально по центровке. Глаз на такое дело набит, распределение веса в кабине сразу прикидываю, автоматически. И самолёт заправлен под пробку. Ничего, ветра на взлёте нет, штиль, облачность с утра высокая, даже солнце местами проглядывает, и небо голубое в прорехах светится. А то, что разбегаться будем чуть дольше да скорость набирать медленнее, так это ерунда. Длины поля хватит. То же самое и почти точно такая же нагрузка были у нас при вылетах на бомбометание. Тогда ещё больше загружали в самолёт и ничего, справлялись же.
Да ладно, просто нет у меня особого желания с князем лететь. Потому и уговариваю сейчас сам себя. Это же придётся ответственность на себя брать…
– Господа, загружаемся.
Сделал приглашающий жест рукой в сторону бокового люка. Казачки замялись, вокруг оглядываются. Не хотят первыми на борт подниматься.
Тут и инженер воспользовался моментом, доложил о прогреве двигателей и произведённом предполётном осмотре. Вот это правильно, своевременно, а то я уже собрался всех собак на него спускать.
– Хорошо. Загружаемся. Ничего не забыли?
– Никак нет, всё ещё с вечера загружено. Согласно спискам.
– Приглядывайте за пассажирами. Мало ли… – доверительно наклонился к инженеру. Получил в ответ кивок головой и понимающую улыбку.
Пошёл вокруг самолёта, предполётный осмотр никто не отменял. Заодно краем глаза контролировал пассажиров и экипаж. Мои уже наученные горьким опытом подчинённые быстренько справили малую нужду в сторонке, то же самое проделали и техники. Казачки сначала удивились столь неожиданному примеру, потом призадумались и сделали правильные выводы, направились туда же и явно с той же целью. И намекать не нужно. А вот Александр Михайлович и Второв решили проигнорировать это дело, сделали вид, что ничего не заметили, и сразу полезли в просторное нутро самолёта. Однако будут проблемы.
Зато казачки явно обрадовались такому повороту и следом за ними внутрь нырнули.
– Олег Григорьевич, – придержал инженера. – Распорядитесь, чтобы на всякий случай ведро приготовили.
Я же говорю, что все мои уже наученные. Смолин только кивнул в ответ понятливо, да заторопился к боковому люку. Что-то мы с ним всё больше кивками да полунамёками общаемся. Но это и хорошо, растёт взаимопонимание и слаженность.
А я продолжил осмотр. Перешёл на другую сторону, за колёсами своё дело сделал. Мне труднее всех будет, они-то могут, если припрёт, к ведру сбегать, а я? Кроме меня рулить-то некому. Штурвал ведь не бросишь.
Нет, всё-таки зря я согласился не ждать выпуска новой модели «Муромца». На них как раз двойное управление предусмотрено. Зато и загвоздка там сразу возникает с пилотами. Существенная такая. Потому что мало их. Авиационные школы работают на износ, а свободных лётчиков пока нет. Придётся как-то всем изворачиваться. А Шидловскому скоро свою эскадрилью предстоит укомплектовывать. Кем? Впрочем, мне голову забивать такой проблемой пока не нужно…
Запускаемся, прогреваемся и рулим на старт. Нагруженная машина тяжело переваливается со стойки на стойку, покачивает вальяжно крыльями на каждой мало-мальской неровности, гонит назад пыльное серое облако. Разворачиваюсь против ветра, выравниваю самолёт по курсу разбега, на краткий миг оглядываюсь через плечо, окидываю взглядом членов экипажа. Надо будет в будущем ввести обязательный доклад каждого о готовности к взлёту…
Короткая команда инженеру, и моторы выходят на максимальные обороты, по корпусу пробегает нетерпеливая дрожь рвущегося в небо аэроплана. Медленно нарастает скорость, мелкие неровности грунта передаются на корпус, даже руки дрожат на штурвале.
Бежим, бежим, разгоняемся. Мелькают в стороне наши ангары, уходят назад. Краем глаза замечаю стоящих возле них зевак. Наконец крылья ловят воздух, опираются на него, разгружают стонущие от вибрации стойки колёс. Поднимаю хвост, становится немного легче. И скорость сразу заметно увеличивается.
Чуть ослабляю давящие усилия на штурвале – машина незаметно отходит от земли, зависает на какое-то мгновение, ещё раз касается колёсами грунта, но уже мягко и легко, отрывается, и вибрация сразу же пропадает. Есть отрыв!
Плавно отходим от взлётки и разгоняемся. Перевожу самолёт в набор, усилия снимаю триммером. Ползём вверх, карабкаемся к облакам, одновременно разворачиваюсь в плавном неглубоком крене на нужный курс.
Остаётся слева город, уходит назад Нева, впереди свинцовое море сливается цветом с точно таким же осенним небом.
Несколько секунд и самолёт пробивает тонкую плёнку облачности. Перед этим сверяю показания авиагоризонта на приборной панели с реальным горизонтом. Над нами голубое небо во все стороны. Где-то очень высоко сверкающей белизной слепят глаза редкие перистые облака верхнего яруса.
Солнце за спиной, поэтому видимость по курсу великолепная. Хотя на что там смотреть-то? А вот то, что в разрывах слева проглядывает земля, хорошо. Можно ориентироваться. На взлёте на всякий случай засёк время, буду проводить счисление пути. На глазок, само собой. Точная путевая скорость неизвестна, но лететь нам около трёх часов, плюс-минус. И очень жаль, что нет возможности измерить направление и скорость ветра на эшелоне. Говорю же, всё прикидываю на глазок. Хорошо хоть расстояние точно известно. Чуть больше трехсот километров. После полёта на земле сяду и посчитаю примерную скорость полёта. Хоть какие-то конкретные данные появятся.
А вообще пора мне и о штурмане в экипаже подумать. И для дела будет лучше – всё-таки «Муромец» ни разу не истребитель, и у него совсем другое предназначение и боевые задачи. То есть будут другие. А какие именно – от меня зависит.
Минут через десять после отрыва в пилотскую кабину забрался Александр Михайлович. Пристроился за спиной слева, запыхтел над ухом. Да ещё и табаком от него сильно пахнуло, а я этот запах очень не уважаю. Особенно когда вот так пахнет, от усов и бороды. Он что, там курил? Этого только не хватает. Если так, то после посадки устрою всем кузькину мать!
Ну и вонища! Сначала несколько раз безуспешно вперёд отклонился, а потом не выдержал и попросил бортового инженера сообразить какую-нибудь сидушку для великого князя, да усадить его чуть в стороне. А конкретное место рукой обозначил, пальцем в пол ткнул.
Сообразили, пару патронных ящиков притащили да брезентовым чехлом накрыли для мягкости.
Александр Михайлович уселся, поёрзал, устроился поудобнее и начал вопросы задавать. И в первую очередь поинтересовался, почему это мы подвесную систему парашютов не надели?
– Да потому что на борту у нас пассажиры без средств спасения. Потому и не надели, – пришлось объяснять.
Шеф ответом явно удовлетворился, но при этом посмотрел в мою сторону внимательно, ус пожевал, хотел ещё что-то в том же духе спросить, да передумал. Дальше вопросы пошли на профессиональные темы, а где-то через час его сиятельство и за штурвал попросился. Посчитал управление несложным. Ага, это на эшелоне оно несложное, да при почти полном отсутствии болтанки. Так, потряхивает периодически, резко, но терпимо. Плюс ко всему машина оттриммированная, потому и летим мы ровненько, в управление практически не вмешиваюсь. Руки, само собой, не убираю, придерживаю «рога» легонечко. Движения при этом настолько минимальные, что на глаз почти незаметные. Ну и когда трясёт – покрепче в штурвал вцепляюсь, потому как привычка такая.