Самолёт освобождённо подпрыгивает вверх, придавливаю его несильно и сразу же даю команду увеличить обороты моторам до максимальных.
– Люки закрыть! – кричу назад. За спиной резко обрывается гул ветра. И ревут двигатели, тащат нас вперёд, а я про себя считаю медленно тянущиеся секунды. Одна…
Уходим вверх и влево, крутим плавный разворот. Если вправо, то немцы сразу догадаются, где нас можно искать. А так есть маленькая вероятность, что потеряют на какой-то малый миг. А нам больше и не нужно. Две… Уйдём в глубину суши, потом – в море, там снизимся и развернёмся на нужный курс, сядем, где и рассчитывали. Бензин? Должно хватить. Под обрез, но должно. В крайнем случае сядем где придётся. Ну и главная опасность – немецкие истребители. Сами-то они нам не страшны, но вот если на них успели установить пулемёты… Три… Ладно, мы тоже не беззубые, и не зря я своих стрелков заставлял тренироваться. Вот и посмотрим, чьё кун-фу круче…
Бросаю взгляд на боковое окно, а там ничего не видно. Великий князь весь обзор своим тулупом перекрыл. А второе штурман занял. Да ещё и Второв между ними затесался. Четыре… И ничего ведь не сделаешь. Ни первому, ни второму. И если первому просто так ничего не сделаешь, то у второго это работа. Ему по уставу положено так делать. Правда, истины ради стоит сказать, что и устава того пока ещё нет, но он точно будет. Ладно, пусть посмотрит, полюбуется на результаты своего труда…
Взрыв сначала услышал, а потом и почувствовал. Когда смог с трудом удержать самолёт. И тряхнуло, и поболтало от души – даже в какой-то миг показалось, что крылья отвалятся. Все эти порывы даже парировать не пробовал, так старался, чтобы совсем уж сильно не болтало, и всё. А если бы начал сопротивляться и рулями работать, то точно бы что-то в конструкции не выдержало – развалилось бы. Поэтому пришлось потрястись да поматериться, и даже вслух, так как очень уж страшно было. И стесняться нечего, да и некого. Потому как кто сидел, тот так и продолжал сидеть, крепко в своё сиденье вцепившись, а вот тем, кто в этот момент на ногах к своему несчастью находился, не повезло. Пришлось по полу покататься. Это я купца с князем имею в виду. В основном купца, потому как Александр Михайлович на его мягкую тушку приземлился и почти сразу же к окну вернулся. А вот Второв замешкался, предпочёл всю болтанку на полу проваляться.
И всё это время мы продолжали карабкаться вверх и уходить в сторону побережья. Уходили под дружный довольный рёв великого князя и нашего штурмана.
Я этого восторга не разделял, потому как в отличие от них ничего не видел, да и не до этого мне было. Больше старался удержать машину в нормальном полёте да в работу моторов вслушивался. А ну как какой шальной осколок умудрится до нас долететь… Вряд ли, конечно, но каких только чудес ни встретишь в этой жизни. А Александр Михайлович и наш штурман рассмотрели всё в мельчайших подробностях, так как от окон не отлипали. А что попали удачно, так это и так понятно. Больно уж довольные возгласы доносились от окон.
Высоко забираться не стал, перевёл самолёт в горизонтальный полёт на двух тысячах метров. Как раз и город слева показался. Проходим над его окраинами.
– Командир, наблюдаю внизу справа самолёты противника! – звенит от волнения голос Маяковского.
А мне ничего не видно! Рявкаю во весь голос:
– Пассажирам занять свои места, парашюты надеть! – краем глаза вижу ошарашенную моим рявканьем физиономию князя и сразу успокаиваюсь. Следующую команду выговариваю почти спокойно: – Александр Михайлович, вы мне весь боковой обзор загораживаете. Потрудитесь пройти на своё место. И парашюты не забудьте с Николаем Александровичем надеть, от греха подальше.
Пусть уж лучше на свои места уходят, там хоть какая-то защита бортов присутствует.
– Сергей Викторович, разрешишь? – справа ко мне наклоняется Игнат, показывает рукой на курсовой «максим».
– Давай. Был же уговор.
И смотрю, как казак сноровисто приникает к пулемёту. Следом протискивается Семён, придвигает поближе к себе патронные короба.
Оглядываюсь назад, в проход грузовой кабины, ловлю взгляды стрелков, подмигиваю им и кричу, стараясь перекричать рёв моторов:
– Стрелять без команды, как в Гатчине учили! Про упреждение не забывайте!
Кивает в ответ Маяковский и приникает к прикладу «мадсена». По левому борту то же самое зеркально проделывает Сергей. Орлы! Сейчас и посмотрим, чему наши поэт и механик на ускоренных курсах научились…
На постановке задачи Колчак особое внимание обращал на усиленную оборону немцами морских путей из Швеции, в частности Дивизией обороны побережья и Портовой флотилией в Киле с её авиацией под общим командованием гросс-адмирала Генриха Прусского. А мы как раз и забрались в самую середину этой усиленной обороны. Да ещё и похулиганили тут немного в Кильском канале. И вряд ли после всего этого нас отсюда просто так выпустят… Похоже, сейчас и схлестнёмся с его питомцами, с асами Генриха.
Поёрзал в кресле, усаживаясь поудобнее, перехватил пальцами рога штурвала, пошевелил ступнями. На уже привычную боль в бедре не обратил внимания. Так и идём. Лезть вверх нет никакого резона – по слухам, у немцев новые «Фоккеры» и «Альбатросы» на четыре тысячи метров забираются. С трудом, правда, но ведь забираются. Зато мы на этих же тысячах со всех концов Германии видны будем. Одного топлива сколько сожжём, пока залезем. А ещё нам скоро предстоит свои следы заметать, как только береговую черту пройдём. Потому как нет у меня никакого желания пристальное внимание немцев к месту нашей будущей посадки привлекать. То есть к датским берегам. Поэтому и нужно будет постараться отбиться от истребителей противника над его же территорией… В крайнем случае, над проливами. Над ещё одним Бельтом, название которого не выговорить с первого раза.
– Как, Фёдор Дмитриевич, не страшно? – отвлекаю от окошка штурмана. Что-то очень уж пристально он вниз смотрит, даже не отрывается ни на секунду. Приободрить его, что ли?
Лейтенант отлипает от стекла, оглядывается и смущённо улыбается в ответ:
– Страшно, Сергей Викторович. Страшно. Это же случись что, сколько нам падать… Нет, на кораблях всё-таки лучше. Спокойнее. Вода рядом.
– Понимаю. Но мы падать не собираемся! Всё хорошо будет! Только вы от окна отойдите. Чтобы обзор мне не загораживать. Лучше за нижней полусферой наблюдайте… Как отрабатывали. Помните?
Лейтенант кивает в ответ и приникает к нижнему окошку в полу кабины. К тому самому, где у нас прицел установлен. Ну и хорошо. Одно только плохо, слётанности и сработанности у нас нет, приходится вот так, на ходу, на бегу экипаж в единое целое сбивать.
– Командир, с моей стороны снизу сзади три тройки догоняют! – громкий доклад Маяковского перекрывает рёв двигателей.
И сразу же эхом так же громко откликается Сергей с левого борта:
– Со стороны Киля ещё две тройки идут!
– И со стороны солнца заходят… Навстречу… Только не могу посчитать, сколько их, – поворачивает ко мне голову Игнат.
Ну, этих я и сам вижу. Почти всех. Идут с моря, чуть выше держатся. Но до них ещё далеко. Обложили нас со всех сторон. Глядишь, навалятся скопом и задавят численностью. Поэтому нужно бить их по группам! Будем крутиться. Киваю в ответ казаку, подмигиваю ободряюще и в полный голос, для всех, ору: «Прорвёмся!»
Уходит назад берег, впереди море во всю ширь. И солнце в глаза! «Мадсен» Маяковского выдаёт короткую пристрелочную очередь, замолкает на мгновение и почти сразу же размеренно тарахтит, словно неторопливо и не спеша начинает вколачивать гвозди в деревяху.
Слева пока тихо. Маяковский кричит: «Перезарядка!»
Оглядывается назад Игнат, смотрит на меня, а в глазах азарт плещется. И мольба. Киваю в ответ и заваливаю самолёт в правый крен, помогаю педалью развернуться буквально на пятке. В лобовом окне силуэт самолёта с крестами. Тут же оживает «максим». Какая пристрелка? Одной длинной очередью выбивает четверть ленты и замолкает. От немца только обломки в разные стороны полетели. Игнат даже не оглядывается, даёт отмашку левой рукой, и я перекладываюсь в левый крен. Хорошо ещё, что обломки уже успели вниз уйти. Буквально одновременно с этим начинает стрельбу «мадсен» Сергея, бьёт короткими очередями…
А дальше всё сливается в быстром круговороте. Резкие команды-отмашки влево-вправо руками Игната, размеренное тарахтение «мадсенов» за спиной, громкий мат Степана и, кажется, если мне не показалось, Второва. В какой-то момент обращаю внимание на усато-бородатое лицо великого князя рядом со мной, с горящими от азарта глазами, и тут же про него забываю. В кабине нечем дышать от резкого запаха сгоревшего пороха, на виражах по полу грохочут пустые короба и ленты. А мы крутимся и крутимся, резко теряем высоту, быстрым рывком взлетаем вверх, тормозим и виражим, виражим.
И в боковом окне откуда-то появляется суша, успеваю засечь взглядом стоящую на холме ветряную мельницу, широкий дымный след от падающего прямо на неё горящего самолёта с крестами. Картинка уплывает назад, потом снова возникает в окне, но уже без дымного следа. Зато на земле рядом с мельницей успеваю заметить красно-чёрный факел пламени… Повезло мельнику.
Затыкается пулемёт с правого борта, словно давится короткой очередью в три патрона, левый ещё несколько раз огрызается короткими очередями, но уже как-то лениво, без азарта и тоже замолкает.
Дольше всех держится «максим». Но и он в конце концов прекращает стрелять. Игнат какое-то время продолжает выцеливать кого-то в небе, плавно водит стволом туда-сюда и отпускает ручки. Упирается на руки, выпрямляется, садится задом прямо в ворох пустых лент, смотрит мне в глаза с какой-то довольной, скажем даже с бесшабашной лихой улыбкой на лице. Мол, сам чёрт мне не брат! Оглядывается на копошащегося с очередной лентой Семёна и во весь голос орёт:
– Отбились, командир! Я четверых на землю ссадил!
Лупит от восторга ладонями по крепкому фанерному полу и ещё раз громко повторяет: