Орлов рассмеялся.
— А что мне делается! — отвечал он. — У меня с моим «Уральцем» здоровье одно. Он здоров, ну, стало быть, и я здоров.
— Ну, в добрый час, в добрый час! — ласково сказал инженер и, слегка приподняв соломенную шляпу, исчез за дверью.
Василий невольно оглянулся ему вслед. «От Нинки? Зачем он у нее был?! — в недоумении подумал он. — А впрочем, что ж странного? Нина — электрик котлована, мало ли у них общих дел! Без этих геодезистов шагу на котловане не ступишь!»
И, успокоив себя этими рассуждениями, он уверенно постучался.
— Войдите! — раздался бесконечно родной для него голос.
По-видимому, Нина только что пришла с работы: на ней был синий комбинезон с кармашком, из которого торчали какие-то ключи. Светло-русые, цвета меда, волосы были тщательно забраны под синий берет.
Девушка стояла перед столом и смотрела в окно.
— Ниночка, здравствуй! Пришел с повинной головой! — И с этими словами Орлов широким движением раскинул руки и шагнул к ней.
Брезгливое выражение искривило ее губы. Она подняла руку, словно бы ограждаясь от него.
— Товарищ Орлов! — срывающимся голосом прошептала она. — Я... только что с работы... Устала... Сделайте одолжение, не мешайте мне отдыхать!..
Василий от неожиданного оскорбления растерялся.
Лицо его побагровело.
— Так... так... — бессмысленно пробормотал он. — Ну что ж... Тогда простите за вторжение, товарищ Тайминская!..
Он выбежал из комнаты.
Навстречу ему шел Аркаша Синицын. Он еще издали махал рукой и улыбался.
Василий замедлил шаг. Гордость дала ему силы спокойно заговорить с Аркадием.
Они стояли беседуя.
А день-то, день-то какой! Светоносный день над Волгой обнимал и котловину Лощиногорска, и поросшие бором горы, и поникшую березу, чуть шелестевшую листьями над их головами...
«Да полно, было ли на самом деле то, что случилось сейчас в комнате Нины?»
По свойственной ему привычке Аркаша крутил пуговицу кармашка на ковбойке своего собеседника.
Вдруг он осклабился.
— Что это? — пропел он и потрогал пальцем ссохшийся цветок в петлице Орлова. — А мы думали, что он у тебя неувядаемый.
Орлов промолчал. Мгновенная боль исказила его губы. Но вот он тряхнул волосами, рассмеялся.
— Всего и делов-то! — сказал он с обычной своей широкой улыбкой, выдернул цветок из петлицы и швырнул на землю.
43
Начальник политотдела не обманулся в своих надеждах на Ивана Упорова. «Комсорг большого котлована» — так называл его с шутливой торжественностью парторг — и на этой своей новой работе не уронил доброй славы, добытой за рулем бульдозера.
Всего двадцать два года было Ивану Ивановичу, а и старые водители не стыдились именовать себя «упоровцами».
«Школой-передвижкой» называли водители летучие, всегда предметные уроки, которые давали во всякую свободную минуту лучшие работники неопытным и отстающим.
Начинать пришлось на одной из пересменок старшему из Костиковых, Илье. Это был тугой на слово, угрюмый человек. И когда Ваня Упоров попросил его рассказать молодым водителям, как вверенная ему машина «ГАЗ-93» здесь, на земляных работах, пробежала более семидесяти тысяч километров без капитального ремонта, а всего с прежними на каменном карьере близко к ста, Илья застеснялся: не оратор, дескать, не лектор. Иное дело, если бы дали ему на выучку человека; поездил бы с ним недельку-другую, побывал бы вместе с ним в передрягах и переделках, вот тут бы он его и поучил.
Не нажимая на Илью, Ваня Упоров наводящими вопросами, с приоткрыванием капота, с залезанием под машину, завязал с ним разговор. В этот разговор мало-помалу втянулись все.
Илья сказал:
— Да какие там секреты, нет у меня секретов никаких. Веди работу на больших скоростях — вот моя главная заповедь.
Это удивило Упорова.
— Постой, постой, Илья Петрович! Боюсь, что перехватываешь: это ведь только сказать легко, а другой на больших скоростях и машину растреплет и сам без головы останется.
— Я хотел то сказать, что держи свою машину в холе и всегда будешь ездить на самых больших скоростях. И первое дело: чувствуй машину так, как ты свою руку или ногу чувствуешь! Вот, скажем, укусил тебя комар, ты еще сообразить не успел, где, что, а рука уже отдернулась, она свое дело знает. Вот вроде этого и с машиной у тебя должно получаться со временем. К примеру, работаю я в каменных условиях. И попади у меня камень между баллонами. Другой поедет себе дальше, и ничего. А мне сразу... не знаю, как тут выразить, ну, вроде бы как в голову отдает, чувствую: не то! Он между покрышками, камень-то, а мне как в собственном сапоге гвоздь. Люби машину. Береги, как...
— Как жинку, — закончил кто-то за него. Посмеялись, поострили по этому поводу, как уж водится, и затем снова настороженное, жадное внимание.
И знатный водитель заключил так:
— И вот, ребятки, я уж почти наездил свои сто тысяч. Десятки тысяч тонн груза перевез. Сами знаете, в каких условиях, по каким дорогам. А в результате? Давайте посчитаем: пришлось только заменить поршневые кольца — раз. Вкладыши — два. И пальцы... Стоимость их какая? Да сущие гроши при таком пробеге; вместе с оплатой ремонтников что-то около ста рублей!
Еще проще был «секрет» другого брата, Игната. Этот решительно отказался от «лекции».
— Уговорились с Васей Орловым, — сказал он, — чтобы никто больше нашего кубов не выдал. Ну, и закон!..
44
В ранний час уединенной работы Бороздина в исполкоме, часов так около восьми утра, девушка в синих физкультурных шароварах и в заправленной под них голубой шелковой тенниске тихонько просунула темноволосую голову в полураскрытую дверь и на цыпочках вошла.
Прикрыв за собой дверь, она остановилась и ждала, пока Максим Петрович взглянет на нее; он сидел вполуоборот, покуривая, сердясь, кричал в телефон:
— Ну, вот я доберусь до него. Вот, вот!.. Передайте-ка сейчас ему трубочку, я ему сейчас!.. — Чувствуя, что кто-то вошел и ждет, председатель слегка повел рукой, приглашая садиться.
И вдруг над самым его ухом раздался протяжный, чуточку обиженный голос:
— Па-апка?
Бороздин едва не выронил трубку. Затем, как мальчишка, пойманный на запретном для него курении, он поспешно сунул самокрутку в пепельницу. А по телефону коротко сказал:
— Ну, вот что... Ладно. Доругаюсь с вами в другой раз. А сейчас... тут ко мне большое начальство приехало. Самому выволочка будет!..
Он положил трубку. И вряд ли на том конце провода, в МТС, усомнились, что сейчас и вправду большое начальство «шерстит» в исполкоме Максима Петровича Бороздина. Всем известно было, что иной раз он шуткою любит сказать правду, даже если она горька для него.
Светлана погрозила ему пальцем.
— Нечего, нечего прятать, видела! Это ты все накурил?
— Дочка? Да ты откуда? Какими судьбами? — сказал Бороздин, подставляя ей щеку для поцелуя и отводя разговор.
Светлана, прежде чем поцеловать смуглую щеку отца, придирчиво вглядывается и легонько проводит тылом руки по его щеке. Качает головой.
— Ну и ну! Не первой свежести!
— Полно тебе, — отвечает виноватым тоном Бороздин. — Ну ладно, ладно, грозная дочь, целуй отца, какой есть... Времени у нас мало, сейчас ко мне народ начнет собираться.
Он усаживает Светлану на диван. Вглядывается счастливыми глазами, словно бы годы не видал, хотя Светлана каждое воскресенье, а иногда и с вечера в субботу приезжает с правого берега в Староскольск.
— Ну, дочка, дай хоть минуточку посмотреть, какая ты там, на котловане, стала. Ух, какая большая выросла! Никак я тебя с месяц не видал? А?
— Тебя самого дома-то, наверно, с месяц не видали! — язвит Светлана. — Подушку сюда еще не перенесли, товарищ Бороздин? — спрашивает она, подражая матери.
Отец благодушно смеется.
— Нет, дочка, нет. Теперь мне подушку в полевые станы надо переносить. В вагончики к трактористам, к комбайнерам. Время-то ведь надвинулось какое! Ну, а ты как там в своем котловане?
Светлана усмешливо щурится. Перекидывает рыхло заплетенные косы на грудь, начинает переплетать их.
— Уж как мешают, — говорит она. — Отрежу!
— Вот я тебя! — грозится отец. — Ну, чем они тебе помешали?
— Я, отец, уезжаю.
Максим Петрович отшатнулся.
— Час от часу не легче!.. А замуж ты еще не вышла?
Глаза у Светланы сердито блеснули.
— Вечно у тебя, папка, какие-нибудь глупости на уме!
Увидя, что Светланка не на шутку рассердилась, он сказал:
— Да ведь, доченька, разве можно так сразу: «Папа, я уеду»? Мы с матерью ничего не знаем, не посоветовалась с нами, и вдруг...
Светлана улыбнулась:
— Да здесь и советоваться нечего. Просто командируют меня и еще одного гидротехника с котлована на месяц на Волго-Дон, поучиться отливу вод из котлована.
— Ну, это другое дело! — сказал отец. И, чтобы развеселить дочь, притворился, будто он не понимает, что это значит — отливка вод из котлована. — Ну, а как же все-таки допустили?
— Что допустили?
— Воду в котлован.
— Па-апка!.. — проговорила Светлана и расхохоталась. — Ведь ты же ничего не понимаешь!.. Ну, вот смотри, я тебе начерчу.
Она подошла к столу, взяла бумагу, карандаш и стала чертить и объяснять.
— У нас, — говорила Светлана, — водопонижение будет иглофильтровое. Будет заложен водосборный коллектор. К нему присоединяются иглофильтры. А откачка воды будет производиться насосно-вакуумным агрегатом. А знаешь, папа, сколько будет у нас на котловане этих насосных станций? Пятьдесят одна станция.
Отец сделал вид, что изумился. Это еще больше подожгло ее задор.
— Одних иглофильтров, знаешь, сколько будет? Шесть тысяч!
— И кто же этим занимается?
— Субподрядная организация. И уже набирают мотористов.
Отец кивает головой. Мысли его далеко. «Субподрядная! — думает он. — Ох, Светланка, Светланка!.. Уж и «субподрядная»! — думает он. — И «иглофильтры», «кубометро-часы». А давно ли дралась. с мальчишками, хвалилась, как «наподдавала» она и тому и другому!.. Чуть не плакала, ударяя себя по колену: «Почему я не мальчишка?» Мать чуть не до слез, бывало, нахохочется: «Да уж будет тебе, Светланка!.. И так уж всех мальчишек переколотила — атаман!..»