Мы помолчали.
–Да,– наконец, сказал Данька,– сказать тут нечего.
–Мне тоже нечего было сказать. Долго ещё.
–Ты ощущаешь свою ви… Ну… как бы… утебя есть чувство ви… короче, ты поняла! Утебя есть это чувство?
–А ты как думаешь?
–Слушай… не знаю. Это может быть совпадением.
–Да, бабушка тоже так говорит. Она даже пытается вспоминать её так, знаешь, легко, ну, типа, кслову пришлось…
–Может, правда кслову приходится!
–Может, и приходится, Дань, но только мне каждый раз больно.
–Бедный ты мой человек.
–Да нет,– я улыбнулась через силу,– всё о’кей. Ясебя вполне контролирую. Просто бывают моменты. Убабушки есть чемодан спариками…
–Вер, погоди! Ну правда же! Это же вполне может быть совпадением! Она ведь могла расстроиться по любому другому поводу!
–У бабушки есть чемодан спариками,– продолжала я,– бабушка Люба работала костюмером вТеатре Натальи Сац. Ивот эти парики – всё, что осталось от бабушки Любы. Ядаже смотреть на них не могу.
–Вер.
–Ну?
–А ккому ты ездишь сейчас?
–Да ко всем подряд.
–И… только не убивай, ладно? Зачем?
–Как я тебя убью, мы по телефону разговариваем?
–Интонацией своей. Молчанием. Так зачем?
Ямолчала. Не потому что хотела убить Даньку, конечно. Ядавно научилась относиться снисходительно клюдям, которые не были внутри моей ситуации. Просто думала, как объяснить… Сама-то я считала эти поездки чем-то вроде наказания. Мне не хотелось туда ездить. Там вещей, от которых начинало болеть сердце, было гораздо больше, чем вчемоданчике за шкафом.
Её бывшая соседка, её кресло вхолле, её стул встоловке, её любимые тряпочные цветы ввазе утелевизора, её любимые собаки, которых она подкармливала, её любимый маршрут для прогулки – мимо амбулатории, через детскую площадку. Каждый раз, когда мы гуляли мимо этой площадки, мы шутили. «Ну что, бабушка Люба? Сгорки скатимся?» Иона каждый раз придумывала что-то новенькое, вроде: «Нет, сегодня мокро и грязно!» или «Нет, на мне парадно-выходное платье, Веруня!».
–Ладно, попробую угадать,– подал голос Данька,– ты типа обета дала, да?
–Да,– соблегчением согласилась я.
Пусть считает обетом. Слово «наказание» ему явно не понравится. Начнёт спорить, доказывать… Зачем?
–А мне стобой можно?
Яподскочила на стуле, оперлась руками на стол, свалила карандашницу.
–Нет! Не надо! Ни вкоем случае! Второго такого раза я не переживу!
–Да перестань, я не брезгливый. Могу и из кружки скефирными разводами попить.
–Нет, Данька, не надо! Ты что, ещё не понял? Это совсем не фан!
–А я не хочу быть для тебя только «фаном»,– сказал Данька,– я хочу быть стобой всё время. Даже, когда тебе не слишком весело. Что ты там говорила про «жизнь– серьёзную штуку»?
Глава 13
Чудесная Светлана Романовна
Яоделась как обычно– синие брюки, голубая водолазка, бежевая стёганая куртка сремнём– некий компромисс, на который я иду каждую субботу. Замшевые ботинки, не на каблуке– на небольшой танкетке. Волосы распрямила и заплела втугую косу. Вобщем, выглядела элегантно, но строго. Ивыражение лица тоже нацепила строгое, чуть-чуть равнодушное. Что-то вроде: «навязался этот Белых на мою голову, что поделаешь». Главное– быть серьёзными. Ведь Дом П– это не место для шуток.
Но Данька уже от остановки начал валять такого дурака, что удержаться от смеха было невозможно. Увидел рядом со стройкой каких-то рабочих воранжевых фуфайках, которые сидели на скамейках и лопали быстрорастворимую лапшу, и как дёрнет меня за руку:
–О! Смотри! Пошли сними затусуемся! Ато я сегодня не позавтракал!
–Отстань!
–Ну пра-авда! Ятакой голодный! Готов увороны сыр отнять! Может, от тебя кусочек откусить?
Он схватил мою руку и поднёс кгубам, но я её вырвала.
–Дань, уймись, а?
–Ну вот,– обиженно надулся Даня,– мне теперь умирать сголоду? Хорошо, что я ссобой догался термосок счаем взять!
–Что?– не поверила я.– Ты взял термос? Зачем?
–А подумал: вдруг чайку захочется!
–Но почему ты дома не позавтракал?
–А не хотелось!
–И где ты собираешься этот чай пить?
–На остановке автобусной.
–С ума сошёл! Это негигиенично!
–Ха. Ещё попросишь уменя чайку-то.
–Ни за что на свете,– покачала головой я,– уменя, вотличие от тебя, всё по плану. Встал– и позавтракал. Выехал. Вернулся– пообедал. Нечего тут устраивать цирк!
–Ты как тот мужик ванекдоте,– откликнулся Данька,– помнишь? Как на фуршете подали закуски. Один ест, наедается. Второй даже не притрагивается. Горячее подали. Первый набросился. Второй даже не посмотрел. Сладкое подали. Первый порцию схватил и ко второму подходит: «Слушай, говорит, тут всё бесплатно! Ешь!» Авторой: «Яне хочу!» Апервый: «Ну бесплатно ж!» Второй: «Слушай, отстань. Я когда хочу– ем. Когда не хочу– не ем». Апервый ему: «Ну ты прям как животное какое-то!»
–Во-во,– засмеялась я,– и вообще, Даниил. Перестань ржать! Мы едем всерьёзное место! Там не до смеха. Там люди со своими проблемами. Сними надо разговаривать се-рьёз-но.
–Тогда мне надо ваптеку,– весьма серьёзно говорит Данька.
–Зачем?
–За пластырем. Заклеишь мне рот, и я буду оч-чень серьёзным! Ну или жгут мне наложишь. Чего уних там есть? Или мне пол-литра слабительного уних дерябнуть? Вот тогда мне точно будет не до смеха!
–Фу, ну и шуточки,– морщусь я, но всё же фыркаю.
В общем мало того, что мы туда ехали и хохотали, почти не переставая, так он умудрился влить вменя свой чай на автобусной остановке уже вРомашкове. Чай унего оказался заварен спалочками корицы и кусочками апельсиновой цедры, аэто всё вместе так пахло!
Местные жители шли мимо остановки и оглядывались. То ли смотрели на двух московских психов, которые распивали чаёк на остановке, то ли им тоже хотелось отхлебнуть из Данькиного термоса.
Но больше всего меня поразили мои старушки-подружки из дома престарелых! Они вели себя совсем не так, как вте дни, когда я приезжала одна. Знаете, что они рассказывали мне? Что уних слабое зрение! Что слабый слух! Что храпит соседка. Что дышать нечем, ане проветрить– сразу простужаешься!
А тут? Все сразу стали сДанькой кокетничать и хихикать. Ион хорош! Пришёл и спрашивает, громко ещё так, на весь этаж:
–Что, достала вас тут всех моя девушка?
«Моя девушка»,– повторила я одними губами. Он сказал– «моя девушка»? Мне не послышалось?
–Ох, достала,– согласилась сразу Светлана Романовна, старушка, которую мы навещаем сегодня,– сил наших нет её развлекать!
Якисло улыбнулась. Везёт мне сегодня на шутничков. Сначала один, потом– другая!
–А вы замок амбарный повесьте, чтобы она квам проникнуть не могла,– посоветовал Данька, и я незамедлительно пнула его вбок.
–Да если бы они тут продавались,– со вздохом проговорила Светлана Романовна,– и вообще, вы чего притащились? Погода прелестная!
Она глянула вокно, где как раз всё потемнело и нахмурилось.
–Шли бы вмузей вдвоём! На импрессионистов смотреть. О, я бы дорого дала сейчас за возможность сходить вПушкинский музей! Авы не цените свою свободу, таскаетесь по каким-то бабкам! Ой, аэто ещё что? Не надо! Не надо этого!
Это она про то, что я стала выгружать из Данькиного рюкзака пастилу, зефир и овсяное печенье. Она каждый раз вопит, что не надо было ей привозить ничего. Ия каждый раз бормочу: ну как же не надо… надо же…
–А почему это не надо?– прищуривается Данька.
–Да чтобы вас не разорять!
–А мы и не разорялись,– пожимает плечами Данька,– мы это всё украли, не беспокойтесь! Нет, мы банк грабанули! Ну такой, небольшой.
–Небольшой банк и смысла грабить нет,– свидом знатной рецидивистки заявила Светлана Романовна,– вот большой– да! Ивообще, увас обоих больно лица добрые! Не можете вы банк ограбить. Вот я– да. Ямогла бы!
–Одной левой,– подтверждает Данька, и они оба хохочут.
Якачаю головой, строго, как будто они – расхулиганившиеся дети, ая– их мать. Светлана Романовна и правда, как расшалившаяся девчонка, сунула Даньке «барбариску». Тот развернул её и тут же выронил на пол. Конфета укатилась под диван, и Данька встал на колени, чтобы её достать.
–Ты что это, милый мой?– удивилась Светлана Романовна,– никак предложение мне собрался делать?
–Угу,– пропыхтел Данька, заглядывая под диван,– предложение найти конфету и уничтожить, чтобы квам со всего дома муравьи не прибежали на пир.
–А, это ладно,– лукаво улыбается Светлана Романовна,– ато я думаю, влюбился водну, апредложение собрался другой делать.
Мы сДанькой оба дёргаемся от слова «влюбился». Он снова уронил конфету, которую только что достал, ая преувеличенно громко сказала:
–Светлана Романовна! Чай заваривать?
–Заваривай, милая, заваривай,– благодушно откликается Светлана Романовна,– хотя я бы не удивилась, дружочек, если бы ты мне предложение сделал. Яведь ещё вполне себе хороша!
–Точно!– хором говорим мы сДанькой, и все смеёмся.
Когда чай заварен, дело доходит до историй. Светлана Романовна, раскрасневшись от горячего чая, аможет, и от Данькиных шуточек, принялась рассказывать:
–Вот я, вотличие от вас, молодых, была девочкой покорной и послушной. Родителей слушалась, значит! Вот как-то пришли мы вгости. Меня там положили спать. На кровать. Укрыли шёлковым одеялом. Асами чай пить пошли. Только прихватили чемодан со столовыми приборами гостевыми. Чистое серебро хранилось вздоровом таком чемодане. Ачемодан стоял между кроватью и стеной. Они его вытащили, акровать не придвинули. Ну и получилось расстояние между кроватью и стеной.
Светлана Романовна хихикнула и развела руки на полметра.
–Небольшое. Но ребенку хватило. Вэту дыру я и ввалилась. Вместе сшёлковым одеялом. Но, повторяю, я была ребёнком послушным! Ирешила, что так надо. Что такие порядки вгостях. Ипокорно заснула там! Прямо вдыре! Ародители-то приходят– меня на кровати нет. Искали по всей квартире! Еле нашли…
Яхохочу, аДанька вопит: