губам и вдыхаю запах его туалетной воды, впитавшийся вмою ладонь.
Яповерила Даньке.
Однако моя вера была похожа на море, которое уберега сковала тонкая ледяная корка. Если начнётся шторм, поднимутся неспокойные волны, то моя вера треснет на мелкие кусочки. Глава 19
Фест
Фестиваль проходил там же, где мы были сДанькой на выставке– вЦДХ на Парке культуры. Увхода висело объявление-растяжка сназванием фестиваля, аукассы толпились люди. Мы смамой прошли по пригласительным, которые Данька взял для нас усвоей мамы.
–Ваше представление будет вэтом углу,– сказала та самая тётенька, которая месяц назад записала впрограмму наш смамой интерактив.
Язнала, что её зовут Марина и что она организатор детской программы на фесте, аона обо мне ничего не знала. Ну, кроме того, что я буду представлять сказки своей мамы.
Мама сидела тут же на стуле. Истоило мне отвернуться, как она быстро приподнималась и отодвигала стул назад на один шаг. Потом ещё на один. Мама потихоньку от меня удалялась и пятилась вугол, думая, что я не замечаю её детских игр.
–Как дойдёшь до кофейного автомата, возьми мне капучино,– громко, через весь зал, сказала я.
Она покраснела, подскочила и вышла за кофе. Да, от мамули сегодня проку будет как от воздушного шарика, который мне вручили при входе на фест. Нужен Данька, нужен Данька.
Но его не было. Пока не было. Времени ещё было полно, мы смамой пришли на фестиваль заранее. Ятащила сумку среквизитом, вкоторой были всякие тряпки, деревянное дерево, символизирующее лес, красные нитки, символизирующие огонь (тут уменя были большие сомнения, но Даня и бабушка вдва голоса меня убедили, что это очень-очень похоже на огонь), и два резиновых мячика, символизирующие мой страх и волнение.
Пока мы волокли всё внаш зал, минуя лотки скнигами, маму, как репейник, попытались отцепить от меня какие-то знакомые из книжного мира. Однако я прошипела: «Только попробуй сбежать, предательница мышиная!»– и она снесчастным видом потащилась за мной. Как будто корова, которую на базар ведут продавать.
Зря мы притащились так рано, на «нашем» месте бегали какие-то весёлые девицы впариках и скрасными носами и выкрикивали что-то задорное, веселя толпу детей вокруг.
–Надоели мне эти индюшки!– вдруг сказал мальчик лет восьми рядом со мной.
И я похолодела. Если ему надоело это веселье, то что он скажет про меня смоим спектаклем? «Надоела мне эта мрачная гусыня?» У-у-у! Зачем я вэто ввязалась?! Где Данька?
Яоглядела людей, пришедших на книжный фестиваль. Кто-то рассматривал книги на лотках, кто-то протягивал деньги, кто-то слушал выступление какого-то писателя смикрофоном. Вдруг я увидела втолпе Данину маму. Яне видела её вжизни, но Даня показывал мне фото спрезентации очередного номера журнала «Переплёт». Ярванула кней.
–Добрый день, меня зовут Вера, извините, аДаня здесь?
Она растерянно посмотрела на меня и промямлила какое-то приветствие.
–Мы выступаем вместе,– растолковала я,– он мой аккомпаниатор!
–А-а,– протянула она, но по её лицу было видно, что она всё равно не понимает, очём идёт речь.
–Аккомпаниатор, который играет ногами,– сказала я вотчаянии.
–Это он может,– откликнулась Данькина мама,– но я не знаю, где он. Дать вам его мобильный?
–У меня есть, просто телефон недоступен.
Ятопнула ногой и выпалила:
–Надо было его оставить уменя сночёвкой!
Данькина мама посмотрела на меня как-то странно. Но не успела я объяснить ей, что имела ввиду совсем другое, кней подлетел какой-то бородач, стал обнимать, что-то говорить про успех «Переплёта» на фейсбуке, и я ретировалась всвой зал. Мамы по-прежнему не было. Наверное, она отправилась за кофе вЧили, или где там его выращивают.
«Индюшки» надували теперь воздушные шарики. Длинные и узкие. Вредный восьмилетка взял вруки один, коричневого цвета и со смехом стал обсуждать сдругом, на что этот шарик похож.
–У вас три минуты!– сказала мне Марина, непонятно откуда вылетевшая, и тут же побежала дальше.
–Подождите!– окликнула её я.– Мне нужен стол!
Она обернулась на меня. На её лице было написано удивление, словно я просила унеё космический корабль.
–Реквизит разложить,– объяснила я.
Она кивнула, и через минуту дядька всинем комбинезоне принёс мне стол.
–Явам и стул захватил, надо было?– спросил он.
–А? Да, да… наверное,– пробормотала я.
Ябыла вступоре. Даньки не было. Мама тоже усвистела. «Индюшки» закончили свои прыжки и,послав детям воздушные поцелуи, убежали. Дети потоптались на месте и начали собираться вокруг моего стола. Ясела. Достала из сумки дерево.
–О!– загоготали они,– это что?
–Лес!
–Какой же лес, если это всего одно дерево!
–А где вы его купили? Тут? Апочём? Ятоже такое домой хочу! Апочему внём дырка? Внём кто-то сидел?
Поморщившись, я достала нитки, символизирующие огонь.
–А что это?
–Огонь!
–Ха-ха! Какой же огонь! Это же нитки!
–А где вы их купили?
Яобвела взглядом зал. Даньки не было. Зато была Марина. Она смотрела на меня и стучала пальцем по наручным часам.
«Он просто опаздывает»,– сказала я себе. Как мантру, повторила несколько раз. Гул вокруг меня нарастал. Дети хотели знать, где я купила дерево и нитки. Кто-то уже вытащил из моего пакета шарики для снятия стресса и стал ими кидаться друг вдруга.
«Смирись!– сказал кто-то внутри меня, и,наверное, его принято называть голосом разума, только я никогда не думала, что умоего разума такой печальный голос.– Ты всё это уже переживала вдетстве,– напомнил голос разума,– вот это взлёт ожидания, апотом– падение. Не помнишь?»
Яне помнила. Ине хотела вспоминать, не хотела отрывать взгляд от входа. Ябыла уверена, что сейчас увижу, как он вбегает на руках.
И тут мне попали моим же мячиком прямо ввисок. Бац!
–А ну прекратите все!– заорала я.
Дети стихли. «Ой-ой-ой»,– сказал спритворным ужасом вредный восьмилетка и вернул на место мои красные нитки, которые порядком успел запутать.
–Вот вас тут сейчас веселили,– начала я, как мне показалось, дружелюбным тоном, но сквозь него явно просвечивало что-то зловещее,– ая вам расскажу кое-что серьёзное. Вы не против?
–Вера!– услышала я поверх детских голов и увидела маму сдвумя бумажными стаканчиками. На её лице был ужас. Неужели я собираюсь рассказать детям её новые сказки? Мама сама говорила ещё утром, что они «сырые», словно они были овощами на суп.
Да, именно это я и решила сделать. Безо всяких мышей и деревьев громким голосом я пересказывала мамины серьёзные сказки отом, что надо друг друга любить, верить и поддерживать. Дети слушали внимательно. Наверное, потому, что просто приятно переключиться было со смешного на серьёзное. Человек ведь не может всё время хохотать. Авдруг умамы и правда получилось написать что-то увлекательное… Не знаю. Уменя вголове стучала только одна мысль: «Дети должны знать, что жизнь– серьёзная штука. Чтобы не вырастали втаких, как Данька».
Когда я замолчала, мне захлопали. Ну, то есть не то чтобы зааплодировали. Так, редкие хлопки. Пара детей, мама и какой-то седой дядька вбелой рубашке и синей жилетке.
–А кто автор?– крикнул дядька, когда хлопки смолкли, акдетям снова выскочили какие-то аниматоры вколпаках.
–Наталья Розанова!– объявила я и указала на маму.
Мама, конечно, смущённо заулыбалась, сказала мне одними губами «спасибо», адядька проговорил:
–А! О!
И подбежал кней, чуть не наскочив на её руку, по-прежнему сжимающую бумажный стаканчик. Извинился, взял осторожно под локоть и вывел из зала.
«Издатель,– поняла я,– надо сними, что ли, пойти… Сейчас купит унеё сказки за пять копеек. Иправа попросит на двадцать лет. Амама на радостях всё и подмахнёт».
Яподняла сумку, сделала шаг и поняла, что сил уменя на то, чтобы пойти сними, не было. Яощущала опустошение. Иболь от Данькиного предательства.
Всё было именно так, как предсказывала эта Регина. Ипочему я ей не поверила? Просто потому, что она была вшортах, которые я вжизни не куплю?
Явышла из зала. Странно, сумка не казалась мне такой тяжёлой, когда я тащила её на выступление. Япрошла мимо нескольких лотков скнигами и снова увидела толпу детей. Увсех были вруках карандаши и маленькие книжечки. Яузнала флипбуки! Оказывается, тут проходил мастер-класс по тому, как рисовать вних мультики. Яспустила сумку сплеча, нащупала вбоковом кармане свой флипбук. Усмехнулась.
Дура наивная. Надо же было такое придумать: «На что похожа любовь?»
–Дайте и мне карандашик,– попросила я уведущей мастер-класса и,присев рядом сдетьми, которые рисовали мультики вуголке альбомчика, написала всвоём флипбуке три слова: «Боль». «Разочарование». «Одиночество». Зачеркнула «разочарование». Написала: «Ярость».
Всё, слюбовью закончим.
Будем деловыми. Сейчас мама заключит контракт на сказки, и я переверну эту страницу всвоей жизни, оставлю впрошлом и фестиваль, и зубного, и кафе на берегу озера, и Даньку. Вот только как я теперь буду ездить вдом престарелых? Как посмотрю на остановку, где мы сДанькой пили чай скорицей из его термоса и смеялись?
Ну ничего, я и раньше заставляла себя туда ездить насильно, так что мне не привыкать бороться ссобой.
Вот и мама. Идёт, улыбается. Только вруках унеё не белые листочки формата А4, исписанные условиями договора, апакет скакими-то чёрными тряпками.
–Что это, мама?
–Это… э-э… так… костюм.
–Какой костюм?!
–Женщины-кошки.
–Женщины кого?! Откуда? Ты сума сошла? Агде договор?
–Какой договор, Верочка?
–Ну вот тот дядька вжилетке, он разве не издатель? Разве он не предложил тебе договор?
–А, нет, это же Сашка! Мой друг. Он писатель тоже. Ипереводчик. Сейчас занимается комиксами. Пойдём, я тебя сним познакомлю. Ему, кстати, очень понравилось твоё выступление. Он сказал, я могу гордиться тобой. Спасибо, дорогая!
–Костюм,– повторила я,– женщины-кошки… дорогой ведь, наверное…