–Ну, Сашка сделал мне скидку,– замялась мама.
А я села на корточки, уткнулась лицом вколени и заплакала.
Всё было тупо. Всё было напрасно. Ивсё– из-за Даньки.
Глава 20
Ссора
Мы смамой оделись, спустились слестницы. Мимо нас проносились люди, выкрикивающие друг другу что-то вроде: «Ах, давай скорее, опоздаем на Аннику Тор!» Или: «Ты видела новые книги «Самоката»?» Мне же казалось, я участвую вкакой-то странной игре. Что-то вроде реалити-шоу под названием «Неуловимый Данька».
И я убедилась вэтом, когда увидела на ступеньках его. Даньку. Одетого, бледного, стелефоном вруках. Он смотрел на экран, но не набирал номер, асловно ждал, пока придёт эсэмэска.
–Подожди меня где-нибудь,– попросила я маму,– может, даже тебе лучше вернуться. Потусуйся ещё со своими друзьями, вдруг они тебе скидку и на Бэтмена сделают.
–Яостанусь тут,– сказала мама неожиданно твёрдо.
Явоздела руки кнебу.
–Мама! Ты же всегда мечтаешь от меня сбежать! Сейчас решила проявить вредность характера?
–Ятебя не могу такую белую оставить,– тихо сказала мама.
Ямолча сунула ей вруки сумку среквизитом и подошла кДане. Что спросить? «А где же цветы, которые ты даришь каждый раз после того, как провинишься?» Или нет. «Ну и где же на этот раз был твой телефон?»
Он обернулся, словно почувствовал, что я подошла.
–Прости.
–Ты мог позвонить.
–Язвонил!
Ядостала телефон. Иправда, два пропущенных от Даньки. Но это потому, что я выключила звук перед выступлением.
–Нашёл время звонить.
–Яопять потерял телефон.
–Ну хватит!– закричала я так громко, что спугнула стаю голубей, толпившуюся возле урны,– мне это на-до-ело! Яразговаривала сРегиной! Ивсё знаю!
–Да?– спросил Данька, и его тон был скорее напряжённым, чем удивлённым.– Когда ты сней говорила? Сегодня?
–Нет! Впонедельник!
Вот тут он удивился.
–В понедельник? Но…
–Да, Данечка, впонедельник после нашего несостоявшегося свидания! Иона рассказала мне, какой ты на самом деле! Что тебе плевать на время! Что тебе плевать на просьбы тех, кто просит тебя куда-то сними сходить! Что ты легко даёшь обещания и не приходишь!
–Погоди, как это…
–А тебя это удивляет?– разъярилась я.– Аразве ты не обломал меня уже два раза! Иладно– зубной! Мне плевать на зубного! Но сегодня!
–Всё прошло плохо?
–Отвратительно!
–Правда?
–Нет. Но… Но…
«Не рыдать!»– приказала я себе.
Однако мячики для снятия стресса остались удетей, и я разревелась. При всех, на улице… такого со мной не случалось стех пор, как я узнала обабушке Любе.
–Ну ты чего?– он попытался прижать меня ксебе, но я оттолкнула его.
–Да ничего! Яверила тебе! Что ты придёшь и поддержишь меня! Ты хуже Олега, понял? Он хоть по-честному признался, что его тошнит от того, что я предлагаю ему! Аты! Ты обещаешь! Ине выполняешь! Зато учишь меня легче относиться кжизни! «Просто жить», «просто наслаждаться»! Ипросто предавать, да?!
–Ятебя не предавал!– взорвался он, и вернувшиеся было на место голуби улетели, видимо, навсегда.– Ипри чём тут наслаждение жизнью, я не понимаю! Ты учишь меня жить? Но это смешно! Ты что, умеешь жить? Ха-ха-ха! Да ты всю жизнь делаешь всё из-под палки! Вся эта твоя йога, все эти кружки, дома престарелых! Ты же заставляешь себя этим заниматься! Ты носишь ссобой эти дурацкие мячики! Мнёшь их, сдерживаешься. Аты не пробовала показать свои чувства? Чтобы люди не думали, что ты вся из себя такая правильная и сдержанная! Чтобы люди знали, какая ты на самом деле!
–Да я и есть сдержанная, на самом деле!– заорала я.– Иправильная! Отношусь ко всему серьёзно! Потому что жизнь уменя серьёзная! Уменяж не как утебя– сплошная веселуха!
–Это уменя веселуха?
–Конечно! Ты даже не можешь просто съездить вдом престарелых! Просто так, чтобы об этом никто не знал, чтобы не вывешивать информацию всоциальных сетях! Чтобы не собирать лайки на твои фотки сбабушками! Понимаешь, просто так!
–А что такого плохого вфотках сбабушками?
–Да ничего! Что ты хвастаешься тем, какой ты молодец!
–А ты что, сама хотела похвастаться, да я тебя опередил?
–Какой же ты…
–Какой?
–Уйди!
–На все четыре стороны?– сощурился он.– Асчего ты взяла, что уменя веселуха? Ты бы хоть спросила, где я был утром.
–И где ты был утром?
–И что со мной случилось?
–Хорош, а?
–Регине было плохо, понимаешь? Так плохо, что «Скорую» вызывали. Унеё жуткая истерика началась, она головой об пол билась, голову разбила.
–При чём тут Регина?– не поняла я.
–Ты же сказала, что разговаривала сней!
–Ну да. Так ты сней общаешься?
–Яночевал уних сегодня!
–Ого, какие подробности…
–Вер, ты издеваешься? Яже говорил тебе вчера, что ночую удяди стётей…
–Стоп, стоп,– сказала я.– Регина– твоя тётя?!
–Почему– тётя? Племянница! Яже тебе говорил!
–Нет,– медленно сказала я,– ты мне этого не говорил. Иона не говорила. Значит, ей было плохо?
–Ужасно,– вздохнул он,– аглавное, я хотел тебе позвонить, пока мы ждали «Скорую», но… ты будешь смеяться…
–Поверь, не буду.
–У меня опять потерялся телефон. Потом нашёлся. Под кроватью.
–Сочувствую,– сказала я,– ну что ж… передавай Регине мои пожелания выздоровления. Япойду. Мама замёрзла.
–Вер,– окликнул он меня,– я позвоню?
–Не надо,– покачала я головой.
–Почему?!
–Потому что теперь я знаю, что ты обо мне думаешь, Даня… Ия не хочу тебя больше видеть. Пока!
–Вера, Вер, ну подожди!– он схватил меня за рукав пальто.
Но тут унего зазвонил мобильный, ая выдернула руку, подбежала кмаме и потащила её кметро.
–Поругались?– сочувственно сказала мама.
–Нет.
–Фух, слава богу.
–Расстались.
–Вера! Ну зачем?! Ты же прекрасно справилась свыступлением!
–Мам, давай-ка побыстрее. Нам надо ещё зайти за кефиром. Бабушка просила. И, кажется, унеё кончились ванильные сухарики.
Глава 21
Тоска
Меня бросало то вжар, то вхолод. Постоянно менялось настроение. Утро было временем решительных мыслей и действий.
Явставала, занималась йогой, выпивала чашку зелёного чая для бодрости и крепости духа, вставала перед зеркалом, протирала тёмные круги под глазами кубиками льда спетрушкой и двадцать раз повторяла, глядя сама себе вглаза: «Не вспоминать, не вспоминать, не вспоминать!» Именно утром я удалила аккаунт «Вконтакте», авпочте занесла Данин адрес в«чёрный список». Именно утром я проверяла холодильник, срок бабушкиных лекарств, наличие умамы бумаги для принтера, писала списки, чтобы вечером зайти вмагазин.
Потом я шла вшколу и довольно удачно блокировала все болевые удары, которые мне наносили любые мальчишки, даже карапузы, но сименем Даня, любые шоколадки той фирмы, что он подарил мне при встрече, любые целующиеся парочки.
А затем я приходила из школы, уставшая, и ложилась на диван. Наступил ноябрь, стало рано темнеть, и вместе стемнотой ко мне заявлялась старая знакомая– тоска. Она уже не наваливается, как серый зверь. Она вгрызается вмоё сердце, погружает внего свои когти, осторожно нащупывает то зёрнышко, что колотится «тук-тук-тук», и нежно, прислушиваясь, сжимает его.
Яничего не писала во флипбуке. Только рисовала– крошечное сердце вкогтях хищной птицы.
Вместе стоской приходили воспоминания, которые уже не сдерживал мой бодрый разум: вот он берёт меня за руку под пледом, вот я прижалась кнему вмаршрутке из Ромашкова.
Казалось бы– встань, взбодрись, посмотри сбабушкой телевизор, выпей чашку кофе.
Но из телевизора неслись стоны онесчастной любви, которые отзывались во мне новыми приступами болезненного эха, акофе… Явсё-таки не любила кофе.
Странное дело. Сейчас, когда я всеми силами пыталась переболеть любовью кДаньке, избавиться от этого чувства-наваждения, он больше не казался мне симпатичным. Япредставляла себе его оттопыренные уши или маленький острый птичий нос и думала– какое уродство! Как я могла быть такой дурындой, чтобы полюбить такое страшилище?!
А его детская улыбка? Неужели она казалась мне трогательной? Нет, нет и нет! Если утебя детская улыбка, это значит, ты глуп, как ребёнок!
Ярастравляла себя снова и снова, словно погружая палец ввоспалённую рану и причиняя всё новую и новую боль. Особенно много боли приносили предрассветные часы, и бабушка молча заходила ко мне вкомнату, брала подушку, влажную от слёз, и клала её на батарею.
Они обе пытались мне помочь, и мама, и бабушка. Мама приносила какие-то новые книги, требовала моего совета по сюжету каких-то сказок, хотя веё глазах было только одно: «Отвлекись от своих мыслей, не думай!» Впрочем, я была за неё рада, после фестиваля она стала писать неплохие сказки, серьёзные, но сшуточками. Иногда ей действительно удавалось отвлечь меня от грустных мыслей. Ненадолго.
Бабушка просто была рядом.
Как-то раз я не стала сдерживаться и поплакала, уткнувшись кней вколени. Она погладила меня по спине и попросила: «Поговори со мной».
Япоговорила. Попросила её не сердиться, что не стану сейчас ездить вРомашково. Сделаю небольшой перерыв. Правда, я не знала, когда он закончится, но бабушке об этом я сказать не решалась.
Она закивала так быстро, что я поняла– она связывает моё нежелание туда ездить сДанькой.
Это было не так. Точнее, не совсем так. Яне могла туда поехать из-за Даньки, но не из-за того, что мы были там вместе, что пили чай скорицей на остановке, смешили бабушек, обнимались вмаршрутке, нет.
А из-за того, что он мне сказал тогда… Что я езжу туда из-под палки.
Однажды, когда тоска особенно сильно сжала вкогтях моё сердце, я признала: да. Из-под палки.
Мне стало легче. Ненамного, конечно. Чего хорошего, что мне не хотелось ехать навещать бабушек? Но, по крайней мере, это была правда.
Ещё я пыталась понять, почему я так разозлилась на Даньку за фоторепортаж одоме престарелых. Он ещё и поддел тогда меня: «Ты сама хотела похвастаться, да я тебя опередил!» Сейчас, когда ярость, вызванная его фразой, остыла, я подумала: что-то есть в