мбу. Он догадывается, что этих людей связывает какая-то тайна. У него насчет Фабиана серьезные подозрения, но он не прерывает беседы с мадам Зарембой. Священник наставляет ее на путь истинный, напоминает, что пьянство — грех, рыгает, отпивает из бокала, чтобы унять икоту, и пересказывает свою сегодняшнюю проповедь, вставляя латинские слова:
— Дети, сказал я им, когда виноград созреет, а оливы дадут масло, вспомните о даре Небесном…
Фабиан уводит Малгошу в другую комнату. Тонкими, нервными пальцами он теребит ее тюлевое платье, а она поглаживает ему усы, не спуская глаз с зеленого камешка:
— Фабианку, ты мне этот перстенек обещал…
Фабиан прижимает ее в углу, впивается острыми зубами в ее полные губы и шипит, как змей:
— Подожди… Ах ты ж, красотка моя… Подожди немножко…
Когда гости уходят, Фабиан собирает с тарелок остатки зайчатины и сладостей, чтобы угостить своих животных крохами с праздничного стола.
Вечером должны прийти другие гости.
По воскресеньям вечером у Фабиана танцы. С узких, кривых улочек у берегов Вислы, с Песков, к пану Фабиану спешат парни и девушки, по большей части рыбаки со своими подружками-портнихами. Он не берет платы. Боже упаси! Просто ему нравится учить танцевать. Он строен, гибок и необычайно подвижен. Его ноги сами так и просятся в пляс. Узкая поясница, фрак сидит как влитой. Волосы и усы завиты, на длинных, тонких пальцах сверкают разноцветные камни, вот парни с девушками и думают, что он настоящий танцмейстер. Как бы крепко он ни прижал к себе девушку, как бы ловко ни обхватил «невесту» за талию, парни все ему прощают, ведь он учитель танцев, он специалист, который этим живет.
А пока они не пришли, Фабиан сидит на диване, курит сигару, смотрит, как едят его животные, и спрашивает у них:
— Ну что, друзья, кто сказал, что у Фабиана фантазии нет?..
Когда они все съедают, он приказывает Пуделю и коту сидеть тихо, а сам достает из книжного шкафа Библию и читает вслух. В последнее время он только Библию и читает. Ведь это первоисточник, а не какая-нибудь копия. И он громко читает стих за стихом, глубоко затягиваясь сигарным дымом.
В доме жарко. Огромная муха кружит по комнате, бьется о стекла, а Фабиан переворачивает страницы. Ему нравятся короткие, рубленые фразы, он наслаждается ими, смакует каждое слово, будто читает в первый раз. Пудель притих, но кот не может улежать на месте. Он откормлен, полон сил, а Фабиан не выпускает его погулять на улицу. Вот кот и метит углы и даже похотливо посматривает на Пуделя. Заметив эти взгляды, Фабиан наступает ему на хвост:
— А ну прекрати! Слушай внимательно, Бальтазарку…
Кот вопит, выпускает когти, топорщит усы, а Фабиан сильнее прижимает ногой его хвост и поучает:
— И Давид сказал Авигее: «Если бы не ты, я не оставил бы даже мочащегося к стене…» Понял, Бальтазар?..
К вечеру собираются парочки. В квартире душно от запаха дешевого мыла, дрянного парфюма и дыхания плотно поевших людей. Фабиан порхает по залу, хватает за талию то одну, то другую девушку и приговаривает:
— Паненка, не кихай,
Як кохашь, не вздыхай…[4]
В зале жарко и шумно. На улице под окном стоит детвора, хлопает в ладоши, а Фабиан крутится как волчок.
Вдруг запахло дракой.
Фабиан подлетел к танцующей паре и сзади облапил девушку за грудь. Это уже совсем не похоже на учителя танцев. Лицо кавалера налилось кровью, он наклонил голову, как петух, готовый броситься на соперника, но Фабиан уже в другом конце зала. Он всплескивает руками и выкрикивает на чистейшем французском:
— En avant![5]
А парень растерянно топчется на месте, покачиваясь в такт музыке, как марионетка на нитках. Фабиан бросил его девушку, схватил другую и повел ее из зала «освежиться».
Они всегда с ним идут.
Во-первых, в той комнате у него попугаи, они предсказывают судьбу, вытягивая билетики, и никогда не ошибаются. Во-вторых, девушки думают, что Фабиан — богатый ювелир, и надеются на подарок.
— Пане Фабиане, — спрашивают они робко, — вот этот перстенек с камушком хорошо будет у меня на пальце смотреться?
Фабиан кивает.
— Хорошо, — рычит он, — очень хорошо…
И тянет к девушке руки. Она топает ножкой и шепчет:
— Пане Фабиане, услышат же… Пане Фабиане…
Попугаи искоса смотрят них, повернув в сторону кривые клювы, и передразнивают:
— Пане Фабиане-е-е!.. Пане Фабиане-е-е!..
5
В доме Фабиана произошло странное событие.
Вдруг среди ночи, в полной темноте, разом запели канарейки. Испуганный Фабиан вскочил с кровати.
Он подумал, что проспал, что уже день, и ему стало стыдно перед самим собой.
— Фабианку, — проворчал он, протерев глаза, — старый ты пень. На покой пора, за печку… Давно пора…
Поднял жалюзи и увидел ночную улицу, слабо освещенную газовым фонарем. Снова забрался под одеяло и крикнул в другую комнату:
— Клювик, ты что?! Ночью спать надо, господин капельмейстер…
Но канарейки не унимались. Щебетали вразнобой, кто в лес кто по дрова. Мало того, вдруг одна поперхнулась и несколько раз издала:
— Чап, чап, чап…
Что еще за новости? Давненько Фабиан не слышал такого от своих птиц. Капельмейстер Клювик отлично их обучил. Стоило одной из них чуть сфальшивить или закашлять, он начинал испускать такие трели, что остальные канарейки, подражая ему, тоже начинали петь чисто и звонко. А теперь несут черт знает что, но Клювик даже не пикнет. Фабиан встал с кровати, взял свечу и в исподнем пошел посмотреть, что случилось.
Распахнул дверь и застыл на месте, вытаращив глаза.
В воздухе летали перышки, а на коврике посреди комнаты лежал Бальтазар. Канарейки испуганно голосили, высунув головы через прутья клеток.
Фабиан сделал шаг вперед. Только один шаг.
Он сразу подумал, что это капельмейстер. Но, может, и нет. Посвистел, позвал:
— Фью-фью, Клювик…
В ответ опять раздалось:
— Чап, чап, чап…
Фабиан пристально смотрит на Бальтазара. Тот и ухом не ведет.
Ощетинив окровавленные усы и выгнув спину, неподвижно сидит среди перьев своей жертвы. Выпустил когти из подушечек и со странным, совсем некошачьим упрямством выдерживает взгляд Фабиана.
В доме повисла напряженная тишина. Даже канарейки замолкли.
Глаза Фабиана сверкают, усы шевелятся, крючковатый нос — словно клюв орла, высматривающего добычу. Колени дрожат, и пальцы сжимаются в кулаки, будто уже вцепились в горло врагу.
Фабиан ждет.
Ждет, что кот сдастся: опустит глаза и попятится назад. Вот тут-то Фабиан ему и покажет… Но Бальтазар не шевелится. Знает, что наказания не избежать, но не пытается отступить, скрыться. Напряг каждый мускул и, готовый к нападению, ловит малейшее движение хозяина.
Они испепеляют друг друга взглядом, топорщат усы и выжидают. Но вдруг в комнату врывается Пудель, бросается на Бальтазара и опрокидывает его на спину, кверху лапами. В тот же миг Фабиан, наклонившись, цепляет коту на хвост прищепку. И вот Бальтазар кружится по комнате, пытаясь достать собственный хвост, а Фабиан разглядывает глубокую царапину на большом пальце, дует на нее, чтобы унять жгучую боль, и при этом не забывает науськивать собаку:
— П-с-с, Пудель… П-с-с…
В этот раз Фабиан был так доволен своим псом, что в награду даже не стал его мыть. Все утро угощал Пуделя сахаром, гладил ему влажную морду и приговаривал:
— Молодец, умница. Пойдем к панне Малгоше — целую плитку шоколада получишь…
Перед тем как выйти из дому, Фабиан пошел попрощаться с Бальтазаром. Он уже решил, что до вечера не снимет ему прищепку с хвоста, только зашел посмотреть, как животное себя чувствует. Увидев, что кот по-прежнему вертится без остановки, щелкнул языком и скомандовал, точно как танцующим парочкам в воскресенье:
— En avant! Быстрее, мосье Бальтазарус!..
Бальтазар закружился так быстро, что уже не разобрать было, где голова, где хвост — одно крутящееся пятно. Фабиан, хохоча, похлопал ему:
— Так, так, Бальтазарус! Отлично танцуешь… Хоть в балет отдавай…
В магазине Фабиана вялое, словно больное желтухой, солнце разлеглось на полу огромным треугольником.
Фабиан мастерил копье.
Он положил на стол молоток и резец и потуже перевязал поцарапанный большой палец, разболевшийся от работы.
А работа предстояла непростая.
В магазин заявился странный клиент. Средь бела дня по Старому городу прямо сквозь толпу пронеслась запряженная четверкой карета. Здоровенный кучер размахивал кнутом над головами покупателей и торговцев.
Карета остановилась перед антикварным магазином, и из нее вышел молодой человек в коротких детских брючках, тонконогий, как принц с дешевой фарфоровой тарелки.
Сначала он понравился Фабиану. Это был юноша с худым, бледным лицом, узкими плечами и большими ясными глазами, мечтательными и невинными — такому любые богатства можно доверить, не считая. Но молодой человек тут же начал выставлять напоказ свои познания в археологии. Фабиан пытался ему угодить, но он только отмахивался:
— Ерунда, барахло… Что-нибудь настоящее есть?
Фабиан уже не знал, что ему предложить, но юноша презрительно повторял:
— Приличное что-нибудь… Оригинальное…
— Оригинальное? Что ж…
Смерив покупателя взглядом, Фабиан подвел его к ящику, где хранил всякий хлам, и широким жестом указал на кучу поломанных, грязных вещей:
— Здесь у меня самое ценное. Выбирайте, господин…
Чихая от пыли, юноша начал перебирать вещи, вынимать их из ящика, раскладывать по полу и вдруг радостно выкрикнул:
— Вот оно!.. Тьфу, ну и пылища тут у вас…
Это было копье, невзрачное бронзовое копье. Но молодой человек даже не усомнился, что нашел в груде мусора настоящую древность, настоящий бронзовый век. Ему повезло: у самого Райцеса из Старого города он отыскал среди ничего не стоящего барахла истинное сокровище и сейчас приобретет его за бесценок. И, поспешив состроить равнодушную мину, молодой человек небрежно спросил: