Я проснулась от кошмара. Снова. Это не было, как в фильмах, когда герои просыпаются с криком, и кто-то обязательно бежит к ним на звук. Я тихо вздрагивала. Старалась успокоить сбивчивое дыхание. Садилась и смотрела в окно в ожидании рассвета, стараясь опустошить голову. Я успокаивала себя, что, по крайней мере пока, ничего не произошло. Если паника не отступала, я откидывала фасадную часть комода-пандади вперёд и осматривала подарок Минхо. Убедившейся в его чистоте мне становилось легче. Но заснуть я уже не могла или боялась. Я даже воспользовалась техникой придачи страху материальности и спроектировала самые пугающие элементы кошмаров на рисунок. Там был окровавленный веер, лица квищин, последняя сцена игры с догорающей Сэге. Это повторялось уже который день. Настроение всегда было паршивым из-за недосыпа и переживаний, так ещё и все желали меня тайно или явно обучить. Неудивительно, что чужие старания имели для меня после всех этих ужасных сновидений отрицательный эффект. Чем сильнее на меня давили, тем больше я отказывалась что-либо делать. В какой-то момент это превратилось в мой внутренний спор с игрой, и я была горда своей решительностью.
«Если ты хочешь заставить меня развивать способности, я вытерплю всё, чтобы оставаться слабой Суа, не имеющей и шанса перевоплотиться в карающего феникса. Ты пожалеешь, игра, что затянула меня в это тело» – так я повторяла себе.
Сколько бы ни думала, в финале Суа умирает. Возможно, сама становится злым духом. А значит, всё, что мне нужно делать – это не умереть. А если умереть, то тихо, слабой носительницей божественной силы. Тогда Сэге… и Минхо с остальными будут спасены.
В тот день я вышла к Бо Нгаи, растирающим в порошок какие-то травы. Уже по обычаю мы позавтракали вместе без разговоров. Единственное, что было необычно, это женский смех за оградой. Девушки, проплывая мимо стайками, весело что-то обсуждали. Никогда не видела, чтобы так много девушек одновременно оказывались на улице.
Глава 21
– Аа, – прокряхтел Бо Нгаи. – Сегодня же пятнадцатый день пятого лунного месяца.
И что? Мне это ничего не говорило. Тем более пятый лунный месяц – это какой? Явно не весна. Вдруг за оградой показалась наша соседка – та самая, что была дочерью рабыни, посмевшей убить хозяина. Девушка, скажем так, обладала ярким типажом. У неё был длинный острый нос и оттопыренные уши. Возможно, будь у неё чёлка или ходи она с каре, то походила бы на миловидного мышонка. Но девушка всегда зализывала волосы на голове, заплетая косу с пробором посередине. Из-за этого все её черты выделялись только сильнее. Но, признаться, по характеру она была лапушкой. Немного наивная, любопытная и добрая ко всему живому. За это время я почти ни с кем не общалась, кроме этой девушки. Кстати, звали её очень просто – Хани. Мне нравилось думать, что на английском это имя писалось бы как «мёд».
– Эй, Суа! – она махнула мне рукой. – Ты идёшь?
– Поди, поди, – сразу же подхватил Бо Нгаи. – Развейся. Сегодня у меня нет к тебе поручений. И это захвати – понадобится.
Ну ладно. Пока старик не передумал, я поднялась и приняла у него из рук маленькую корзинку. В ней в небольших сосудах, но в большом количестве были экстракты цветов.
– О, это для цветочной воды? Здорово! А! Захватишь с собой тушь? Я и альбом приготовила, – воскликнула Хани, когда я приблизилась.
Хани как-то пришла, когда я рисовала. В тот раз я просто баловалась всякими смешными чиби знакомых мне персонажей, но получалось довольно мило. Чиби Бо Нгаи я изобразила в позе с пальцем вверх, как будто он учит или ругается, но непонятно, кому это предназначалось, потому что рядом я оставила пустое пространство. Чиби Суюна я изобразила танцующим и запутавшимся в длинных рукавах. Чиби Минхёка у меня висел вверх тормашками на планке. А чиби Минхо сидел в медитации, и аист свил у него гнездо на голове. Хани узнала всех. Она долго хихикала, восторгаясь моими рисунками. А потом захотела, чтобы я и её нарисовала. Мой рисунок её ни капли не оскорбил, наоборот, она сказала, что очень похожа и хотела бы забрать этот портрет себе. Я начала объяснять, что это не портрет. В общем, так и познакомились.
– А что происходит? – спросила я, когда мы уже отошли от ханока Бо Нгаи.
– Ты там совсем заработалась, что ли? – взяв меня под руку, ответила Хани. – Сегодня же Сезон середины Неба, или знойного полдня. Но это так в древности называлось. Мы же зовём этот праздник Тано, или Суриналь.
– День телеги?
– Я даже сделала печенья в виде колёс из суричхи. Смотри!
И Хани приоткрыла мне бамбуковую корзинку, в которой действительно лежало фигурное печение из ттока. Оно было зелёного цвета, но если печенье, то, наверное, сладкое, а это хорошо.
– Сегодня самое время собирать полынь, – прошептала мне Хани. – Не забудь, важно делать это левой рукой.
– Зачем?
Хани выразительно на меня посмотрела, не понимая, как я могу этого не знать.
– Как же?! Полынь отгоняет злых духов, ещё и насекомых всяких.
– Тогда полезно, – улыбнулась я, загоревшись идеей насобирать полыни. А что, на всякий случай пригодится. Может, и кошмары уйдут.
– Наконец-то ты улыбнулась, а то всю дорогу только хмурилась. Кстати, а ты качаться будешь?
Качаться? Мне не хотелось показаться совсем ничего не знающей об этом празднике, поэтому я решила ответить неопределённо:
– Подумаю.
В игре почти всё первое пребывание Суа в ордене Змеи было опущено. Показали только те фрагменты, которые были важны для сюжета и раскрытия персонажей. Но меня порядком удивляло, что игра не придала никакого значения этому народному гулянию. Здесь, вживую, мероприятие казалось масштабным. Повсеместно были расклеены бумажные таблички с начертанными на них красными иероглифами. Я смогла разобрать, что там было что-то про заклинания от злых духов, просьбы послать хороший урожай. Некоторые дома вывесили наружу картины, больше всего было с тигром и сороками. Кстати, кто-то даже сплёл тигра из полыни. Мы прошли на территорию, ограждённую барьером Суюна. В этот раз я почувствовала его. Правда, и Хани тоже. Она возбуждённо начала говорить о Главе, будто ощутила его благословенное прикосновение и мечтала, как хорошо быть магом.
– А! Ты же вроде стала ученицей Главы? Как тебе он? Красивый, да?
Ох, все всё знали, словно жили в прозрачных домах. Я начинала задумываться, что идти на этот праздник будет не лучшей идей. Вряд ли я, привыкшая, что в обществе в основном всем всё равно на тебя, смогу выдержать многочисленные взгляды, вопросы и смогу отстоять свою репутацию. Я умерила любопытство Хани, описав внешность Суюна. Хах, кажется, она влюблена в него, как фанатка в айдола.
– А, собственно, зачем барьер?
– Так от мужчин. Сегодня мы можем быть абсолютно свободными и даже искупаться в реке!
Мы действительно очень скоро по дорожке вышли к реке. Здесь было много громадных камней, вокруг которых уселись девушки. Многолетняя ива стала держателем для качелей, на которые уже взбиралась девочка в красной чхиме. Качались, конечно, на ногах, а не на попе. Мы с Хани приземлились на полянке, так как камней нам не досталось. Ну и ладно! Зато со своей точки обзора я видела буквально всё.
– Пойдём вместе?
Оказалось, Хани говорила о том, чтобы пойти раздавать печенья и отданные мне Бо Нгаи бутылёчки с экстрактом трав. Хах, так вот, что вы задумали, господин лекарь? Вместо того, чтобы нагружать меня работой, он послал меня улучшать отношения с коллективом. Ну, хотя бы подарки для других он сам мне выдал. Неохотно я согласилась пойти с Хани. Приходилось натягивать улыбку, впрочем, вынуждена признать, что кореянки выглядели искренне со своими отточенными годами реакциями и улыбками. Были те, кто явно сомневался, принимать ли подарок, но, похоже, от цветочной воды никто не хотел отказываться. Как и ожидалось, подарки были лишь поводом, чтобы завязать разговоры. Женщины постарше сразу облепили меня, задавая вопросы о том, сколько мне лет, кто мои родители, кем я была до попадания в орден Змеи (видимо, хотели уточнить слухи, кисэн я или нет), потом начали задавать вопросы про то, как я попала сюда (а это, видимо, чтобы удостовериться насчёт того, что я убийца). Те, кто помоложе, окольными вопросами пытались выведать про наши отношения с Минхо и Суюном. Я старалась отвечать на вопросы, но аккуратно. В конце концов я почувствовала себя ужасно вымотанной и отдалилась, сославшись на то, что хочу пить. Про себя подумала: «праздник, конечно, милый, но чем тут заниматься, кроме как общаться?». А общаться я как раз не хотела. Хорошо, что взяла тушь. Я попросила альбом у Хани, и та радостно мне его передала. На какое-то время я забылась в рисовании.
– Как красиво! – послышались вздохи вокруг.
Я поняла, что своими действиями собрала вокруг себя народ.
– А мне нарисуешь? Я бы хотела бамбук. Мужу подарю.
– А мне тигра, пожалуйста, от сглаза повешу.
Хах, ну такой способ знакомства мне нравился больше. Я принялась рисовать. Если никто не хотел ничего конкретного, то я просто зарисовывала то, что видела, и это обязательно кому-нибудь нравилось. Рука и кисть были очень послушными в тот день. Такими темпами я стану мастером корейской живописи сумукхва! Я расписывала альбомы, веера, небольшие свитки (интересно, откуда они их достали, домой бегали?), платки, кому-то даже кувшины, хотя вообще-то в этом мире сейчас были популярны кувшины и вазы без принта. Но, наверное, это были не такие уж зашоренные строгим образованием люди, поэтому вкусы у них были попроще. И всё же, творя, я поясняла, что значит тот или иной элемент в живописи. Слива цветёт, когда ещё холодно. Это аллегория прекрасного качества человека – стойкости и раннего просвещения. Хризантема цветёт, когда уже все остальные отцвели и тоже стойко выдерживает неблагоприятные времена. Бамбук – вообще вечнозелёное растение и один из самых популярных символов живописи, символизирующий стойкость, праведность и в хорошем смысле упрямство. Сосна – неподкупность. Пион – король цветов и символ всевозможных благ. Изображение гор и вод – для созерцания гармонии природы и познания ли, «принципа небес». Аист – грация и достоинство. Сорока – хорошие новости.