Рисунки тушью – быстрые, тем более что в корейской живописи, как я заметила, было принято оставлять пустое пространство, поэтому я быстро выполняла заказы, и девушки, получившие свой рисунок, хвастались ими между собой. А я между тем могла ещё и подслушать сплетни про мужские состязания, устроенные в другой части деревни. Говорили, что бои ссирым в этом году были особенно виртуозными. Девушки даже описывали, как некто опрокинул кого-то на землю всего за пару секунд, и даже пояс порвался. Правда, похоже, Минхо не участвовал, иначе бы его имя фигурировало в рассказах.
– Суа, не хочешь покачаться? – позвала меня Хани, и другие девушки тоже начали зазывать, причём так задорно, будто бы мы все давно были друзьями.
– Зачем такой девице призывать любовь? Она ли не кисэн, которая утопала во внимании мужчин?
Ехидные слова принадлежали, конечно, Гоын. Если она хотела задеть меня, то мне было фиолетово. Я поймала несколько осуждающих взглядов, но их было всего ничего. Кто-то посмотрел с сочувствием, большинство же просто с любопытством. Так или иначе, а я уже выправила свою репутацию среди этого коллектива, так что нападки Гоын не имели смысла. Зато она раскрыла мне ещё один смысл катания на этих качелях. Это было не просто соревнование между девушками, за победу в котором дарили бронзовую посуду. И не просто обряд призыва хорошего урожая. «Плодородие» во всех смыслах. Раскачиваясь как можно сильнее, девушки молились, напевали песенки с любовными мотивами. Да и ива, кстати говоря, считалась растением с женской жизненной энергией. Я не была суеверная, не нуждалась в подобном привлечении мужа или детей. Если и принимать участие в этом состязании, то только ради бронзовой посуды для Бо Нгаи. По крайней мере, лишней не будет.
– Действительно, зачем мне, если уже есть подходящий мужчина?
Я постаралась сказать это негромко, чтобы, по возможности, услышала только Гоын, и увидела удовлетворительную реакцию: девушка побледнела, насупилась и даже в бессилии пожевала губы. Тем временем я всё же забралась на качели. А тут выше, чем кажется! На самом деле в этом было что-то детское, захватывающее. Я качалась, смотря в небо, на котором вились облака, и думала, что вот, если я раскачаюсь посильнее, прыгну, то вдруг окажусь где-то там у себя дома… Но, конечно, это были лишь мечты.
Покачавшись, я уступила место Хани. А она ловкачка! А ещё явно любит острые ощущения! Я даже начала в какой-то момент переживать, что качели перевернутся или девушка не устоит и улетит в реку. Не думаю, что другие рискнули бы так раскачиваться, но зато я уловила, как старшие дамочки обсуждали рвение Хани. Пока она качалась, почти единогласно было принято решение, что ей достанется приз. Пусть малышка порадуется! Пообедав принесёнными другими девушками блюдами и закусками, люди продолжали обмениваться подарками, качаться ради удовольствия, общаться. Мы с Хани примкнули к девушкам, омывающим волосы в цветочной воде. Здесь говорили о красоте: о местных косметических средствах, например, об уходе за кожей очищающими средствами из размолотого маша, сои и красной фасоли адзуки. Девушки устроили тут настоящий бьюти-блог, который мне было весело подслушивать. Хотя здесь была мода на натуральную красоту, некоторые модницы позитивно отнеслись к моему шуточному предложению красить веки румянами из сафлора. Удобно иметь подружку, кстати. Когда мы с Хани помогли друг другу вымыть волосы, которые теперь были не просто чистыми, но и пахли превосходно, а потом заплели косы и уложили причёски, она предложила пойти через лес и собрать полыни. Я охотно согласилась. Что ж, праздник получился отнюдь не плохим, мне удалось получить удовольствие, но я уже скучала по милому одинокому уюту у Бо Нгаи. Мне хотелось просто поваляться в постели.
И только мы начали прощаться, как ко мне подошла какая-то маленькая миловидная женщина. Круглое лицо, щёчки, мягкий взгляд. К ней даже взрослые дамочки отнеслись с уважением, хотя женщина не была старухой. Что уж говорить о Гоын, которая перед ней превратилась в заискивающего ягнёнка. По всем признакам я поняла, кто эта женщина, ещё до того, как она представилась:
– Здравствуй, Суа. Меня зовут Минён. Минхо просил передать тебе подарок.
Что? Ещё один? Разве он не злится? На нас глядели абсолютно все. Вот почему этот парень так любит ставить меня в неловкое положение? Я с недоверием поглядела на подарок. Это было нечто объёмное, завёрнутое сейчас в бумагу. А! Я догадалась. Принимая подарок из рук женщины, чтобы уже, наконец, освободить её, я нащупала мягкую ткань. Хм, правда, ханбок? Никакого подвоха в этот раз?
– Я сама сшила, – со скромной улыбкой произнесла госпожа Минён (она такая маленькая, миленькая, к тому же мама Суюна, что я не могла думать о ней в неуважительном русле). – Мне много рассказывали о тебе.
– Правда?
Я начинала чувствовать, как горят мои щёки от стыда. Знать, что госпожа Минён узнала обо мне через слухи, а ещё хуже, если от Минхёка, Минхо или Суюна, и тем более знать, что теперь об этом факте знают и все вокруг, было как-то неловко.
– Я сшила этот ханбок, думая о тебе. Ты именно такая, какой я себе представляла. Очень надеюсь, что тебе понравится.
Не знаю, хорошо или плохо, но ничего недоброго от этой милейшей женщины ждать не приходилось. Отказаться от подарка после таких слов уж точно не было возможности, но из вежливости стоило поскромничать. Тут это считалось хорошим тоном (как и унижение себя или сглаживание заслуг или сложностей словом «немного»).
– Ох, это такой подарок… не знаю, достойна ли я.
– Пожалуйста, прими его. Если тебе неловко, Минхо просил сказать, чтобы ты посчитала это возвратом долга за ту одежду, которую он испортил по пути сюда.
В стороне послышались удивлённые вздохи. Девчонки, что вы там себе навоображали?! И, кстати, матушка, Вы уверены, что это была правильная формулировка? Такое ощущение, что Вы сдали Минхо с потрохами.
– Могу я посмотреть его сейчас? – я всё же приняла подарок.
– Конечно. Было бы прекрасно, если бы ты примерила его, чтобы я могла сразу что-то исправить.
Вот как? Мы отошли в сторонку. Госпожа Минён была молчалива, но по-матерински заботлива. Понятно теперь, почему всё же «матушка Минён»… Хани же была в восторге и с удовольствием помогала мне наряжаться. Но надо сказать, этот ханбок был просто великолепный, хотя, если подумать, не совсем «традиционный». Белая чогори была расшита серебряными нитями во флористическом орнаменте, на концах пэрэ и часть чогори над чхимой была вообще кружевная. Пышная юбка была нежно-розового цвета, но с внутренней стороны я заметила много узоров на привлечение всяких благ и защиту. Плиссированная наверху, эта чхима подчёркивала мою стройную фигуру. Откорым были под цвет юбки, но я заметила, с какой аккуратностью они были сделаны. Бывшая кисэн в таком наряде становилась благородной госпожой.
– Тебе к лицу! – с удовольствием отметила Минён.
– Спасибо. Это великолепный подарок.
Я была в приятном шоке. Это одеяние было во много раз лучше того, что ушло на тряпки во время нашего пути с Минхо в орден Змеи. В игре дополнительный наряд тоже был таким? Я не могла вспомнить. Тогда он был для меня незначим. Подарил – и хорошо. Я была одержима сюжетом. Но сейчас эта маленькая внимательность тронула меня до глубины души. Я в очередной раз прониклась чувством трепетной благодарности к Минхо и ещё к этой доброй женщине, которая, наверняка, провела ни один день, вышивая такой наряд. Не знаю, что ей наговорили Минхо и Суюн, вряд ли они предполагали, что она сделает нечто такое сногсшибательное. Я низко поклонилась. Мне было жаль идти в этом ханбоке через лес, но госпожа Минён заверила, что он из хорошего материала, который просто так не порвётся и не запачкается, и что самое приятное сердцу – это видеть, как твой труд пригождается человеку. Я не посмела снять ханбок и пошла прямо в нём собирать с Хани полынь. Это была такая трава с узкими листочками и жёлтыми бусинками-цветочками. Буду теперь знать! Хани радовалась каждому красивому цветку. Она разбиралась в травах гораздо лучше меня.
– Этот можно заваривать для спокойствия. А этот лечит от мигрени. А этот бесполезный сорняк, но такой красивый!
Она насобирала каждой из нас по букетику, да так, что даже волосы украсили цветками. В конце концов, на праздник можно. Мы вернулись в деревню ближе к вечеру, хотя солнце ещё не садилось. Тут в самом деле у мужчин было своё веселье. Сейчас на улицах было оживлённо. Мужчины о чём-то спорили, смеялись. В общем, были навеселе, и поди разбери, из-за алкоголя или просто от праздника. Из разговоров я уловила, что многие из них сегодня мерились силами. Кто-то состязался в остроумии и стихосложении. Мы встретили Минхёка, получившего в качестве приза быка. Вау! Куда он его теперь денет?
– Не знаю. Минхо забрать не захотел. Куда мне эту животину пристроить? – пожаловался парень. – Может, Бо Нгаи заберёт? Хотя ему некогда. О! Отведу пока к госпоже Минён, а потом придумаю. А вы как?
Поговорив с Минхёком, который дальше собирался продолжить гуляния, Хани увязалась за ним на некий обряд, чтобы «брать в жёны дерево» (вроде как это на символическом уровне, чтобы осенью оно принесло много плодов), а я пошла к Бо Нгаи, захватив парочку оставшихся у Хани тех самых зелёных суричхитток (вкусно же было!). С меня на сегодня было достаточно. Тем более, что живот как-то тянуло. Но стоило мне зайти за ограду, как на краю дома я заметила Минхо. Что он тут делает? Увидев меня издали, сульса поднялся с кидан и пошёл мне навстречу. Мы не виделись несколько дней, и я считала, он злится на меня, оттого было неловко.
– Сегодня ты выглядишь лучше.
Хах, нет, ну надо же ему бесить меня с первых слов! Сегодня? Ты ж в последний раз меня несколько дней назад видел! И что значит «лучше»? Я не выглядела плохо никогда! А сегодня я вообще в великолепном ханбоке, сшитом госпожой Минён!
– Ты должен был сказать, что сегодня я выгляжу очень хорошо.