– Т-там змея! – оправдалась я.
Неловко. Я старалась не смотреть вниз, но сгорала со стыда и так. Я прервала его в такой личный момент! Но ведь он голый, а если змея сюда заползёт и укусит его? Паника сменила вектр. Меня остудили струи воды.
– Э! – возмутилась я. – Теперь я промокла!
– Так раздевайся.
– А змея?
– Подождёт.
– Шутишь, что ли?
Что ж, сюда змея не заползёт. Кабинка была построена на славу. Но нас ждал сюрприз, когда мы вышли из душа, успев позабыть о ядовитой проблеме. Змея реально ждала нас!!! Чёрное кольцо грелось на солнышке. Это вообще та же или уже другая? У нас нашествие змей??? Господи, спасите! Минхо уверенно направился к пресмыкающейся.
– Только не хватай её руками! Укусит!
И в подтверждение моих слов змея пробудилась и, не дав Минхо подойти достаточно близко, зашипела. Хорошо, конечно, что сульса носил хва – сапоги высотой на полторы ладони выше щиколотки, но я всё равно беспокоилась.
– Какая-то странная змея, – проронил Минхо.
Я рискнула и осторожно приблизилась. И впрямь, у неё были уши. Вдруг Минхо рассмеялся. Да что?
– Вот уж не думал, что жить с Фениксом так интересно. Я своими глазами увидел чудо.
– Что?
– Это опщин, – пояснил Минхо. – Богиня богатства и защитница дома. Она пришла к тебе, а ты вместо поклонений бегаешь от неё.
– Ну почему змея? – ныла я, не желая приближаться к богине.
– Ну, говорят, она может явиться в виде крысы.
– Ничуть не лучше.
Я переборола себя и, закрыв глаза, совершила писон и поклоны. Когда открыла глаза, змея уже уползла, но на её месте были монетки.
– Где она? – спросила я у Минхо.
Сульса указал пальцем на тень от дома. Хорошо, что я не видела, как она туда уползла. Богиня или нет, а я ещё несколько дней сотрясалась бы от мысли, что где-то тут обитает змея или крыса.
– Ну, ты хотя бы её не оскорбила, – усмехнулся Минхо, поднимая монетки. – Было бы жаль, если бы я вдруг обнищал. Но не волнуйся, даже бедный я бы смог позаботиться о тебе.
– Мне нравится твоя уверенность, – парировала я.
А следующий день был чхусок – главный праздник середины осени, или праздник урожая. Мы встали ещё ночью, чтобы подготовить стол для церемонии кормления духов предков. Стол был не таким роскошным, как в ордене Черепахи, и состоял в основном из рисовых блюд: рис, тток, рисовые хлебцы сонпхён, макколи – и сладкого: сонпхёны, сухофрукты, орехи, хурма, медовые сладости – но зато свой. На церемонию чхарэ утром к нам пришли матушка Минён, Суюн и его отец. Что ж, может, не по крови, но это была семья Минхо.
– Суа, деточка, – сказала Минён, подавая мне новый ханбок, – я сшила его специально для тебя. Он немного проще, чем янбанское одеяние…
– Но невероятно красивый и удобный, – перебила я. – Это даже лучше!
В Сэге любили преуменьшать свои заслуги, а матушка Минён была вдвойне скромной для такой кудесницы. Если оставаться в этом мире, то было бы неплохо обзавестись практичными навыками. Я попросила матушку Минён поучить меня шить. А что, вдруг придётся заштопывать одежду себе или Минхо? Поскольку на чхусок было принято надевать новую одежду, я решила сразу же и примерить подарок. Поразительно, но ханбок, который она сшила для меня в этот раз, действительно был лаконичным в сравнении со своими традиционными собратьями и необычным по расцветке. Красный верх с серыми корым и светло-серый низ. Причём ткань чогори чуть просвечивала и, если носить без множества внутренних кофточек, создавался более завлекательный образ, а подъюбник, входивший в комплект, был гофрированным и расписан тёмными листьями. Несмотря на то, что чогори была укороченная, пояс-малги не требовался. На середину чхимы подвесили плетёную бабочку с двумя кисточками красного и фиолетового цвета. Но чтобы ханбок имел правильную форму колокольчика, всё ещё приходилось поддевать кучу нижних юбок. Как было бы удобно, изобрети они тут современный кринолин… Я подбросила идею делать десамчхиму с тонкими кольцами из бамбука, и матушка Минён отозвалась с восторгом. Мы договорились попробовать воплотить эту идею в ближайшее время, когда я найду времечко зайти к ней домой. Ах, какая всё-таки чудесная женщина, и так горит своим делом! Живя в моём мире, она была бы невероятно известным дизайнером одежды! Мужчины тоже оценили старания матушки Минён. После чхарэ мы с Минхо отправились на могилу его предков. Это действо уже называлось сонмё. Пришлось подниматься в гору, но, признаться, место, выбранное Минхо для своих родителей, было живописным, и энергия здесь была благодатная. Холмики немного заросли сорняками и засорились листьями, поэтому мы с Минхо занялись польчхо – пропалыванием травы в знак проявления почтительности и уважения к предкам. Здесь же, на могилах, провели небольшую чайную церемонию чхаре (тоже в качестве «кормления духов») и поболтали о разном.
– А ты знаешь, почему всё-таки принято так много совершать «жертвоприношений»? – спросила я Минхо. – Неужели одного чхарэ дома недостаточно для предков?
– Думаю, это связано с тремя частями души.
Я выразила удивление, и Минхо услужливо пояснил.
– Считается, что у души три части. Ты об этом не читала в священных трактатах? Хон отправляется на небо, пэк – в землю, а кви остаётся в табличке предков синджу в родовом храме. По крайней мере, это один из взглядов на то, что происходит с человеком после смерти.
Мы спустились с горы в послеобеденное время. Деревня праздновала. На площади у старинного дерева было особенно многолюдно и шумно: стояли лавки, где всех угощали едой и вином, играли самульнори на четырёх ударных инструментах, пританцовывали, чуть в стороне мужчины соревновались в ссирым и болели друг за друга, девушки метали стрелы в корзинку, играя в тхухо, дети бросали конвертики в игре «такчичиги», старики рубились в карточную «хато». Каким был чхусок в своём символическом значении, такими изобильными были и развлечения.
– Присоединимся? – предложила я Минхо.
Знаю, сульса не любил многолюдных мероприятий, но в этот раз он согласился. И его появление вызвало волну реакций у народа. Каждый считал своим долгом как минимум поприветствовать нас и сказать пару слов нам обоим. В итоге мы застряли на одном месте – у столика с угощениями. Устав от улыбок и разговоров, я схватила сонпхён. М-м-м! Аромат сосны, а начинка из каштанов.
– Нравится? – вылезла из-под стола Хани. – Я сама этот сделала. Смотри, какой круглый! Значит, муж и детки у меня тоже будут красивыми.
– Что за поверье? – усмехнулась я, дожёвывая лепёшку.
– Ты не знала? А как же! Значит, ты не лепила сонпхён?
– Лепила.
– Значит, неправильно! Это надо исправить.
И Хани утащила меня за руку. Правда, недалеко, и Минхо последовал за нами. Вокруг стола собралась толпа. Хани растолкала локтями всех, и я смогла увидеть, чем тут забавлялись. Лепили рисовые хлебцы на досках, посыпанных сосновыми иголками. Начинку каждый определял сам. Это могли быть семена кунжута, сладкие бобы или каштан. Четыре человека могли лепить сонпхёны одновременно, и все соревновались, у кого получится наиболее ровно и аккуратно. Хани урвала мне место и принудительно усадила за стол. Женщины, которые хорошо меня знали ещё с праздника Тано, начали тут же подбадривать. Вдруг их интерес усилился, а пожелания стали более яркими. Оказывается, Минхо посадили рядом. Делать было нечего. Пришлось лепить сонпхён. Из-за нервов ли или просто по неумению мой хлебец выходил, наоборот, неаккуратным и неровным. Даже утренние тренировки не помогли. А ведь Минхо мне ничего не сказал! Вдруг рука сульса оказалась на моём хлебце, подщипывая и сминая тесто вместе с моими пальцами. Помощь Минхо вызвала бурные эмоции среди наблюдателей. Все они были тронуты. И вот настала минута истины.
– Ва-а-а, у такой пары не может не родиться красивых детей, – сказал кто-то, и его слова одобрили в толпе.
Сонпхён Минхо был идельным шариком, из которого торчали сосновые иглы. А мой был в форме лимончика, но тоже не ужасный. Вроде.
– Спутник жизни у тебя и так красивый и добрый.
Я согласилась с высказыванием прежде, чем поняла, что эти слова прошептал мне сам Минхо. Я рассмеялась. Наши сонпхёны отнесли на общий стол, а места заняли следующие участники забавы. А что, очень экономично придумано. И развлечение, и стол всегда полон. Мы с Минхо пробовали лепёшки «чжон», приготовленные из мучного теста, с добавлением яиц, мелко нарезанных приправленных рыбы или мяса, а также овощей, обжаренных в масле. И наблюдали за тем, как парни и девушки соревнуются в чульдариге – перетягивании каната.
– Это рыбный, не ешь.
Даже сейчас Минхо заботился обо мне, слопав лепёшку из моих рук. Я заметила Чон. Наряд её был великолепен, как и всегда, но я узнала работу матушки Минён. Хах, похоже, ей нравится наряжать гостей. С этими мыслями я подошла к благородной подруге, чтобы поприветствовать и сделать комплимент. Чон-ян была рада со мной встретиться. И праздник ей очень нравился, особенно потому, что она была на таком гулянии впервые.
– Там играют в тхухо! Пойдём?
Что ж, гулять так гулять. Мы с Чон стали соперницами. Никогда не любила эстафеты, но в Сэге соревновательский дух поощрялся. Мне было просто любопытно рассчитывать траекторию стрелы, но Чон старалась быть быстрой, а не точной. Я подумала и решила дать ей выиграть.
– Онни, не расстраивайся, – потом улыбалась во все щёки Чон. – Просто ты сейчас занята учёбой, а я уже несколько раз играла в эту игру. Пойдём вечером водить кангансулле?
Я согласилась. Хороводы были и русской народной традицией. Тем более я подумала, что это будет удобный момент, чтобы подарить Чон первый том нарисованного мною комикса. Хоть в этом мире я сумела реализовать свою мечту! Прогуливаясь с Чон под ручку (прости, Минхо, здесь нет места), мы осматривали другие забавы и незаметно завернули к дому Минхёка. Послышался крик парня.
– А ну отдай! Не твоё!
Я остановилась как вкопанная, заметив, что изъятым Донхёном предметом был мой эротический рисунок, подаренный Минхёку.