хён наделил своего ребёнка величайшей магией – отцовской защитой. Глава Ки пыталась воскресить дорогих ей людей, но не смогла, потому что Суа была жива, а Дэхён расколол свою душу. Ответ на вопрос, как я со всем этим связана, осязался на кончиках пальцев.
– Кто ты? – спросила я Бессмертного.
– Самое правильное определение – твой отец.
От этих слов всё моё нутро дважды перевернулось. Должно быть, я плакала. Но не слезами. Это был плач моей души.
– Прости, – продолжал Бессмертный, – что даже в другой жизни я пробыл с тобой так мало. Это не твоё наказание. Небеса милостивы.
Неужели моей матерью была перерождённая Ки Монкут? Неужели Небеса даровали ей второй шанс? Но как же я?! Мою боль ослабил ответ, данной мной же. Милость Небес заключалась в том, что если у Суа был от силы день, чтобы побыть с родителями, то у меня – целых десять лет. Но Ки Монкут была слишком грешна, чтобы при перерождении получить второй шанс и с мужем, и с дочерью. Мой отец так сильно любил меня эти десять лет! Даже больше! Он был со мной всё это время, защищал и помогал в образе Бессмертного… Стоп. Тогда получается…?
– Ты наконец-то проснулась? – улыбнулся мне Отец. – Прости, но ты должна подготовиться. Моя защита слабеет. Я не смогу помочь тебе в этот раз.
– Постой! – воскликнула я, бросившись к Бессмертному.
Я ощутила его руки, но это было не телесное прикосновение, а скорее просто ощущение теплоты и поддержки родной души.
– Мы увидимся вновь? Мне столько всего надо сказать! Нет, пожалуйста, будь моим отцом ещё в одной жизни, и потом ещё раз и ещё…
– Хорошо, – улыбнулся Отец, погладив меня по голове. – Ты должна справиться.
Эти слова утонули в эхо, когда я вдруг вновь очутилась во внутреннем круге. У меня не было времени даже чтобы вздохнуть, как вдруг тени облепили меня. Злые духи, одержимые негодованием из-за несправедливости их смерти, жаждой мести и сожалениями врывались в меня, желая скорее избавиться от моей души и других соперников, чтобы занять моё тело. В общем гомоне я не сразу различила собственные крики, а потом хохот Ингука.
– Хон Суа. Та, кто смогла переродить целый мир, но не себя. В итоге ты попала в ту же ловушку. В идеале, конечно, всё должно было быть как и в предыдущие разы, но что поделать, если твоя душа не выдержала и раскололась. Финал всё равно один. И я не позволю бросать золу в готовую рисовую кашу! Надо отдать должное Главе Ки – она и впрямь могущественна, раз всё-таки притянула тебя сюда.
Я поняла! Я поняла, о чём говорил ублюдок, несмотря на полусознательное состояние. Фамилия Хон была одной из подсказок. Как хон – часть души, возносящаяся на небеса. Я была той частью Суа! Круг «призыва души» призвал меня в Сэге, и я заняла собственное тело. Вот как я тут оказалась! Вот почему внутренний круг стал для меня настоящей тюрьмой! А игра вовсе не была игрой. Это было то, как я сама представляла «божественные силы».
Пока находилась по ту сторону экрана, я была одержима самой историей. Я хотела, чтобы она шла «красиво», детали для меня значения не имели. Но божественные силы безразличны, такой была и я, когда «играла». Во время игры я испытывала эмоции, да, но это было просто веселье, интерес и негодование, если что-то шло не по-моему. Я не обращала внимания на жизни и чувства второстепенных персонажей или вообще массовки. Но быть наблюдателем или быть участником – разные вещи. Лишь оказавшись по эту сторону экрана, я научилась по-настоящему сочувствовать происходящему. Познала страх боли и смерти, как Чон; ошибочность собственных умозаключений и потерю чувства контроля, как Донхён; терзания из-за родителя, вставшего на скользкий путь и потерявшего рассудок, как Суюн; и, наконец, страх ответственности за других, как Минхо. Последнее – именно то, чего я избегала на самом деле всё это время. Все люди такие. Во всех мирах. «Чтобы понять, насколько этот мир пал и какого наказания он заслуживает, Суа должна была познать пороки этого мира». Но я слишком поздно поняла смысл этих строк. Свой последний шанс я провела в страхе и даже не подозревая, что я и есть Суа. Настоящий враг был упущен из виду. Я ошиблась и всех подвела. У меня больше не было шанса начать всё сначала. Кто-то говорил, что любая история – это не жизнь, а персонаж – не человек, потому что сюжет – это лишь специально собранный конструкт, где каждая деталь имеет смысл. Для божественной меня, да, это была лишь какая-то история, но для меня – Суа – это была жизнь. И как я в жизни должна была выловить из кучи незначительной на первой взгляд информации ту, которая откроет мне глаза на правду??? Всё с самого начала не имело смысла!
– Аня!!! Борись! Не смей сдаваться!
Этот хриплый крик заставил меня снова разлепить глаза и увидеть за квищин бледное и искажённое ужасом лицо любимого человека, которого едва сдерживали Суюн и Минхёк. Хах, я ведь даже не считала вас настоящими! Извини, Минхо, я ничего не могу сделать. В этом, да и в других мирах, было слишком много боли, обиды, несправедливости, скуки. Разве стоит жизнь того? Если бы мой настоящий мир вдруг исчез, думаю, я не была бы против. Рано или поздно смерть ждёт нас всех. Муки жизни гораздо страшнее. Для Сэге антихристом была я. Божественная кара являлась и спасением. Не будет людей – не будет страданий, не будет всех этих мук размышлений и разочарований финалом жизни. Разве не так? Вдруг дыхание перехватило. Я увидела перед собой покрасневшее от напряжения и заплаканное лицо Ки Монкут. Что ж, некоторые черты в самом деле говорили мне о том, что она – моя мать.
– Нет! Ты не можешь! – кричала она. – Ты должна жить!
Отвлёкшиеся на новую жертву квищин чуть ослабили хватку, и я смогла вдохнуть глоток осознания. Как говорила Чон, пока жив, ещё есть возможность что-то изменить. Чтобы противостоять врагу, я должна знать, кто он.
– Пф, – усмехался Ингук. – Вместо схватки между матерью и дочерью, у нас тут сцена с самопожертвованием? Это ничего не изменит. Глава, Вам не спасти Суа. Она уже умерла. И в карму вам ваш поступок не зачтётся. Суа, а ты разве не хочешь закончить всё это и вернуться туда, откуда пришла? Оставь Сэге на меня.
Через боль в негнущихся пальцах я сложила «зеркало прозрения», заставив себя ухватиться за недооценнённые мною моменты. Почему Джинхо напал на меня со словами про мессию? «Тот, кого здесь не должно было быть» – кто же это, Отец? Я вырвалась из собственного крохотного тела, превратившись в феникса, чтобы, наконец, увидеть трещину между душой и телом в Джинхо. Так это был не лекарь, друживший с Ли Дэхёном, Ки Монкут и А Йонг? Я скользнула по жизни Джинхо в обратном порядке. Мужчина плёл интриги во дворце, отравляя Главу Ки каким-то отваром и спутывая её мысли. Я дошла до юного возраста, когда Джинхо был месяц прикован к постели. Здесь! Именно здесь таился ответ на мой вопрос. К юноше наведывался чей-то сильный дух, боящийся визитов Дэхёна. Этот дух соблазнял Джинхо, обещая ему сначала облегчение боли, потом и вовсе долгой жизни. В предсмертной горячке Джинхо выбежал во двор лечебницы, добрёл до пустынного холмика, где обессиленно упал. Дух неизвестного наседал всё сильнее, пока Джинхо не сдался, позволив тому занять его тело. Так и случилось изменение юного лекаря. С тех пор он больше не жаловался на здоровье и углубился в науку. С его подачек четвёрка друзей раскололась. Дух, занявший место лекаря, невзлюбил Ли Дэхёна, а идеалистка Ки Монкут показалась для него удобной игрушкой. Настоящий Джинхо временами ещё проявлялся и ужасался происходящему, но пробиться в сознание ему с годами становилось всё труднее. Вот почему виденный мной Джинхо был таким странным! Это была почти полностью съеденная неким духом настоящая душа Джинхо! И моим врагом был не Ингук, а тот дух, который переселился в тело парня, бросив изношенное тело Джинхо! «Знаешь, я слышал, что великие Фениксы возносились в Верхний мир духов, становились чуть ли не божествами и могли наставлять некоторых талантливых учеников ордена» – всплыли в моей памяти слова дедули Сангхуна. Мой отец стал Бессмертным, но он же не мог быть единственным, кто достиг такого уровня? Что если тот странный дух тоже был кем-то из Фениксов? Что он делал в лечебнице? И вдруг до меня дошло!
Жжение пробрало меня до мурашек. Оно с гадким вкусом быстро поднялось ко рту, ударив в нос резким запахом, а потом затуманенность в глазах пропала, и я выплюнула кровь, упав на пол рядом с Ки Монкут. Чёрт! Отвратительно! Я ощущала себя холодным липким комком, неустойчиво лежащем на полу. Горло свербило, во рту ощущался металлический кислотный привкус. Попытки подняться не увенчались успехом, но я истерично рассмеялась, подняв голову на Ингука.
– Хван Ю! – крикнула я.
– О? – гиперболистически удивился Ингук. – Знаешь меня? Неплохо-неплохо. Даже жаль, что наши с тобой Пути взаимоуничтожают друг друга. Не может существовать двух мессий одновременно. Я тоже, Суа, родился под необычным знамением. Я был великим Фениксом, способным познать и остальные таланты.
– Ты хочешь занять моё тело?
– Во всём этот дурак Бо Нгаи виноват! Я ведь сказал ему, что воскрешу его, а он взял и подменил пиалы. Знаешь, Суа, это настоящее предательство. Я считал его другом. Если бы тогда я не лишился своего тела, мне не пришлось бы искать себе новое. Я бы стал Главой ордена Феникса и не позволил бы тому так низко пасть, как при этом болване Дэхёне. Всё было бы по-другому… А теперь, Суа, всё закончилось. Ты можешь вернуться туда, откуда тебя призвали, и спасти заодно всех этих людей. Если не будешь сопротивляться, я обещаю пощадить их.
Я заторможенно оглянулась. Затуманенным взором заметила сломанный внутренний круг. Суюн лежал в луже крови на полу. Из него тянули ниточки энергии квищин. Минхо закрывал друга собой и ещё держался, но для сульса призраки были невидимыми врагами, туманящими разум. Минхёк оказался запертым в отдельном кольце невидимых сущностей. Феникс, отвернувшийся от своего предназначения и управляющий квищин.
– Конечно, женское тело будет непривычно, – продолжал свой монолог Хван Ю, – но в нём есть и свои плюсы. Гораздо лучше этого слабого Ингука.