День прошел совершенно спокойно, индейцы не показывались, и, таким образом, наши искатели приключений могли спокойно отдохнуть и подкрепиться пищей после двухсуточного голодания. Кстати, в карманах седел отыскался запас табака, и страстным курильщикам, какими были все четверо, предоставилась возможность накуриться чуть не до одурения.
Однако их отдых был прерван: чуткий слух Джона Максима уловил какие-то звуки, и янки насторожился. Заметив его тревогу, и оба траппера схватились за ружья.
— Чэйэны? — спросил вполголоса Гарри.
— Кто его знает? Помолчи, дай прислушаться! — отозвался агент, подбираясь к пролому в крыше, откуда можно было наблюдать окрестности.
Красное Облако, в свою очередь, откликнулся:
— Я слышал топот лошадей, бегущих по прерии!
— Значит, индейцы! — сказал с досадою Джон Максим.
— Давайте удирать! — поднялся Джордж.
— Не хочешь ли опять спуститься в шахту и посидеть в подземной пещере на берегу Мертвого моря? — улыбаясь, спросил его агент.
— Ни за какие коврижки! — энергично отозвался траппер. — Будет с меня и одного раза. Тоже удовольствие, нечего сказать! Кто хочет, пусть лезет туда, а я предпочитаю махнуть в горы!
Красное Облако повелительным жестом прервал разговор белых.
— Тише! Дайте прислушаться. Да, это лошади. Их очень много, целый табун, должно быть. Они приближаются сюда, скачут быстро. Но попросту табун диких мустангов. Это не могут быть наши кони: тех ведь всего четверо.
— Так беритесь за свои лассо! — скомандовал Джон Максим, оживляясь. — Наши ли кони или мустанги, мне все равно! Так или иначе, но мы можем запастись двумя парами четвероногих, с которыми мы сумеем, надеюсь, справиться. А раз у нас будут лошади, пускай гонятся индейцы!
— А я так глубоко убежден, что это именно наши лошади! Они два дня уже слоняются по окрестностям, избежав индейцев, и ищут нас! — сказал Гарри.
Звуки топота быстро бегущих животных с каждым мигом становились все явственнее. Лошади — если, конечно, это были они — направлялись именно к площадке, на которой находились полуразрушенные постройки каменноугольных копей. Животные должны были показаться здесь через очень короткий промежуток времени. Медлить было нельзя, и все охотники с агентом во главе, захватив, кроме ружей, лассо, выбрались из своего убежища и стали подстерегать лошадей, укрываясь, на всякий случай, в глубокой тени стен, озаренных плывшей по безоблачно чистому и прозрачному небу луной.
— Индейцев нет! — пробормотал Джон Максим. — Если бы они гнались за лошадьми, то непременно перекликались бы, а я не слышу ни единого человеческого голоса. Только топот копыт да встревоженное ржание!
Несколько минут спустя загадка раскрылась: на площадку из лесу вылетели четыре лошади, явно убегавшие от какого-то врага, гнавшегося за ними по пятам, а следом показались и преследователи: это были мустанги.
На глазах у охотников разыгрывался характерный эпизод: дикий мустанг, столь робкий при встрече с человеком, почему-то пламенно ненавидит домашнюю лошадь. Он непостижимым чутьем угадывает домашнего коня даже в собственном собрате, мустанге, если последний только более или менее продолжительное время пробыл в рабстве. И надо видеть, с какой яростью мустанг нападает на лошадь, с какою лютостью он преследует ее!
Беда лошади, которой не удалось вовремя уйти от табуна диких сородичей: мустанги набрасываются на нее, бьют ее копытами с ужасной силой, грызут, словно хищные звери, вырывая целые клочья живого мяса, сваливают на землю и расходятся только тогда, когда на месте побоища остается лишь изуродованный труп.
Судя по виду и преследуемых, и преследователей, можно было определенно сказать, что мустанги целым табуном уже довольно долго, быть может, несколько часов, гоняются за лошадьми беглецов: тела животых были покрыты пеной, бока круто вздымались, из груди вырывалось хриплое и неровное дыхание. Но гривы развевались, глаза сверкали, время от времени какой-нибудь мустанг испускал воинственное и угрожающее ржание.
Пропустив своих лошадей, охотники с криком выскочили из-под навеса и выстрелили — впрочем, не целясь. Этого было достаточно, чтобы мустанги остановились в замешательстве, потом ринулись в беспорядочное бегство, прокладывая себе путь через кустарники, и моментально исчезли из виду.
Следом раздались призывные свистки, и утомленные ручные лошади, опознав хозяев, остановились, а затем направились ко входу в шахту с тихим довольным ржанием животных, сознающих, что они наконец-то найдут защиту и спасение.
Минуту спустя на лошадей уже была накинута узда.
— Ну, нам здорово повезло, друзья! — облегченно вздыхая, сказал Джон Максим. — При помощи наших верных коней мы теперь можем приступить к исполнению данного нам командиром поручения!
Красное Облако переглянулся с Миннегагой, молча прислушивавшейся к переговорам бледнолицых.
— Однако их-таки погоняли проклятые мустанги! — опять заговорил агент, тщательно оглядывая свою лошадь. — Посмотрите, как и теперь еще тяжело дышат бедные животные! Надо полагать, не хотели наши кони покидать нас, все возвращались сюда, покуда, наконец, мы не пришли им на помощь. Но теперь им нужен хороший отдых. Прежде всего надо их почистить, покормить! Беритесь-ка за дело, друзья!
Четверть часа спустя очищенные и накормленные лошади уже были помещены на отдых в одной из уцелевших хижин, а сами охотники расположились спать, оставив сторожить Красное Облако.
Очень скоро белые задремали, правда, чутким сном, лежа около своих столь счастливо вновь обретенных лошадей с ружьями под рукою. Индеец же, закутавшись в свое одеяло, сидел у порога здания и оберегал их покой. Миннегага, которая обладала, казалось, стальными мускулами, словно не нуждаясь в отдыхе после стольких часов скитаний и стольких опасностей, тоже выбралась из хижины и, закутавшись в лохмотья плаща, уселась рядом с отцом. Долгое время они не обменивались ни единым словом, как будто опасаяь нарушить царственный покой великолепной ночи, и молча глядели на красавицу луну, заливавшую окрестности волнами голубоватого света, на ярко блиставшие звездочки, на вершины гор.
— Ну, отец? — дотронулась до локтя индейца Миннегага. — Что же будет дальше? Будем ли мы продолжать шляться с этими белыми? И что сказала бы моя мать, если бы она узнала, что за эти четверо суток нам много раз предоставлялась возможность перерезать горло проклятым бледнолицым и снять с их голов скальпы?
— А-а! — отозвался безучастно Красное Облако. — Вот как? Так тебе хотелось бы, чтобы я убивал? Тебе хочется, чтобы я уничтожил этих трех людей?
Миннегага молча махнула рукою, словно поражая лежащего перед нею врага.
— Да, если бы тут была твоя мать, пожалуй, эти люди давно были бы в лугах Великого Духа! — промолвил краснокожий.
— Ты не сиу! — отозвалась девочка.
И в ее голосе зазвучали странные нотки. Казалось, она вложила в эти два слова какой-то особенный смысл.
Красное Облако вздрогнул, словно на его плечи опустился бич и рассек кожу.
— Ну, что же ты этим хочешь сказать? — обернулся он к девочке, хватая ее за руку.
— То, что сказала! — упрямо ответила девочка, пытаясь вырвать свою руку из руки отца.
— Знаю! Все сиу таковы! Ты хотела сказать, что воины с севера не могут идти в сравнение с женщинами твоего кровожадного племени? Да? Да говори же!
— Н-нет! — как будто заколебавшись, ответила девочка, но опять в ее словах зазвучала ирония. — Я только хотела сказать, что ты чужд племени моей матери. Ты не сиу. Вот и все!
— Да и ты не чистокровная сиу! Ведь в твоих жилах течет кровь племени «воронов». А в жилах твоего покойного брата, дух которого охотится теперь за бизонами на лугах Великого Духа, текла даже кровь белой расы!
— Тебе не следовало бы напоминать мне об этом! — прошептала девочка. — Я сиу, сиу душою и телом.
Помолчав немного, индеец прошептал полным горечи голосом:
— Можно подумать, ты горько жалеешь о том, что твоим отцом является воин племени «воронов», а не какого-нибудь сиу! Ты стыдишься своего отца! Так ли это?
— Если бы ты не был великим воином, — уклончиво ответила Миннегага, — то моя мать не удостоила бы тебя чести стать твоею женой!
— Вот как? — опять встрепенулся Красное Облако. — Ялла оказала колоссальную честь Красному Облаку. Она избрала его в свои мужья! А знаешь ли, дитя? Я начинаю подозревать, что твоя мать потрудилась над одним: она постаралась выучить тебя презирать отца! Но, знаешь ли… почему твоя мать вышла за меня? Ведь много других славных воинов спорили о том, кому стать обладателем руки Яллы. Зачем же она остановила свой выбор именно на мне?
Девочка молча пожала плечами.
Несколько отодвинувшись от дочери, индеец чуть слышно пробормотал:
— Я ненавижу всех белых и ненавидел убитого тобою полковника Деванделля. Но теперь я начинаю думать: он, этот белый, действительно понял, что за существо твоя мать!
— Моя мать… — нерешительно отозвалась Миннегага.
— Ну? Что такое ты хочешь сказать о твоей матери?
— Она слава и гордость великого племени непобедимых сиу!
Помолчав некоторое время и устремив вгляд на небо, Красное Облако промолвил задумчиво:
— Мужчинам — сражаться и охотиться. Женщинам — беречь вигвам, работать у очага, воспитывать детей. Так завещал людям с красной кожей Великий Дух. Томагавк слишком тяжел для самой сильной женской руки.
Миннегага живо откликнулась:
— Это не касается моей матери! Если бы ты вызвал ее на бой, она одолела бы тебя! Она сняла бы твой скальп! Я горжусь ею!
Индеец вскочил, как пантера, которую ранила ядовитая стрела. Слова дочери, казалось, свели его с ума.
В одно мгновенье он схватил девочку, словно желая ее задушить, и поднял, как перышко, на воздух.
— Змея! — простонал он. — Смотри, в двух шагах шахта! Я испытываю неудержимое желание швырнуть туда тебя! И… и белые даже не спросят о том, куда ты делась!
Но самообладание сейчас же вернулось к нему.