— Благодари Маниту, — сказал дрожащим голосом Красное Облако, — что в твоих жилах течет хоть капля крови «воронов». Я не могу еще забыть, что все же ты моя дочь!
Миннегага молчала.
Раскаяние за бешеную вспышку гнева овладело душой индейца. Он склонился над девочкой и сказал, словно извиняясь:
— Ну, будет! Лучше бы ты заснула!
Положив руку на голову девочки, Красное Облако продолжал:
— Зачем ты стараешься свести меня с ума? Спи, усни! Покуда я сторожу, тебе не грозит никакая опасность. Но мне уже мало осталось быть на дежурстве. Я не каменный. Надо будет отдохнуть и мне…
Погода изменилась быстро к худшему: это было в дни, когда уже приближался сезон дождей, и ночью обыкновенно собирались тучи и начинался ливень. Покуда индеец разговаривал с дочерью, небо омрачилось, свет луны исчез, время от времени падали мелкие капли дождя. Но Красное Облако не обращал внимания на это. Он только придвинулся к лежавшей под навесом девочке, как будто прикрывая ее от дождя своим телом и согревая ее своим теплом. Потом он поднял Миннегагу своими сильными руками и положил ее, тщательно укутав, к себе на колени. Минуту спустя ровное и спокойное дыхание девочки возвестило, что Миннегага уже спала.
Прошло еще несколько минут, и вдруг Красное Облако встрепенулся. До его тонкого, изощренного слуха долетели возбудившие его подозрение звуки.
— Идут! — прошептал он, прислушиваясь. — Разумеется, это краснокожие. Это мои братья, братья моей жены, хотя и воины другого племени, но такие же индейцы, как и я. Они выследили нас, быть может, услышав наши выстрелы, и теперь прокрадываются сюда. Они близки. Что должен делать я? Молчать? Подпустить их сюда? Тогда они перебьют белых…
Но ведь эти люди как-никак спасли жизнь Красному Облаку. И они, хотя, быть может, не желая этого, спасли мою дочь от участи быть растерзанной гризли. Могу ли я допустить, чтобы на моих глазах их убили, застигнув во сне? И потом…
Ведь это же, надо полагать, чэйэны. Они не знают меня. Они сочтут меня за мексиканца, и их пули пронзят мою грудь раньше, чем я успею крикнуть им, что и я индеец. А если и успею предупредить чэйэнов, то тогда белые не задумаются пристрелить меня и моего ребенка.
Может быть, будь здесь Ялла, она не колебалась бы, что ей делать. Но Ялла — воплощение злого духа!
Прислушавшись еще мгновенье, Красное Облако сбросил с себя плащ, поднял Миннегагу одной рукой, другой схватился за карабин.
Пробужденная от сладкого, но — увы! — недолгого сна, Миннегага раскрыла глаза и устремила взор на лицо отца.
— Пора в путь! — прошептал, склоняясь над нею, индеец. — Идут чэйэны.
— Может быть, это идет моя мать? — встрепенулась девочка.
— Нет. Ялла должна быть еще далеко отсюда.
— Ты пойдешь к ним навстречу? Ты предупредишь их, что мы только случайно с бледнолицыми?
— В такую мглу? Ты с ума сошла! Меня убьют раньше, чем я успею вымолвить хоть слово!
— Значит… Но, значит, ты хочешь предупредить бледнолицых об опасности? — скрипя зубами, спросила Миннегага.
— Молчи! Ты ничего не понимаешь. Разве это не единственные люди, которые могут указать нам прямой путь к тому месту, где находятся дети Деванделля?
— Мать сказала, что они живут на берегах Соленого озера!
— Ты думаешь, что это лужа? Соленое озеро велико, как море, и найти дом полковника будет совсем не просто. Там много поселков бледнолицых. Тревога уже, должно быть, передалась туда. Белые держатся настороже. Может быть, собрались войска… Нет, повторяю, эти белые нужны нам. Их надо щадить, по крайней мере, покуда мы не достигнем цели! И потом… Твоей матери здесь нет. Я твой отец. И если я принял какое-нибудь решение, то тебе остается только повиноваться мне. Иначе, по праву отца, я могу убить тебя, никому не давая отчета.
— Моя мать…
— Молчи! Если бы и была тут твоя мать, она узнала бы, что и у меня есть своя воля. Я не раб! Пусть приходит Ялла: она узнает, что я великий воин племени «воронов», которое не менее славно, чем племя сиу. Только у нас нет обычая, чтобы женщина вертела всем племенем, как прялкою, посылая воинов на смерть, поднимала целое племя на войну. Это решают настоящие воины!
— Если бы я сказала то, что слышу от тебя, моей матери…
Но Красное Облако не слушал ее слов. Он повернулся к ней спиной и решительными шагами направился к хижине.
Трапперы спали блаженным сном, полагая, что их покой верно охраняется гамбузино. Хижину оглашал их звучный храп.
Стоя у входа в хижину, индеец как будто колебался. Его взор был мрачен, его рука инстинктивно сжимала рукоятку острого мексиканского ножа. Эти три скальпа бледнолицых положительно соблазняли его. Индейская кровь заговорила в нем… Но благоразумие одержало победу.
— Пусть покуда поживут еще! — пробормотал Красное Облако, оставляя в покое нож. — Сначала, действительно, овладеем детьми полковника, а там будет видно…
— Вставайте! — сказал он уже громко, прикасаясь к плечу Джона Максима. — Индейцы идут по прерии, направляясь, кажется, именно сюда. Поднимайтесь же!
— Чэйэны? — спросил, вскакивая на ноги, янки и одновременно толкая обоих разоспавшихся трапперов.
— Не знаю точно, чэйэны ли. Может быть, какие-нибудь другие краснокожие. Но, во всяком случае, это не бледнолицые!
— Готовьте лошадей! — скомандовал агент обоим трапперам. — А мы с гамбузино попытаемся разузнать точнее, что происходит.
Минуту спустя агент и индеец вернулись к оставленным товарищам, уже оседлавшим лошадей.
— В седла! — сказал кратко агент. — В самом деле, это индейцы, и они должны быть близко. Надо уходить в прерию, где будет легче скрыться или защищаться, убегая!
Когда беглецы, вскочив на своих коней, удалялись от шахты, невдалеке прозвучал пронзительный свист иккискота, а затем послышалось несколько выстрелов.
IVВеликое Соленое озеро
Топот четырех лошадей не замедлил выдать приближавшимся индейцам то направление, по которому удалялись беглецы.
По временам сзади, в перелесках, раздавались крики индейцев и звуки ужасных иккискотов, но беглецам, лошади которых были свежее, чем лошади преследующих, покуда удавалось держаться на большом расстоянии от краснокожих.
Иногда преследуемые приостанавливались, чтобы дать передохнуть лошадям и несколько сориентироваться, потом продолжали свой путь.
Близился день. Небо побледнело, вершины гор Сьерра-Эскалантэ заалели, озаренные лучами восходящего солнца, но в долине, по которой сейчас шли беглецы, плыл волнами такой густой туман, что тесно державшиеся друг около друга трапперы с трудом различали ближайшие окрестности.
— Это нам на руку! — сказал Джон Максим, обращаясь к товарищам. — Может быть, проклятые краснокожие потеряют в тумане наши следы, собьются с пути, разбредутся, и нам удастся улизнуть.
— А куда мы направимся? — спросил Гарри.
— К Соленому озеру! — ответил агент, вновь пришпоривая своего коня. И потом добавил: — Лишь бы лошади не сдали! Положим, сейчас они скачут быстрее мустангов индейцев, и мы заметно отдаляемся от врагов. Но не следует забывать и того, что ведь за последние сорок восемь часов нашим коням пришлось-таки здорово поработать: мустанги прерии загоняли их до полусмерти. Так или иначе, я все же надежды не теряю. А если мы только ускользнем теперь, то у берегов Соленого озера найдем, должно быть, подкрепление: там много белых. Может быть, чэйэны и не решатся проникнуть так далеко. Погоняйте же лошадей, друзья! Да держитесь вместе. Если кто-нибудь отстанет, заблудится, нам не до того, чтобы отыскивать или ждать отставшего. Минута запоздания может стоить дорого. Наши скальпы уж очень нравятся чэйэнам, и индейцы гонятся за нами прямо с каким-то остервенением! Вперед же!
И они снова поскакали, исчезая в волнах плывшего по долине полупрозрачного тумана, под покровом которого изредка встречавшиеся на их пути деревья и скалы предгорья принимали фантастические очертания.
Еще через некоторое время, когда Гарри высказал опасение, что индейцы могут поджечь прерию, Джон Максим, оглядевшись, ответил:
— Ну, на это шансов мало! Попробуй дотронуться до травы: она мокра. Туман смочил ее не хуже дождя.
— Да туман-то, кажется, скоро рассеется! — тревожно отозвался Джордж.
В самом деле, согреваемый лучами уже поднявшегося над горизонтом солнца туман, весь пропитавшийся розовым светом, клубился, свертывался, расплывался, становился все прозрачнее. А голоса индейцев и их выстрелы доносились откуда-то, хотя и со значительного расстояния, но все же очень отчетливо: краснокожие, по-видимому, не теряя следа беглецов, шли по их пятам.
Час спустя, когда туман почти исчез, взрыв криков индейцев возвестил беглецов, что они открыты. Приподнявшись на стременах, Джон Максим оглянулся назад, и проклятье сорвалось с его уст:
— Дьявол побрал бы эту шайку! До двадцати всадников…
— Если дойдет до схватки, то мы ведь не безоружны! — откликнулся Гарри.
— Нет, я не хотел бы сейчас связываться с ними. Шансы в их пользу. Разве ты не видишь? Будь у них только копья да луки — куда ни шло: мы уложили бы десяток, а то и полтора раньше, чем они столкнулись бы с нами. Но у них ружья, а с пулями не шутят… Плоховато стреляют индейцы, но против двадцати ружей что значат наши четыре карабина?
В самом деле, на расстоянии нескольких сот метров от беглецов по их следам, плывя, как и они, в волнах еще не совсем исчезнувшего тумана, несся отряд из двадцати молодых индейских воинов. И почти каждый из них, не считая длинного, тонкого и гибкого копья, томагавка, щита, был вооружен еще и дальнобойным карабином, а присмотревшись, можно было разглядеть, что у многих имеются сверх того и боевые пистолеты.
— А ведь это, кажется, не чэйэны! — высказал предположение Джордж, в свою очередь бросив взгляд на преследующих.
— По крайней мере, не все чэйэны! — подтвердил его вывод янки. — Да ничего мудреного нет! Может быть, проклятые кровожадные сиу уже проникли сюда. А то и арапахи. Ведь в окрестностях Соленого озера находятся становища этого племени. Тут царство Левой Руки. Слышали о нем что-нибудь?