Когда беглецы часа через два вновь тронулись в путь на заметно оправившихся лошадях, подкормившихся в прерии, где для животных было так много сочной и вкусной травы, всегда молчаливый гамбузино вдруг заговорил, обращаясь к Джону Максиму:
— Сеньор! Я слышал, вы тут упоминали имя Левой Руки, вождя арапахов?
— Ну да. В чем дело, гамбузино?
— Вы, сеньор, встречались когда-нибудь с этим… краснокожим?
— Бог миловал. А что?
— Так. Дело в том, сеньор, что я видел этого вождя!
— Быть не может! — удивился Джон Максим.
— Да, видел! — подтвердил Красное Облако.
— И он не снял с вас скальпа?
— Как видите, нет! — мрачно улыбнулся индеец. — Впрочем, это ведь было тогда, когда арапахи еще не вырыли топор войны, не вступили на тропу сражений. Знаете, тогда они кое-как ладили с бледнолицыми. Я был гостем у Левой Руки несколько дней.
— Значит, вы курили с ним калюмет мира?
Индеец молча кивнул в знак утверждения.
— Это было бы нам при случае очень на руку! — оживился янки.
— Каким образом? — осведомился Красное Облако.
— Вы как друг Левой Руки могли бы при возможной встрече с арапахами выступить в качестве посредника между нами и им…
По устам индейца скользнула загадочная улыбка.
— Что же? Если я могу оказаться полезным сеньорам…
И он придержал свою лошадь, пропуская Джона Максима вперед.
Почти час спустя, когда солнце, готовясь опуститься за горизонт, зашло за огромную тучу, которая словно налилась кровью, маленький отряд добрался, наконец, до вожделенной цели путешествия: странники находились на берегах загадочного Соленого озера.
VЛевая Рука, вождь арапахов
В эпоху, к которой относится наш рассказ, мормоны еще не проникли к берегам Великого Соленого озера, этого внутреннего моря Северной Америки. Вообще, эта местность была хорошо известна только скитавшимся по прериям охотникам, пионерам, искавшим для поселения удобных мест, но покуда тут было еще безлюдно и на огромных пространствах вовсе не было людских поселений, если не считать летних становищ нескольких кочующих индейских племен. Характерным и заслуживающим быть отмеченным обстоятельством является следующее: раньше даже индейцы избегали этих мест, но когда стали показываться бледнолицые, индейцы поторопились загородить им дорогу, чтобы предотвратить захват пастбищ и лугов, где краснокожие охотою добывали себе кусок хлеба.
Соленое озеро представляет собой глубокий интерес в научном отношении. Оно имеет около 70 миль в длину и 35 в ширину, находится на высоте 1260 метров над уровнем моря. В доисторические времена озеро занимало огромное пространство, простираясь до предгорий Сьерра-Мадрэ и обладая поверхностью не менее 175 тысяч квадратных миль. Действительно, это было целое море. Но первые европейцы, проникшие в эту область, застали Соленое озеро приблизительно уже в том периоде умирания, в каком оно находится в настоящее время, постепенно высыхая. Окружающая теперь Соленое озеро местность представляет собой низменную равнину с топкими берегами. Таким образом, если бы море-озеро вдруг стало подниматься, то водами оказались бы затоплены огромные пространства. На самом деле даже в дождливые сезоны, когда несущие свои воды к Соленому озеру реки разливаются, уровень его повышается не больше, чем на полтора метра. Унылы окрестности Соленого озера. На много миль вокруг — безжизненные пустыни, мертвые поля. И уныло даже само небо: воздух почти всегда насыщен испарениями вод озера, почти всегда туманен, лучи солнца робко проникают к поверхности его сквозь пелену паров. Ночью с трудом различишь на небе немногие тускло сверкающие звезды.
Воды озера насыщены солью, причем в процентном отношении раствор этот гораздо крепче, чем морская вода: озеро почти в шесть раз солонее моря. Из четырех ведер воды озера можно получить почти целое ведро соли.
Соль встречается в неимоверном изобилии и в окрестностях озера, особенно на его берегах, где она лежит, блестя на солнце, пластами колоссальной толщины. Путнику, попавшему сюда, трудно отделаться от мысли, что это соль, а не снег. Запасы отложенной озером на берегах соли постоянно возобновляются: выйдя из берегов в периоды притока вод или под влиянием ветров, сгоняющих в одну сторону воды, озеро отлагает новые и новые миллионы пудов соли.
Относительно происхождения Соленого озера американские ученые до сих пор ведут ожесточенные споры. По мнению одних, Соленое озеро является остатком моря, куском его, если можно так выразиться, отрезанным от океана после какого-нибудь гигантского катаклизма. По мнению других, трудно сказать, на чем именно основанному, озеро родилось, как и все озера земного шара, от скопления принесенных сюда реками и подземными ключами вод, а присутствие соли объясняется будто бы тем, что именно подземные ключи, бродя в недрах гор, где-нибудь наткнулись на колоссальные отложения соли и, вымывая ее, отлагают на дне Соленого озера.
Так или иначе, но Соленое озеро по существу могло бы называться с полным правом Мертвым морем, как некоторые другие соленые озера в Палестине и Аральское море: рыба и разного рода водные животные, попадая в озеро вместе с водами рек, очень быстро погибают, не выдерживая пребывания в густом соляном растворе. Купанье в водах Соленого озера довольно рискованная вещь: даже для привычного к соленым ваннам человека пребывание в воде Соленого озера отнюдь не безопасно. Тело покрывается, словно корою, кристаллами соли, кожа подвергается словно ожогу, и боль чувствуется добрый час.
Но есть и своеобразная обитательница в волнах Соленого озера: какая-то одностворчатая раковина, приспособившаяся к пребыванию почти в чистой соли, чувствует себя прекрасно и размножается в недрах озера.
У индейцев Северной Америки, невежественных и суеверных, Соленое озеро в древности пользовалось дурной славою. Они и сейчас испытывают какой-то инстинктивный страх перед американским Мертвым морем, и без крайней необходимости ни один краснокожий не покажется в окрестностях его.
Впрочем, теперь, в наши дни, дети белой расы, не обладающие предрассудками, совершенно вытеснили из ближайших окрестностей Соленого озера краснокожих… Справедливость требует, однако, отметить, что еще сравнительно недавно и белые не очень охотно показывались на берегах Соленого озера. Среди трапперов и пионеров Дикого Запада, как и среди индейцев, о нем ходили разные темные слухи, пугавшие немногих поселенцев, которые рискнули забраться в эту беспросветную глушь. Но еще более отрицательно относились к Соленому озеру негры рабы: для тех возможность поселиться на берегах Мертвого моря была каким-то пугалом… Привозимые поселенцами сюда негры пользовались каждым удобным случаем, чтобы бежать, даже с риском погибнуть. Итак, наши странники, переправившись с опасностью утонуть в зыбучих песках и уйдя от преследования индейцев, добрались, наконец, до самого берега Соленого озера. Первым делом они позаботились о своих желудках. Голод заставляет человека делаться непривередливым; трапперы, позабыв свои мечты о жирном горбе бизона или о медвежьих окорочках, немедленно занялись своеобразной охотой: за отсутствием другой дичи они стали стрелять по довольно-таки жалким на вид и тощим воронам, Бог весть зачем шнырявшим в туманном воздухе над унылыми берегами Соленого озера.
Развели небольшой костер из плохо горевших, пропитаных солью сухих трав и прутьев, ощипали убитых Гарри и Джорджем тощих ворон, поджарили их жесткое и невкусное мясо на огне и утолили им голод.
Трапперы, правда, ворчали, но Джон Максим прикрикнул на них:
— Эй, вы, лакомки! Похоже на то, что вы не трапперы, а изнеженные горожане. И сдается, вы воображаете, что вы не в пустыне, а в каком-нибудь китайском ресторане.
— Ну, в китайском! — возмутился Гарри. — Знаю я, что такое китайский ресторан. Там, говорят, такой гадостью угостят, что и не очухаешься.
— Смотря на чей вкус! — отозвался Джон Максим. — Например, маринованный морской червяк…
— Тьфу! — отплюнулся Джордж с негодованием.
— Или жаренный в сметане щенок легавой собаки…
— А чтоб вас, Джон! Меня тошнить начинает! — плюнул и Гарри.
— Или… протухшие яйца! — продолжал, не смущаясь, янки. — Деликатесы первого сорта, с китайской, конечно, точки зрения!
— Ну, так я предпочту мясо хоть вороны! — утешился Джордж. — Все же птица, а не червь или собака!
После скудной трапезы, дав еще немного отдохнуть лошадям, путники принялись за свои трубки. Покуривая, трапперы вновь развеселились и опять завели беседу на ту же гастрономическую тему, вспоминая, кто что ел когда-либо, каково мясо рыб и птиц, которых им удавалось некогда заполучить, как что приготавливается. По-видимому, молодцов все же не удовлетворил пир с блюдами из вороньего мяса.
— Да перестаньте вы! — остановил их болтовню, наконец, Джон Максим. — Взрослые люди, а ведут себя, как дети! Утешьтесь! Доберемся до гациенды — там нас и накормят, и напоят!
— Да она у черта на куличках! — отозвался уныло кто-то из трапперов.
— Гораздо ближе, чем вы думаете! — ответил янки.
Гамбузино, молча прислушивавшийся к переговорам белых, обратился к агенту со словами:
— Вы говорите, сеньор, гациенда полковника Деванделля близко отсюда?
— Да. Не очень далеко. А что?
— Да я побродил-таки в этих местах и, кажется, хорошо знаю окрестности, но признаюсь, не слышал о более или менее большой гациенде. Не можете ли вы поточнее сказать, где она находится?
— Отчего нет? Она расположена у истока реки Вебер.
— Гм. Бродил я и по течению этой реки, но фермы, признаюсь, не видел. Конечно, может быть, она стоит именно там, куда я не доходил… Но, должно быть, на ферме полковника имеется много людей? Ведь селиться с небольшим количеством людей в этих местах — дело рискованное: так много индейцев, с которыми не всегда можно ладить добром!
— Да, у полковника много людей. Негры, метисы…
— А индейцы? Ведь к иным людям довольно охотно поступают в услужение и краснокожие?