— Проклятье! — выругался агент.
Почти в то же мгновенье кабаны примчались к подножью кедра, и янки едва успел уйти от их острых клыков, схватившись за лиану и вскарабкавшись по ней вслед за товарищами. Миннегаги не было видно: испугавшаяся девочка успела проскользнуть с невероятной ловкостью чуть ли не на самую верхушку гигантского дерева и притаилась там среди ветвей.
— Вот так история! — услышал, усевшись на ветви, Джон Максим.
— Это ты, Гарри? — отозвался он.
— Я, кто же еще? Конечно, я! Говорю, опять мы вляпались! Знаю я, что такое пекари! Проклятое животное может продержать нас в осаде добрых сорок часов. Этого еще недоставало! Я полагался на твое обещание, Джон, что завтра, то есть, пожалуй, сегодня мы уже будем в гациенде, мне удастся хоть немного подкормиться и отоспаться, а тут на тебе! Сиди на дереве и пой петухом или кукушкою, как тебе заблагорассудится. А проклятые свиньи шныряют вокруг дерева, хрюкают, как полоумные, и ждут: не свалится ли кто из нас, чтобы разорвать на клочки! И какого черта им надо? Если бы хоть ели они мясо! А то ведь на самом деле они питаются всякой зеленью, желудями…
— Ну, если на змею или ящерицу попадут, то тоже слопают! — откликнулся со своей ветки Джордж.
— Нет, вы подумайте, друзья, что сталось с нашим спутником, с гамбузино! — прервал их болтовню агент. — Куда он исчез, ума не приложу. Ведь мы подняли такой гвалт, что и мертвый бы проснулся.
— Ну, так он удрал раньше на своей лошади!
— Стойте! Кто, в самом деле, видел лошадь гамбузино!
— Я не видел! — отозвался Джордж.
— Я тоже, — присоединился к нему Гарри.
— И я видел только трех лошадей, и это были именно наши. Я руку на отсечению даю, что, когда мы проснулись, лошади гамбузино около наших уже не было.
— Подумай, что ты говоришь, Джон! Ведь если это так, то дело весьма серьезно! — сказал Джордж. — Похоже на то, что гамбузино, вместо того чтобы сторожить нас, когда мы сладко спали, забрал своего коня и куда-то ускакал.
— Может быть, он заметил приближение пекари и удрал? — высказал предположение Гарри.
— Так почему же он не предупредил нас хотя бы выстрелом из ружья? Наконец, девочка осталась тут. Он так заботился о ней, что мне кажется положительно непонятным, друзья, как он мог оставить ее и удариться в бегство. Ведь в храбрости недостатка у него нет. Не нравится мне этот человек, я говорю это откровенно, но правда остается правдою: он не трус! И он умеет драться! Вспомните, как он загородил дорогу серому медведю, когда Старый Эфраим пытался растерзать индианку. Нет, тут таится какая-то загадка! И надо бы ее выяснить. Дело, в самом деле, весьма серьезно! — задумчиво промолвил агент, которого исчезновение гамбузино повергло в недоумение.
— К черту гамбузино! — крикнул раздраженно Гарри. — Если его свиньи слопали, они, значит, едят себе подобных, ибо он был не более как старый и тощий кабан с острыми клыками!
— Смотри, ты, крикун! — оборвал его Джон Максим. — Позаботься о том, чтобы тебе самому не попасть на закуску к пекари. Боюсь, что они, в самом деле, зададут-таки нам! Стадо огромное. Поди, триста или четыреста голов! С ними никак не справишься!
— Дьявольщина! — пробормотал Гарри обескураженно. — Я думал, что мы их разгоним выстрелами… Но мой запас зарядов близок к концу. Если и осталось что-нибудь, так выстрелов на двадцать, не больше.
— И у меня столько же! — промолвил Джордж. — Я и то думал, удастся ли нам добраться до гациенды? А твой карабин, Джон, кажется, поступил во владение свиней? Может быть, и у них, как у краснокожих, входит в моду огнестрельное оружие. Может быть, мы еще увидим, как они начнут упражняться в стрельбе в цель…
— Ну, что ты за несносный болтун? — с неудовольствием отозвался янки. — Ружье уцелело, но положение наше не из таких, чтобы можно было отнестись к нему с легким сердцем. Ведь пекари в самом деле способны осаждать нас, покуда мы от голода и жажды не свалимся с дерева. И тогда пиши пропало!
— Вот я сейчас пошлю парочку пуль в этих непрошеных ночных посетителей нашей стоянки; посмотрим, что за эффект это произведет.
— Стой, Гарри! Не стреляй! — остановил траппера агент. — Во-первых, чем больше будет раненых среди пекари, тем упорнее будет их осада. Во-вторых, в нашем положении вовсе не следует выдавать место, где мы находимся, выстрелами. Кто знает, не шляются ли тут поблизости индейцы? Исчезновение гамбузино не перестает тревожить меня…
— Тоже удовольствие! — заворчал неисправимый Гарри. — Хоть бы фрукты какие-нибудь тут росли, что ли. Я совсем отощаю. Скоро с меня штаны свалятся!
Невольно агент рассмеялся.
— Фрукты? На кедровом дереве? Довольствуйся тем, что здесь, конечно, без труда отыщутся в изобилии кедровые шишки. Значит, у нас будет орехов сколько угодно. Орехи, право, далеко не дурное лакомство!
— Да я-то не белка! Предпочел бы…
— Знаю, знаю! Жареный горб бизона, олений бок, филе лося, грибы в масле… Может быть, тебе еще бутылочку шампанского? А на десерт черного кофе с ватрушками?
— Что же нам делать, Джон? — осведомился Джордж.
— Вооружимся терпением, будем ждать. Единственное, что нам остается делать, друг! А кстати: где девчонка?
— Индианка? Она забралась чуть ли не на верхушку!
— Ну, пускай и сидит там. Авось не свалится. Терпеть не могу этого змееныша индейского происхождения, но было бы неприятно сознавать, что на твоих глазах свиньи слопали ребенка!
Покуда трапперы переговаривались, приблизился рассвет.
Мрак заметно редел с каждой минутой; теперь легко было можно разглядеть по крайней мере ближайшие окрестности дерева, на котором спаслись беглецы. Уже было видно стадо пекари, действительно состоявшее из нескольких сот животных.
Скоро в просветы стволов деревьев полилось словно расплавленное рдеющее золото — это разгоралась заря.
При утреннем свете можно было хорошо рассмотреть врагов. Пекари — несомненный родственник дикого кабана, некогда в изобилии водившегося в лесах средней Европы, животного, охота на которого в свое время считалась чрезвычайно опасной. Почти все пекари, перебегавшие с места на место у подножья кедра, отличались крупными размерами. Их, по-видимому, довела до исступления смерть одного из членов их почтеннейшей компании, и они оглашали воздух свирепым хрюканьем. Не довольствуясь этим проявлением своего гнева и жажды мести, они буквально уничтожили в самый короткий промежуток времени все близкие молодые деревья, вырывая их острыми клыками с корнями или перегрызая тонкие стволы. Той же участи подверглась масса колючих кактусов, колючки которых, однако, не испугали толстокожих диких кабанов.
Затем время от времени какая-нибудь группа пекари, словно сговорившись посредством выразительного хрюканья, яростно бросалась к подножью кедра, и клыки их впивались в кору дерева, отрывая огромные щепы, дробя и самое древесину.
Разумеется, это было довольно бесцельным занятием, ибо ствол кедра был колоссальных размеров и могучее дерево могло выдержать натиск целого стада слонов.
Несколько успокоились пекари только тогда, когда вся кора с дерева на высоте по крайней мере одного метра от земли была словно срезана ножом. Потом пекари, не отдаляясь на сколько-нибудь значительное расстояние от дерева, разбились на группы, которые усердно занялись серьезным делом — поиском провизии для завтрака. В подходящем материале недостатка, очевидно, не было. Разрывая копытами и клыками почву, дикие свиньи отыскивали в изобилии сочные корни и пожирали их с аппетитным чавканьем. Проголодавшийся Гарри с исключительным интересом наблюдал за манипуляциями пекари и, наконец, громко вздохнув, высказался:
— Эх, жизнь ты моя окаянная! Ей-богу, поневоле даже свиньям позавидуешь! Ишь, уплетают себе какую-то снедь! А мы сидим дроздами на дереве и о том, чтобы перекусить как следует, и думать не смеем! Право! Я даже начинаю забывать, когда это я ел как люди?
— Никогда! — отозвался Джордж. — Ты всегда ел как форменная свинья, и чавкал не хуже этих пекари!
— Да я не о том…
Прошло еще некоторое время. Насытившиеся пекари располагались опять-таки группами поблизости от кедра и предавались отдыху, но немало животных, исполнявших, по всем признакам, роль бдительных часовых, по-прежнему бродило около корней кедра, словно в предостережение людям.
В это время с вершины дерева донесся полузаглушенный крик Миннегаги, но в звуках ее голоса было слышно скорее удивление, чем испуг.
— Индианка опять стрекочет? — удивился Джон. — Что это она словно взялась серьезно за роль вестника грядущих бед? Какое животное могло напасть на нее там, на вершине кедра?
— А что же удивительного? Разве не мог притаиться в ветвях какой-нибудь кугуар? Хотите, я разведаю?
И с этими словами Джордж с поразительной ловкостью принялся карабкаться на верхушку дерева. Через несколько минут он добрался уже до последних ветвей кедра и увидел молодую индианку. Миннегага сидела верхом на ветке на головокружительной высоте, словно на полу собственного вигвама, и казалась целиком погруженной в созерцание ясно видимых волн Соленого озера.
— Ну ты, индейская ящерица! — обратился к ней траппер. — Что ты тут увидела, чего завизжала?
Миннегага ответила ему полным дерзкой насмешки и вместе с тем злобы взглядом. Потом она махнула небрежно рукой.
— Я видела… одного ворона. Сильного, черного, могучего ворона! — сказала она.
— И поэтому закричала? Разве ты боишься птиц? — удивился простодушный траппер, не понявший двойственного смысла слов девочки, которая отлично могла подразумевать под словом «ворон» как птицу, так и какого-либо индейца племени, из которого происходил ее собственный отец, Красное Облако.
— Не думал я, что ты такая трусиха! — продолжал болтать беззаботно траппер. — А ведь у тебя крепкие кости, и любой ворон призадумается, раньше чем рискнуть попробовать твое мясо!
Миннегага беззаботно и звонко рассмеялась, но в звуках ее смеха сквозило какое-то злорадство.