Второй колонной руководили Красное Облако и Черный Котел. Подобравшись шагов на шестьсот к гациенде, колонны, шедшие рядом, разделились и бросились к усадьбе галопом. Дикий боевой клич и звуки иккискотов на мгновение заглушили топот лошадей. На бегу индейцы стреляли, не очень заботясь о меткости выстрелов, но их пули, выпущенные с такого близкого расстояния, просто засыпали двор усадьбы. Казалось, идет свинцовый дождь: пули барабанили по столбам палисада, пробуравливая дерево, падали на крыши здания, разбивали оконные стекла, пробивали стены дома.
Как ни старались защитники гациенды укрыться от свинцового дождя, но иная шальная пуля находила-таки свою жертву, и среди негров и мулатов было уже несколько человек убитых и еще больше раненых. Впрочем, покуда у человека, пораженного пулей краснокожих, хватало еще сил держать оружие, он не покидал своего поста, ибо все знали, что надеяться не на что, пощады не будет, и всех охватывало желание подороже продать свою жизнь.
Индейцы тоже несли жестокие потери, потому что защитники гациенды, стреляя из-за прикрытия, могли поражать врагов на выбор. Краснокожие воины падали с лошадей, корчились на земле, а кони уносились прочь.
Тем временем работа Джона Максима и его спутников шла к концу.
Из конюшен были выведены отборные кони по числу оставшихся в живых защитников гациенды. В то же время Джон Максим с трапперами, работая ломами и топорами, подрубили и расшатали с десяток бревен в одном углу палисада, подготавливая пролом.
Беда, если бы индейцы начали в это время приступ: им было бы довольно легко воспользоваться проломом в палисаде и проникнуть внутрь крепости! Но, к счастью, индейцы, по-видимому, не подозревали, что затеял изобретательнный агент: их напугала первая неудача, они боялись, что, как только передовые воины проникнут в ров, откуда неслись еще стоны умирающих, опять польются потоки кипящего масла, и краснокожие довольствовались покуда тем, что, обстреливая гациенду, старались выбить из строя возможно большее число защитников.
— Ну, пора! — крикнул Мэри и Джорджу агент, подготовив пролом в стене. — Не теряйте ни мгновенья! Через несколько минут краснокожие дьяволы будут уже здесь, и тогда горе тому, кого они найдут в этих стенах!
— Что будет с нами? — сжал кулаки Джордж Деванделль, с тоскою оглядываясь вокруг.
— Авось мисс Мэри спасем! — ответил Джон Максим. — Индейцы, конечно, будут гнаться за нами. Но лишь бы удалось прорваться! Ведь наши лошади неизмеримо лучше их мустангов, кроме того, на нашей стороне будут неожиданность вылазки, свежесть лошадей. Уйдем в прерию, пусть гонятся! Уйдем… или погибнем, но погибнем не в ловушке, а сражаясь.
Перекличка, произведенная на скорую руку Джорджем Деванделлем, дала малоутешительные результаты: в самом деле, за эти часы отчаянной борьбы как-то совершенно незаметно ряды защитников гациенды ужасно поредели: негры и мулаты выбывали из строя. Большинство, к счастью, было убито пулями, попадавшими в лоб, без всяких мучений, когда приходилось выглядывать из-за брустверов. Некоторые, получив раны в грудь, заползали, не беспокоя товарищей, в какой-нибудь угол и там безропотно умирали. В данный момент в живых оставалось всего только четырнадцать человек, включая в это число и всех белых. Ясно было, что с таким гарнизоном дальнейшая защита гациенды немыслима…
К счастью, индейцы покуда применяли прежнюю тактику: все еще не решаясь идти на приступ, они носились на порядочно-таки усталых конях вокруг усадьбы и стреляли, стреляли…
Дав еще пару залпов по врагам, причинившим краснокожим некоторый урон, потом снова зарядив все огнестрельное оружие, обитатели усадьбы уже начинали усаживаться на лошадей, рассчитывая применить следующий маневр: перед проломом были выстроены все лошади, больше тридцати числом, половина их должна была выскочить из усадьбы без всадников и этим вызвать замешательство среди ближайших индейцев.
В тот самый момент, когда Джон Максим собирался уже скомандовать пускать лошадей, раздались отчаянные крики:
— Огонь! Пожар! Гациенда горит!
В самом деле, над крышей усадьбы поднимался, крутясь, огнистый столб дыма и искр. И тут же прыгала, кривляясь, и плясала Миннегага, оглашая воздух криком злобного торжества. В руках у индианки ярко пылал факел. Это она, ускользнув с непостижимой ловкостью от всех поисков, скрылась в каком-то закоулке, выждала время и теперь привела в исполнение, должно быть, давно задуманное: подожгла жилище ненавистных ей белых…
Обезумевший от гнева агент вскинул карабин к плечу и послал в неистово плясавшую и кривлявшуюся индианку пулю. Но Миннегага метнулась в сторону и скрылась в облаке дыма.
— Вперед! — крикнул, перезаряжая ружье, янки. — К дьяволу! Попал или не попал, все равно! Нам не до нее! Толкайте, друзья, столбы!
С грохотом рухнула целая часть палисада, образуя, как и предвидел Джон Максим, некоторое подобие моста. В том месте, где лег мост через ров, находился отряд из пятидесяти или шестидесяти индейцев. Кони их при грохоте валившихся столбов шарахнулись в сторону, выбивая из седел и затаптывая всадников. В тот же миг через мост пронесся вихрем табун почти из двадцати неоседланных лошадей, обезумевших от страха, подгоняемых криками и ударами несшихся следом за ними четырнадцати беглецов. Одновременно загремели выстрелы из карабинов и пистолетов, укладывая тех индейцев, которые успели увернуться от несшейся на них живой лавины.
Молниеносный удар удался, путь для беглецов был открыт, и маленький отряд, нещадно пришпоривая лошадей, ринулся к лесу, рассчитывая, если только удастся уйти от преследования краснокожих, броситься в прерию и попытаться добраться до вспомогательных американских отрядов, которые, несомненно, уже должны были вступить на территорию степи.
Разумеется, суматоха, поднятая вылазкой, выстрелы, крики индейцев — все это не замедлило привлечь к себе внимание главных сил краснокожих, державшихся по другую сторону усадьбы и руководимых Яллою, Черным Котлом, Красным Облаком и Левой Рукой. Первый момент замешательства быстро прошел, индейцы с яростными криками поворотили лошадей и кинулись в погоню за беглецами, осыпая их выстрелами на полном бегу.
Туманная мгла, толчки при быстрой скачке, наконец, просто недостаточная ловкость индейцев в употреблении огнестрельного оружия, — все это было причиной того, что беспорядочная стрельба краснокожих давала самые плачевные результаты: пули буравили воздух и уносились вдаль, не попадая в беглецов.
Но когда стреляет сразу несколько сот человек, хотя бы и при крайне неблагоприятных условиях, нет ничего удивительного, что некоторые пули наконец-таки достигают цели. В самом деле, через мгновенье, вскрикнув диким голосом и выронив из рук карабин, свалился с лошади один из негров, скакавших в последних рядах. Его грудь была прострелена насквозь, он умирал, и остальным беглецам было не до того, чтобы помогать упавшему… Они понеслись дальше.
К корчившемуся еще в последних судорогах бедняге подскакал Левая Рука, спрыгнул с лошади. Пронесся дикий торжествующий крик, похожий на вой шакала, и когда вождь арапахов снова вскочил в седло, в его руках был новый кровавый трофей: ветер шевелил черные курчавые волосы негра. У Левой Руки прибавилось одним скальпом…
Следом гибель постигла двух мулатов.
Их тоже прикончили и скальпировали гнавшиеся по пятам беглецов индейцы.
Оглянувшись, прикрывавший вместе с трапперами отступление Джон Максим невольно вскрикнул: он увидел неподалеку массивного и могучего коня; во всаднике он без труда распознал лжегамбузино, вождя «воронов», Красное Облако. Но индеец был не один: ускользнувшая каким-то чудом из пылающей усадьбы Миннегага уже присоединилась к отцу и теперь неслась в бешеной погоне за ненавистными белыми, сидя за спиною Красного Облака и понукая коня пронзительными, нечеловеческими криками.
— Видел? Змея! Как она выскочила из огня? — крикнул трапперу Гарри агент.
— Видел! — отозвался тот. — Постой, я попробую снять ее с седла пулей…
— Оставь! Нельзя задерживаться ни на мгновенье, — остановил его Джон Максим. — Гони, гони своего коня, а то быть и твоему скальпу у седла какого-нибудь краснокожего…
Повинуясь приказанию агента, Гарри помчался вперед, ворча, что ведь из-за этой проклятой индианки, помимо всего прочего, ему, Гарри, пришлось не раз лишиться своей законной порции…
— Не ворчи! — окрикнул его Джон Максим. — Дай Бог нам хоть ноги унести благополучно! Уцелеем, тогда посмотрим. Доберемся и до индейцев. Тогда я охотно уступлю тебе девчонку, а на себя возьму обязанности отправить к Маниту или куда-нибудь еще подальше ее мамашу, этого сахема в юбке, Яллу!
Беглецы, выбравшись за территорию гациенды, неслись на восток, потому что только в этом направлении могли показаться войска правительства Штатов, но в этом же направлении могли встретиться, разумеется, и чэйэны, бродящие по степи.
Но надежды Джона Максима на то, что индейские лошади во многом будут уступать коням полковника Деванделля, оправдались в незначительной степени: миля за милей оставались позади беглецов, а крики индейцев доносились ясно и отчетливо, и часто над головами преследуемых свистали пули краснокожих.
Правда, в погоне принимали участие отнюдь не все индейцы: большинство очень скоро отстало, может быть, из-за усталости лошадей, а может быть, чтобы заняться окончательным разгромом гациенды и угоном еще уцелевшего скота. Зато с тем большим остервенением продолжал погоню весьма значительный отряд краснокожих на казавшихся положительно неутомимыми мустангах, имея все время во главе неукротимую мстительную Яллу, женщину-сахема племени сиу.
И мало-помалу таял отряд беглецов: безжалостные пули находили свои жертвы среди негров и мулатов… Каким-то чудом до сих пор невредимыми оставались только дети полковника Деванделля и трапперы.
В этой безумной, отчаянной скачке прошло более двух часов. За это время почти все негры и мулаты, спасшиеся из гациенды, погибли, их скальпы уже были в руках беспощадных индейцев.