Делегация работников народного просвещения, в состав которой входил и автор этих строк, вылетела в Бирму в августе, — в сухой и в общем-то прохладный месяц. Однако в Рангуне, уже сходя с самолета, мы все почувствовали, что нас как будто разом сунули на верхнюю полку жарко натопленной бани, — настолько показалось нам и знойно и влажно. Но одно дело находиться в бане с прямой целью — париться и мыться, и совсем другое — в воротничках и галстуках, в обуви и костюмах, которые сразу же оказались тяжелым, мучительным бременем. И ощущение страдальцев, по ошибке попавших с улицы в натопленную баню, уже не покидало нас во все дни пребывания в этой тропической, чрезмерно влажной стране.
Нашу небольшую группу возглавлял директор Московского областного педагогического института имени В. И. Ленина — Матвей Петрович Сазонов. В состав делегации входили также сотрудник редакции «Учительская газета» Е. К. Прахова, директор ленинградской средней школы № 157 А. П. Исаев, директор одной из туркменских школ А. Малаева, заведующий Ярославским отделом народного образования А. В. Поройков и преподавательница английского языка одной из московских школ, а заодно и наш переводчик, Л. Ф. Семенихина. Группа, как видим, довольно разнообразная как по составу, так и по представительству.
Итак, Рангун, столица Бирманского Союза. Господин У Ба Джо, заместитель министра просвещения Бирмы, произносит любезную приветственную речь, после чего к нам подбегает стайка очаровательных девушек с цветами в руках. Девушки одеты в яркие, украшенные лентами платья. На шее у них ожерелья из разноцветных камней. Под лучами палящего солнца ожерелья девушек сверкают, словно гирлянды вспыхивающих лампочек, и этот блеск еще более усиливает ощущение нестерпимого зноя. Видимо, самочувствие наше не ускользает от лукавых глаз девушек. Вручив нам живые, какой-то неправдоподобной величины и раскраски цветы, они с серебристым смехом разбежались в стороны.
Первые впечатления повергают нас в состояние почти прострации: эти красочные костюмы грациозных, шаловливых девушек, эти огромные цветы у нас в руках, источающие крепкий, вязкий аромат. А может быть, виной всему свирепое солнце, заливающее поле аэродрома убивающим всякие мысли и чувства зноем? У нас у всех такое впечатление, будто мы находимся на сковородке, а над головами не солнце, как отдельное, четко обозначенное светило, а какой-то могучий, ни с чем не сравнимый источник жары. Зной исходит от всего раскаленного неба. Совершенно одурев от жары, я думаю, что так, или примерно так, создается высокая температура в доменных печах.
С радостью нырнув в распахнутые дверцы машины, мы располагаемся на горячих сидениях. На ходу, думается нам, будет ощутимо встречное движение воздуха: хоть какая-то прохлада! Интересно, какое время года сейчас в Бирме: лето, осень, весна? А может быть, даже зима, если она бывает в здешних местах?
Машины, набрав ход, стремительно несутся по широкой магистрали в густом потоке транспорта. В опущенные окна задувает ветерок, но не приносит прохлады, — воздух горяч, как из калорифера. Повсюду, куда ни глянешь, глаза режет сияние щедрого солнца.
Неожиданно картина меняется самым волшебным образом. Только что мы подставляли исстрадавшиеся лица под теплую струю врывающегося в окна ветерка и щурили от нестерпимого блеска глаза, как вдруг все вокруг потемнело, словно на землю опустили плотный полог. Солнце исчезло, небо заволокли черные лохматые тучи. Откуда они взялись? Ведь только что, сию минуту, на горизонте не было видно ни облачка! А чернота вокруг сгущается, и создается впечатление, что мы незаметно пересекли грань дня и ночи.
В довершение всего пошел дождь. Собственно, название «дождь» будет чересчур неточным для такого водоизвержения. Это был даже не ливень, каким мы привыкли его видеть. В быстро сгустившейся мгле с неба на землю обрушился настоящий водяной поток. Говорят: дождь льет, как из ведра. Нет, то, чему мы стали свидетелями, напоминало опрокинутую бочку, огромную, бездонную. Вода падала с неба неудержимой лавиной. Это походило на потоп.
Наши спутники, встречавшие в аэропорту, не выказывали по поводу ливня никакого беспокойства. Шум падающей воды сливался с шуршанием автомобильных шин. Машины неслись по залитой дороге, как глиссеры.
Потоп прекратился так же внезапно, как и начался. Выглянув из машины, я увидел девственно чистое небо. Грозная гряда тяжелых туч быстро удалялась в сторону океана и скоро растаяла совсем. Через минуту-другую уже ничто не напоминало о бушевавшем ливне. Разве еще злее стало палить солнце, и от быстро просыхающей земли повалил такой густой пар, что это еще больше создало впечатление удушливой бани. Значит, высокая влажность воздуха в Рангуне поддерживается не только близостью океана, а главным образом вот такими буйными, моментально испаряющимися ливнями…
Молодой сотрудник советского посольства, ехавший с нами в машине, пояснил, что сейчас в Бирме период дождей. Начинается он в мае и заканчивается в октябре, — своеобразная тропическая зима. Ливни, подобные только что виденному, обрушиваются на землю по нескольку раз в день. В природе происходит непрерывный кругооборот влаги: образовавшись над океаном, тучи извергаются на землю, но жаркое солнце тут же возвращает все пролитое в виде тяжелых, удушливых испарений.
— Стало быть, погода сердита, да отходчива, — заметил я, оттягивая раскисший воротничок и поглядывая из окна на очистившееся небо.
— Да, в общем-то так.
Видно было, что даже люди, в какой-то степени приспособившиеся к здешнему климату, бирманскую «зиму» переносят тяжело. Привыкнуть к такой «бане» по-моему невозможно.
Рангун, столица Бирманского Союза, с первого же взгляда поражает приехавших неповторимым своеобразием. Несмотря на главенствующее положение в стране, этот город и до наших дней сохранил чисто азиатский колорит. В облике домов, площадей и улиц, в одежде жителей, в обычаях населения — всюду чувствуется глубокая, устоявшаяся Азия, один из центров буддизма, этой древней религии Востока.
Въехав в город, машины сбавляли скорость. По обе стороны центральной улицы тянулись причудливые постройки. Передо мной словно ожили старинные гравюры, изображающие ритуальные здания буддистских святилищ. Улица кишела народом. В магазинах шла бойкая торговля. Время от времени мы проезжали мимо небольших рынков, — об этом говорили груды всевозможных плодов, наваленных кучами на земле.
Миновав мост через реку Ировади, которая делит город пополам, мы добрались до гостиницы «Стренд». В вестибюле отеля нас встретила желанная прохлада. В большом баре виднелись редкие посетители. Расположившись за невысокими круглыми столиками, они не спеша потягивали воду со льдом. При виде запотевших бокалов, в которых соблазнительно плавали кубики льда, у нас окончательно пересохло во рту. Жажда была настолько велика, что больно пошевелить языком. Сейчас бы спросить стакан какого-нибудь напитка похолодней и пить, пить! Но мы только что с самолета, нам еще не успели обменять денег.
— Идемте, товарищи, — пригласил нас сотрудник посольства, направляясь в бар. — Идемте, идемте. Я угощаю.
Не успели мы сесть за столик, как появился могучий чернокожий официант. Он молча поставил перед каждым из нас по большому бокалу с пивом. Пиво слегка пенилось и было ледяное. «Не простудиться бы», — подумал я, с наслаждением ощущая рукой запотевшую стенку бокала.
Кто-то не утерпел, пригубил из стакана и по-русски крякнул.
— А хорошо! Похоже на наше, жигулевское.
Сотрудник посольства, прихлебывая пиво небольшими глотками, пояснил:
— А это и есть русское пиво. Владелец завода — русский, и варит пиво по своему рецепту.
— Как же его занесло сюда, беднягу?
— Ну, не такой уж он бедняга. Дела у него, насколько я знаю, идут неплохо. Рассказывали, что в Рангуне обосновался его дед или даже прадед, открыл свой счет в банке. Нынешний хозяин получил рецепт пива от своего отца и никому его не открывает.
— Замечательное пиво! — нахваливали мы, утоляя жажду.
— То-то и дела у пивовара идут блестяще. Конкуренты щелкают зубами от зависти, а поделать ничего не могут. Фирма!
Допив пиво, мы поднялись на второй этаж, где нам отвели номера.
В номерах нечем было дышать, — настолько раскалился воздух. К счастью, гостиница была оборудована установками для кондиционированного воздуха. Вскоре мы почувствовали себя легче, умылись, переоделись и, отдохнув, спустились в ресторан.
Гостиница с установкой для охлаждения воздуха представляла собой как бы микромир в царстве раскаленного зноя. Прохладно было в вестибюле, прохладно и в ресторане. По-видимому, спасаясь от жары, посетители не слишком торопились заканчивать обед и снова оказаться под палящим солнцем.
Обслуживали в ресторане бесшумные, ловкие официанты в белой униформе. Наш спутник, сотрудник посольства, пояснил, что все они пакистанцы, приехавшие в Рангун на заработки. Один из официантов, невысокий, но плотного телосложения, с тонкими усиками на смуглом лице, несколько раз внимательно посмотрел в нашу сторону, затем несмело приблизился.
— Мусульманин? — вполголоса спросил он меня.
Я удивился:
— А это что, написано на физиономии?
Официант смутился.
— Не написано, но догадаться можно. Простите меня. — И он поспешно отошел от столика.
Больше он не осмеливался заговаривать с нами, однако стоило всей нашей группе появиться в ресторане, как официанты наперебой предлагали свои услуги. Иногда я ловил на себе теплый взгляд усатого пакистанца. Для меня не было секретом, что завидная услужливость официантов объясняется тем, что в группе советских людей они каждый раз узнавали «своего» — мусульманина.
Ближе к вечеру зной стал спадать, и мы отправились на прогулку по городу.
Говорят, нынешней бирманской столице идет третье тысячелетие. Рангун таким образом один из самых старинных городов на земном шаре. Когда-то, примерно две с половиной тысячи лет назад, на этом месте выросло небольшое селение из бамбуковых хижин. Шло время, пролетали года, века, и через полторы тысячи лет селение выросло в большой населенный пункт под названием Дагон. И снова неторопливо потекло время. Понадобилось еще пять веков, чтобы селение Дагон превратилось в городок под названием Янгон. В переводе с бирманского языка это означает: «Не надо войны!» Приходится только догадываться, какие неисчислимые бедствия принесла простым бирманцам неутихающая междоусобица, если они отвращение к войне внесли в название старинного городка!