Из других стран, помогающих молодой африканской республике, следует назвать Чехословакию (тракторы, электрооборудование, горные машины, вагоны), Венгрию (автобусы, грузовики, суда), ГДР (самая крупная в Африке типография, радиостудия, велозавод), Югославию (мебельные фабрики, гидроэлектростанции). Американская помощь Гвинее осуществляется в различных формах, но на первом месте стоят поставки продовольственных товаров. ФРГ, насколько мне известно, активно проникает в гвинейскую армию. В Западной Германии проходят обучение гвинейские военные специалисты, ФРГ оказывает Гвинее техническую помощь в области военного дела.
За два года жизни в Гвинее наши случайные соседи по столу сумели составить довольно полное представление о жизни республики. Меня, например, чрезвычайно заинтересовал их рассказ о некоторых местных обычаях. Еще в Сенегале я слышал о так называемом «семейном паразитизме», т. е. о необходимости больших затрат на содержание и подарки родственникам, на проведение традиционных семейных церемоний. Правительство республики объявило этому древнему обычаю настоящую войну, так как непомерные расходы усугубляют и без того плачевное состояние гвинейской семьи. К слову сказать, бедность является решающим фактором во все увеличивающемся притоке сельских жителей в города. Дело дошло до того, что власти приняли декрет об ограничении миграции сельского населения. Отныне работу на предприятии или в учреждении получает лишь тот, кто прожил на месте не менее пяти лет. К заявлению о приеме на работу прилагается удостоверение о месте жительства, заверенное комиссаром полиции и начальником района. Переехать из села в город можно только с разрешения органов полиции.
Борясь со спекуляцией, стараясь наладить финансы, правительство принимает строгие меры по упорядочению торговли. Декретом указывалось, что торговлей могут заниматься лица не моложе двадцати пяти лет, не подвергавшиеся судебному наказанию и тюремному заключению. Беспатентная торговля рассматривается как тяжкое преступление. Контрабандная торговля карается тюремным заключением до двадцати лет, а спекуляция валютой и незаконный вывоз товаров за границу — смертной казнью. Подоходный налог порой достигает шестидесяти процентов общей суммы дохода.
Прощаясь с нами, семья врачей пожаловалась на скуку повседневной жизни. Кроме кино никаких развлечений больше нет. Театров в Гвинее, кажется, вообще не существует. Говорят, был где-то организован один театр народного типа, но о деятельности его что-то ничего не слышно. В стране выходит одна-единственная газета «Оройя». Однако и та в последние месяцы из ежедневной почему-то превратилась в еженедельную.
— В Канкане не будете? — поинтересовались наши знакомые, когда мы вышли из ресторана. — Нет? Жаль. Посидели бы, провели вместе вечерок. Для нас встреча со своими представляет большой праздник. Ведь вы скоро будете дома, а нам еще… — они невесело рассмеялись и крепко пожали нам руки.
Над президентским дворцом, бывшей резиденцией французского генерал-губернатора, развевается государственный флаг Гвинейской республики. На нем самым необычным образом сочетаются три ярких цвета: алый, желтый и синий. Впрочем, уже замечено, что знамена африканских государств вообще выдержаны в самых броских сочетаниях солнечного спектра. Может быть, это объясняется тем, что сама природа черного континента полна необыкновенных красок?
Дворец президента усиленно охраняется. Нас предупредили, что два месяца назад в стране был открыт большой антиправительственный заговор. Группа лиц намеревалась свергнуть Секу Туре и установить режим, поддерживающий колониальную политику Франции. Заговор был своевременно раскрыт, по стране прокатилась волна арестов.
В день приезда мы стали свидетелями демонстрации. По центральной улице столицы медленно двигалась огромная толпа. Это работники министерства экономического развития Гвинеи демонстрировали свою поддержку президенту, расправившемуся с заговорщиками. Во главе этого министерства стоял младший брат президента Исмаил Туре. Толпа направлялась к дворцу. Проходя мимо резиденции Секу Туре, чиновники дружно скандировали: «Долой врагов гвинейского народа!»
Через несколько дней с такой же демонстрацией по улицам Конакри прошли учащиеся школ столицы.
Раскрытие заговора наложило, как мне показалось, отпечаток на всю жизнь республики. Мы это почувствовали сразу же, едва приступили к выполнению намеченных дел. Чиновники тех ведомств, куда нам приходилось обращаться, дали понять, что для иностранцев в Гвинее заведен строгий порядок: прежде чем встретиться с каким-либо лицом, они обязаны попросить на это разрешение в соответствующих организациях, — чуть ли не самого президента. Кроме того, никому из иностранцев не разрешается выезд за пределы Конакри.
Откровенно сказать, порядки эти нас немало озадачили. У нас было намечено встретиться с некоторыми гвинейскими писателями, чтобы решить ряд своих, чисто литературных дел. И вот оказывается, что для каждой встречи необходимо добиваться разрешения самого президента республики!
Советское посольство в меру своих сил пыталось как-то облегчить наше положение. Еще накануне оно уведомило канцелярию президента о приезде делегации литераторов и представило список гвинейских писателей, с которыми мы хотели поговорить. Список этот начинался с самого Секу Туре, который помимо государственных дел много времени отдает поэзии. Далее указывался поэт и драматург Кондетто Ненекали Камара, бывавший в нашей стране и известный советским читателям переводами на русский язык, поэт Мамаду Трояр Рейотра, занимавший в свое время пост директора гвинейского научно-исследовательского института документации, поэт и музыкант Фодебо Кейта, автор слов и музыки гвинейского государственного гимна. Планировали мы и встречу с директором Политехнического института Тамсиром Нианом Джибрилем, историком и драматургом. Его историческая эпопея издавалась в Москве. Джибрилю принадлежат переводы на родной язык произведений великого Мольера.
Словом, все необходимые формальности были выполнены заранее, и мы надеялись, что никаких проволочек в осуществлении нашей программы чиниться не будет. Однако бюрократическая машина Гвинеи работала по принципу: «Служенье музам не терпит суеты». Только на третий день нам сообщили, чтобы мы приготовились к приему у государственного секретаря по делам молодежи и народной культуры Диоло Альфа Абдуллая. Причем встреча назначалась в тринадцать часов, а сообщение мы получили в двенадцать. На сборы и дорогу нам отводился всего один час.
Одуревшие от духоты, жары и бесцельного ожидания, мы обрадовались тому, то наконец-то «лед тронулся» и принялись лихорадочно собираться. Ровно в назначенный час мы сидели в приемной господина государственного секретаря. Сопровождал нас третий секретарь советского посольства Г. М. Коненко, великолепно владевший французским языком.
Учреждение по делам молодежи и народной культуры помещалось в двухэтажном обветшалом здании. У входа дежурил низенький толстощекий полицейский. Он и побежал наверх доложить о нашем прибытии.
Нас ввели в длинный узкий кабинет, в глубине которого находился стол под зеленым сукном, где грудой валялись какие-то бумаги. Из-за стола, заметив нас, поднялся господин Абдуллай. Он поздоровался и пригласил занять места. Пока длилась церемония знакомства, я незаметно рассматривал хозяина кабинета. На вид ему было лет тридцать пять, своей выправкой, манерой держаться он походил на спортсмена.
Чтобы не отнимать у него понапрасну времени, мы сразу же приступили к деловой части. Нас интересовали новые произведения гвинейских писателей, увидевшие свет за последнее время. Государственный секретарь, заглянув в бумажку, назвал имена Камары и Джибриля.
— А что у них вышло в свет? — попробовал я уточнить.
Господин Абдуллай снова заглянул в бумажку и пожал плечами:
— Простите, я не помню.
Мы задали вопрос, можно ли рассчитывать на встречу с этими писателями.
— Можно встретиться с Камарой.
— А с Джибрилом?
— Он, к сожалению, в археологической экспедиции. Это далеко, — на границе с Мали.
О бывшем министре, авторе государственного гимна Фодебо Кейта мы не спрашивали. Нас заранее предупредили, что в связи с раскрытием заговора он арестован и находится в тюрьме.
На вопрос о литературной молодежи государственный секретарь ответил, что да, в Гвинее есть способные молодые писатели, но имен их он, к сожалению, назвать не может.
По мере разговора господин Абдуллай становился все более осторожным. Не позволяя себе никаких отступлений, он лишь отвечал на наши вопросы, отвечал сухо, коротко, несколькими словами. У нас в степи о таких людях говорят: «Пьет из поварешки, а подглядывает из-за черенка» Государственный секретарь откровенно тяготился разговором и относился к нему, как к тяжелой и неприятной необходимости. Все поведение его лучше всяких слов говорило о том, что чиновник смерть как не любит никаких событий, — то ли дело бумаги, которыми завален его стол!..
Пытаясь хоть как-то оживить разговор, я спросил хозяина кабинета о его недавней поездке в Москву в составе делегации Демократической партии Гвинеи.
— Да, — подтвердил он протокольным тоном. — Мы недавно вернулись оттуда.
— Понравилось вам у нас?
— М-м… богатая, очень богатая страна. Но простите, — я совсем забыл вам сообщить, что президент Секу Туре — наш большой, выдающийся поэт.
— Мы знаем об этом. И нам очень хотелось бы встретиться с ним как с поэтом. Жаль, что господин президент занят. Нам отказано во встрече.
— Действительно жаль, — впервые неслужебным тоном откликнулся государственный муж. — Но я передам ему вашу просьбу.
Поднявшись, мы стали благодарить господина Абдуллая за беседу. Он провожал нас до двери.
— По пути, — сказал он, — зайдите к управляющему канцелярией министерства иностранных дел. Он вам сообщит, в какое время завтра господин Ненекали Камара примет вас. А я ему сейчас позвоню.
В раздумьях о только что состоявшемся разговоре мы медленно подходили к зданию Министерства иностранных дел. Неожиданно перед нами вырос пожилой, весьма представительный господин с иссиня-черными лихо закрученными усами.