Дом, как объяснили нам, принадлежал не простому крестьянину, а человеку, имеющему постоянную квалифицированную работу — шоферу. Впрочем, как выяснилось, заработок хозяина составлял всего сорок пять рупий в месяц. Работая у какого-то частного предпринимателя, он пользовался двумя выходными днями в месяц и не имел права болеть более недели. Само собой понятно, что даже такая призрачная обеспеченность семьи находилась под постоянной угрозой. А что будет, если шофер заболеет и потеряет свое место? Жене и детишкам останется одно — пойти с протянутой ладошкой. Но сколько их, таких обездоленных бедняков, собирающих жалкое подаяние! И мне снова вспомнилось выступление Индиры Ганди, решительного и твердого человека, не жалеющего сил для того, чтобы увидеть всех своих сограждан сытыми, одетыми и здоровыми.
Двести километров, отделяющих Агру от столицы, машины одолели за три часа. И мы попали в город, знаменитый своими историческими и архитектурными памятниками.
Как известно, период Великих Моголов ознаменовался в Индии созданием творений, неповторимо сочетающих в себе персидские мотивы с древней индийской культурой. Хотя столицей империи формально оставался Дели, резиденцией Великих Моголов стала Агра. В шестнадцатом веке Агра превратилась в крупнейший город мира. В то время в ней насчитывалось около семисот тысяч жителей и по размерам она превосходила Париж и Лондон.
Дворцы, стены, многочисленные переходы, ажурные башни, внутренние дворики — все сохранилось здесь таким, каким осталось после ухода отсюда людей триста пятьдесят лет назад. Все так же загадочно, как и прежде, смотрит с росписи многорукий Шива, танцующий свой бесконечный танец на извивающемся маленьком демоне Раване. С левой стороны головы у него прикреплен месяц, а на одну из рук надета засохшая гирлянда цветов. Слева от Шивы его несравненная супруга богиня Кали, с иссиня-черным пучком волос на голове и в ярко-красном лифчике. Рядом сидит пузатый Ганеша со слоновой головой и с обломанным правым клыком — бог мудрости. По индийской мифологии Шива, отец Ганеши, однажды ударил его за непослушание, и у того отвалилась голова. Рассерженная Кали приставила мальчику голову первого встречного существа, которым оказался слон. Повзрослев, Ганеша остался очень озорным. Ударив как-то луну, он обломал один из своих клыков… Под такой же раковиной, как и Ганеша, сидят еще какие-то боги и герои, на руках у них гирлянды цветов…
Дворцовая часть древней столицы возведена на холме и окружена высокой стеной из камня. По ней бодро бегают козы, забирающиеся каким-то чудом на высоту в несколько десятков метров. Сюда ведут два парадных входа. Особенно эффектен главный — «Высокие ворота» — похожий скорее на мечеть с характерным высоким главным портиком. В архитектуре «ворот» иранский стиль сливается с чисто индийскими мотивами и техникой выполнения.
Сейчас во дворце несколько маленьких лавочек с сувенирами. Повсюду удивительная чистота, аккуратно подстриженные газоны и цветники. Заходишь в пустые гулкие залы, проходишь по полированным плитам внутренних двориков — и на память приходят слова Дж. Неру об Акбаре, который восседал здесь, «беседовал и спорил с учеными богословами — представителями самых различных религий, горя желанием узнать что-нибудь новое и найти разрешение вечной загадки человека».
Вообще из документов того времени можно смело заключить, что Акбар был великим правителем средневековья. И здесь, в Индии, как-то особенно ощущаешь, насколько однобоки и ущербны наши знания в области человеческой культуры. Без древней и средневековой истории Америки, Африки, Азии нельзя правильно понять пути развития общечеловеческой культуры.
Акбар добился расцвета империи Великих Моголов, однако обессмертил Агру его внук Шах Джахан созданием знаменитого Таджи-Махала.
Потеряв любимую жену, горевавший Шах Джахан поклялся никогда больше не жениться и построить покойной гробницу, равной которой нет на свете. После широкого конкурса архитекторов всего Востока лучшие мастера в течение двадцати лет сооружали величайший мавзолей. На стройке было занято двадцать тысяч рабочих. Материал доставлялся со всех концов мира. Белый мрамор, яшма, алмазы, сапфиры, кораллы, ониксы, агаты и бирюза привозились из Цейлона, Аравии, Тибета и Персии. Двое резчиков по камню прибыли из Бухары, а один из двух главных мастеров, возводивших купол, был узбек из Самарканда.
Тадж-Махал справедливо называют «Поэмой в камне», «Мраморным сном». Три столетия стоит этот памятник любви, и слава о нем летит по всему миру.
Мавзолей представляет собой громадное мраморное здание с пятью куполами. Стоит оно на обширной беломраморной площадке с четырьмя минаретами по углам, каждый из которых высотой около семидесяти пяти метров. Усыпальница расположена в открытой части большого парка, вход в него оформлен в виде огромной каменной арки из розового песчаника. Сначала в узкие ворота не видно ничего, и вдруг через несколько шагов во всем великолепии открывается Тадж — ослепительно белый, словно чудом висящий между изумрудной зеленью открытых лужаек парка и бездонной голубизной неба. От него бежит, словно голубая дорожка, лента искусно сделанного водоема.
Не перестаешь удивляться мастерству зодчих, создавших такое чудо. Тадж великолепен отовсюду — вблизи и издалека, целиком и в каждой своей детали. Прекрасны точеные минареты-башенки, простые и изящные арки, мастерски выполнена кружевная резьба по камню, россыпи самоцветов, образующие декоративный цветочный орнамент по всему зданию, и изысканная вязь строк корана, обрамляющих арки.
В этой усыпальнице мог бывать только сам Шах Джахан. Впоследствии, когда его сверг с престола и заточил в крепость собственный сын, он просил об одной милости — чтобы окна его тюрьмы выходили в сторону Тадж-Махала. Все шестнадцать лет заточения, вплоть до смерти, бывший падишах не отрывал глаз от мавзолея своей любимой. Сын сделал покойному отцу еще одну милость — он похоронил его там же, в Тадж-Махале…
Ныне многочисленные посетители мавзолея невольно испытывают благоговейное чувство, приобщаясь к великому жизнеутверждающему искусству. На площадке перед зданием и в самом здании скапливаются сотни, тысячи людей, и все время царит глубокая тишина. Внутри, у ажурной мраморной решетки, стоит служитель в белом. Высоким прерывающимся голосом он произносит начало молитвы, и звуки человеческой речи наполняют все здание, разрастаются, усиливаются и постепенно замирают где-то в бесконечной высоте купола.
Посетители выходят на ступени, отыскивают свою обувь и, очарованные, медленно спускаются в парк. Везде группы умиротворенных, отдыхающих людей, между ними безбоязненно снуют пальмовые белки, маленькие ловкие создания, похожие на наших бурундуков. С деревьев на плиты дорожек соскакивают обезьяны и окружают туристов, усевшись в двух-трех метрах. У самок на брюхе висит по детенышу. Обезьянок постоянно угощают бананами, апельсинами, бутербродами. Они подходят к людям вплотную и берут лакомства своими крохотными черными пальчиками. Некоторые запихивают добычу сразу в рот, другие деликатно отходят к деревьям.
Иногда потрясенному всем виденным чужестранцу начинает не на шутку казаться, что время остановилось над этим древним обетованным уголком вселенной, — остановилось, чтобы вечно жила и радовала глаз человека эта неземная красота…
Крупнейший наш индолог академик Ф. И. Щербатский в одной из своих работ писал:
«Мы с гордостью, как о большом достижении современной медицины, говорим о пластических операциях на лице. Образованные индусы должны встречать такие утверждения с усмешкой. Полторы-две тысячи лет назад в индийской хирургии были обычными такие операции, как ринопластика (создание искусственного носа), операции по формированию новых ушей, губ. Общее количество применявшихся при операциях хирургических инструментов превышало двести!»
Разумеется, история есть история и отдельные вершины, достигнутые в какой-либо области, навсегда остаются в активе прошлого народа. Но мне кажется, что операции, о которых пишет уважаемый автор, едва ли волновали простого индийца. Голодному и больному, как говорится, не до красоты, и в общей своей массе народ беспокоили проблемы более земные, чем изменение формы носа или линии губ. И я убедился в этом, посетив государственной госпиталь в Дели.
Мы отправились туда вместе с Н. С. Боновой, членом комиссии по здравоохранению и социальному обеспечению Совета Союза Верховного Совета СССР. Наталья Сергеевна живет в Москве, работает главным врачом детской городской клинической больницы № 1. Работе с детьми она отдала много лет, и во всем, что касается детских болезней, несомненно является сведущим человеком.
Наталья Сергеевна, кстати, и вспомнила о цитате из работы академика Ф. И. Щербатского. Однако не это было самое главное. Меня, например, заинтересовало сообщение о том, что у древних индийцев бесплатная медицинская помощь была непреложным законом. Первые свидетельства об общественных бесплатных больницах и аптеках относятся к периоду до нашей эры. (В то время существовали даже специальные больницы для животных!) А уж в начале первого тысячелетия нашей эпохи бесплатные больницы существовали в каждом индийском городе.
Так почему же древние традиции оказались нарушенными? Кто виноват в том, что в течение нескольких веков многомиллионное население великой страны оказалось беззащитным перед целыми полчищами смертоносных болезней? Какой цифрой выразить те жуткие потери, которые понес народ страны, заслужившей как бы в насмешку звучное название «жемчужины британской короны»?
Мрачные, ужасные мысли приходят в голову, когда знакомишься с тем, в каких нечеловеческих условиях вынужден был жить народ этой самой «жемчужины».
Выступая на конференции, Индира Ганди прямо признала, что медицинское обслуживание в стране относится к числу самых наболевших вопросов. Не хватает средств, не хватает больниц, не хватает врачей. Но правительство принимает неотложные меры, и тот госпиталь, который нам довелось посетить, является одним из первых государственных учреждений, где лечение проводится бесплатно.