В последний раз Диволл взвесил «за» и «против».
Если выдать маркинцам Леонардса, на сегодня гнев их утихнет — но, быть может, на будущее это нанесет урон престижу Земли. Диволл давно считал, что по природе своей он человек слабый и лишь особое чутье помогает ему превосходно маскировать свою слабость... но не будет ли его уступка инопланетянам означать в глазах Вселенной, что слаба Земля?
С другой стороны, предположим, он откажется отдать Леонардса на их суд. Тогда, в сущности, он придавит их рукой владыки и вся Вселенная узнает, что люди Земли отвечают за свои действия только перед собой и ничуть не считаются с народами тех миров, куда прилетели.
Так ли, эдак ли по всей Галактике пойдет о землянах дурная слава. Либо они выставят себя слишком покладистыми, просто тряпками, либо тиранами. Вспомнилось прочитанное когда-то определение: «мелодрама — это столкновение правоты и неправоты, трагедия — столкновение правоты с правотой». Здесь, сейчас правы обе стороны. И какое решение ни примешь, осложнений не избежать.
И еще одно: Пол Леонардс. Вдруг они казнят мальчика? Родственные соображения сейчас кажутся до нелепости мелкими, а все же отдать родного племянника инопланетянам, быть может, на казнь...
Диволл перевел дух, расправил плечи, придал взгляду жесткость. Мельком посмотрел в зеркало над книжной полкой и удостоверился: вид самый что ни на есть командирский, ни намека на душевный разлад.
Он нажал клавишу внутренней связи.
— Впустите верховного жреца. Остальные пускай подождут во дворе.
Верховный жрец был неправдоподобно крохотный и сморщенный — не человек, а гном, преклонный возраст изрыл, иссек его лицо невообразимым, загадочным лабиринтом морщин. На безволосом черепе — зеленый тюрбан, Диволл знал: это знак глубокого траура.
Старец низко поклонился, почтительно отвел за спину под острым углом иссохшие тощенькие ручки. Потом выпрямился, резко вскинул голову и маленькими круглыми глазками впился в глаза Диволлу.
— Судьи уже избраны, мы готовы начать. Где виновный?
Диволл мимолетно пожалел, что не прибегнул для этой последней беседы к услугам переводчика. Но иначе нельзя, тут надо справляться одному, без чьей-либо помощи.
— Обвиняемый у себя в комнате,— медленно произнес он.— Сначала я хотел бы кое о чем тебя спросить, старик.
— Спрашивай.
— Если я отдам этого молодого человека вам на суд, может ли случиться, что его ждет смертная казнь?
— Все может быть.
Диволл помрачнел.
— Нельзя ли сказать точнее?
— Как можем мы знать при говор, прежде чем состоялся суд?
— Ладно, оставим это.— Диволл понял, что определенного ответа не получит.— Где вы будете его судить?
— Недалеко отсюда.
— Можно ли мне присутствовать на суде?
— Нет.
Диволл успел уже достаточно изучить маркинскую грамматику, и сейчас он понял — форма отрицания, которую употребил жрец, дословно звучала так: «Я-сказал-нет-и-это-значит-нет». Он провел языком по пересохшим губам.
— Что, если я откажусь передать лейтенанта Леонардса вашему суду? Как бы отнесся к этому ваш народ?
Наступило долгое молчание. Потом старый жрец спросил:
— Ты так поступишь?
— Я говорю предположительно. (Буквально ответ Диволла звучал так: «Мои-слова-в-облаках».)
— Это будет очень плохо. Мы долгие месяцы не сможем очистить священный сад. И притом...
Он прибавил еще несколько незнакомых землянину слов. Долгую минуту Диволл безуспешно пытался разгадать смысл услышанного. Наконец спросил:
— Что это значит? Выскажи другими словами.
— Это название обряда. Вместо человека Земли судить будут меня — и я умру,— просто сказал жрец.— И тогда тот, кто станет верховным жрецом после меня, велит вам уйти из нашего мира.
В кабинете стало очень тихо; Диволл слышал только хриплое дыхание старого жреца, да нестройно стрекотали за окном, в густой траве, несчетные насекомые — подобие земных кузнечиков.
Искать примирения? — спрашивал он себя. Или действовать рукою владыки?
И вдруг стало совершенно ясно, как надо поступить; непостижимо, как мог он столько времени колебаться.
— Я выслушал твои пожелания, старик, и чту их,— произнес он формулу отречения от притязаний, которой научил его
Стебер.— Этот молодой человек — ваш. Но могу я обратиться к тебе с просьбой?
— Проси.
— Он не знал, что нарушает ваши законы. У него не было недоброго умысла; он глубоко сожалеет о содеянном. Теперь он в ваших руках, но я прошу, будьте милосердны. Он не мог знать, что совершает преступление.
— Это решит суд,— холодно сказал старый жрец.— Если тут есть место милосердию, его помилуют. Я ничего не обещаю.
— Очень хорошо,— сказал Диволл. Достал бумагу, набросал приказ о передаче лейтенанта Пола Леонардса маркинскому суду, поставил свою подпись — полностью имя, фамилия и звание.— Вот, возьми. Отдай это землянину, который тебя впустил. Он позаботится, чтобы виноватого привели к вам.
— Ты мудр,— сказал жрец. Церемонно поклонился и направился к выходу.
— Еще минуту,— в отчаянии окликнул Диволл, когда старик уже отворил дверь.— Еще один вопрос.
— Спрашивай.
— Ты сказал, что, если я откажусь отдать вам юношу, ты предстанешь перед судом вместо него. А нельзя ли заменить его кем-нибудь другим? Что, если...
— Ты нам не подходишь,— сказал жрец, будто прочитав его мысли, и скрылся за дверью.
Пять минут спустя полковник Диволл выглянул из окна и увидал торжественное шествие маркинцев, они миновали стражу у выхода и покинули базу. Окруженный ими, невозмутимо шел Леонардс. К облегчению Диволла, он не обернулся.
Долго смотрел полковник Диволл невидящим взглядом на книжную полку, на катушки потрепанных пленок, что кочевали с ним от планеты к планете: от сумрачного Дейнелона до планеты бурь Ларрина, и на мертвенный, лишенный влаги Корвел, и дальше, на Хигет и М’Куолт, и еще на другие миры, и, наконец, сюда, под жаркое синее небо Маркина. Потом покачал головой, повернулся и тяжело опустился в уютное поролоновое кресло за столом.
Он свирепо ткнул в клавишу записывающего аппарата, продиктовал полный, подробный отчет о своих действиях с самого начала вплоть до рокового решения и горько усмехнулся; на передачу требуется некоторое время, но очень скоро защелкает воспроизводящий аппарат в подвале Департамента внеземных дел в далеком Рио — и Торнтон узнает, как поступил Диволл.
И Торнтон вынужден будет отныне держаться той же политики, и департамент — тоже.
По микрофону внутренней связи он сказал:
— Не беспокоить меня ни при каких обстоятельствах. Если будет что-нибудь срочное, известите майора Грея; пока я не отменю этого распоряжения, командует базой он. И если придут какие-либо сообщения с Земли, их тоже передайте Грею.
Любопытно, отстранят его от командования немедленно или подождут, пока он вернется на Землю. Вероятно, второе; хотя Торнтон не слишком искусный дипломат, на это его хватит. Но безусловно, будет расследование и кому-то не сносить головы.
Диволл пожал плечами и откинулся на спинку кресла.
«Я поступил по справедливости,— твердо сказал он себе.— В этом-то я уверен. Только бы мне никогда больше не пришлось смотреть в глаза сестре».
Немного погодя он задремал, полуприкрытые веки тяжело опустились. Сон одолел его, и он от души обрадовался сну, потому что устал смертельно.
Внезапно его разбудил многоголосый крик. Расколов послеполуденную тишину, из доброй дюжины глоток разом вырвался ликующий вопль. На мгновение Диволл растерялся, но тотчас очнулся и бросился к окну.
В распахнутых воротах показался одинокий пешеход. Военная форма на нем была порвана в нескольких местах и с нее текло ручьями. Светлые волосы облепили голову, словно он только-только вынырнул из воды; он казался очень утомленным.
Леонардс.
Полковник Диволл кинулся было во двор, да уже на пороге спохватился, что форменная одежда на нем не в надлежащем порядке. Он заставил себя вернуться, одернул куртку и снова, олицетворяя собою неколебимое достоинство, чеканным шагом вышел во двор.
Леонардса окружали сияющие улыбками люди, солдаты и офицеры вперемешку. Юноша устало улыбался в ответ.
— Смирно! — гаркнул Диволл.
Мигом все стихло. Полковник подошел ближе.
Леонарде через силу вскинул руку, отдавая честь. Диволл заметил на его лице и руках изрядные кровоподтеки.
— Я вернулся, полковник!
— Вижу. А вам понятно, что я должен буду все равно вернуть вас маркинцам, от суда которых вы, проявив, без сомнения, немалую храбрость, сбежали?
Юноша улыбнулся и покачал головой.
— Нет, сэр. Вы не поняли, сэр. Суд окончен. Меня уже судили и оправдали.
— Как так?
— Они осудили меня на испытание, полковник. С полчаса молились, а потом бросили меня в озеро, там, у дороги. Два брата убитого кинулись за мной и старались меня утопить, но я плаваю лучше и добрался до другого берега.
Он отряхнулся , точно попавшая под дождь кошка, с мокрых волос на несколько шагов разлетелись брызги.
— Была минута, когда они меня едва не одолели. Но раз я переплыл озеро и остался жив, это доказывает, что у меня не было злого умысла. Вот судьи и объявили, что я невиновен, извинились и отпустили меня. Когда я уходил, они еще молились.
В том, как он говорил и держался, не чувствовалось ни малейшей горечи. Видно, понял, чем вызвано было решение выдать его на этот суд, и не затаит на меня обиды, подумал Диволл. Это отрадно.
— Пойдите к себе, лейтенант, и обсушитесь. А потом зайдете ко мне в кабинет. Я хотел бы с вами поговорить.
— Есть, сэр.
Диволл круто повернулся и зашагал через площадку. Захлопнул за собой дверь кабинета и включил печатающий аппарат. В доклад Земле надо внести кое-какие изменения.
Едва он кончил, засветился сигнал вызова. Диволл включил внутреннюю связь и услышал голос Стебера:
— Сэр, пришел тот старый жрец. Он хочет перед вами извиниться. Он одет по-праздничному и принес нам искупительные дары.