Бригадой командовал теперь полковник Николай Павлович Симоняк, награжденный орденом Красного Знамени за финскую войну. Внешне он производил впечатление человека нелюдимого и угрюмого. Таким я его и считал первые дни, вернее недели, совместной службы на Ханко. На самом деле это был очень скромный, серьезный и заботливый командир с доброй душой. В прошлом, в гражданскую войну и после нее, он был кавалеристом и сохранил с тех пор сухую, поджарую фигуру.
Партактив окончился поздно. На другой день часам к семи утра вместе с командованием бригады и командиром 335-го стрелкового полка майором Н. С. Никаноровым мы уже были на границе, в районе Лаппвика. Граница протяженностью в четыре километра пересекала перешеек в самом узком его месте.
Мне говорили, что именно здесь в 1714 году Петр I, строя переволоку, приказал прорубить просеку. Не знаю, так ли это. Но я видел просеку шириной метров в 300, прорубленную бойцами 8 осб и пограничниками.
Мы стояли на бруствере передней траншеи, отрытой в полный рост вдоль западного края этой просеки и укрепленной от осыпания кольями и досками. Впереди траншеи было построено проволочное заграждение в 5 местах и в 6 кольев. Перед заграждением — противотанковый ров протяженностью два с половиной километра, шириной более четырех метров и глубиной 2–2,5 метра; ров также был укреплен кольями, досками, хворостом и прочими подсобными материалами. Он был недоступен для танков того времени; только большая артиллерийская подготовка могла его разрушить и сделать преодолимым. Впереди рва — еще одна проволочная сеть в три кола. Ну, а впереди этой проволоки — зона погранохраны.
У пограничников в лесу, в тылу первой траншеи, стояло несколько вышек, откуда наблюдали за границей. Во время войны, да и до войны, эти вышки сослужили нам большую службу, но об этом позже.
Сразу за шоссейной дорогой, проходящей рядом с передним краем обороны, стояли противотанковые гранитные надолбы. В нужный момент по особому приказу саперы выставят на всей этой полосе всевозможные мины, управляемые и натяжные фугасы.
Вправо, восточнее Лаппвика, противотанковый ров не продолжался, местность там считалась танконедоступной, полной естественных препятствий — крупные сосны, огромные валуны и скалы. Здесь была проложена траншея и установлены две проволочные сети: первая — в три кола и вторая — в шесть кольев, продолжали заграждения в центре. Пространство между заграждениями предполагалось в случае необходимости сплошь заминировать.
На левом фланге в районе Согарс, на участке, доступном для танков, также был отрыт противотанковый ров и установлены два проволочных заграждения, как и в центре.
Полковник Николай Павлович Симоняк, командир полка майор Николай Сергеевич Никаноров, командир 2-го батальона этого полка капитан Яков Сидорович Сукач и прибывший на границу командир пограничного отряда майор Алексей Дмитриевич Губин долго ходили вместе со мной по переднему краю и осматривали его. Командиры бригады, полка и батальона, не говоря уже о пограничниках, прекрасно знали впереди лежащую местность и все ориентиры на ней. Устали изрядно, но надо было осмотреть хотя бы один батальонный район обороны.
Весь передний край обороны второго батальона 335-го стрелкового полка проходил по передней траншее. Тактическая глубина обороны достигала всего полутора километров, а вся ее протяженность 22 километра. Основу обороны района составляли 18 дзотов. Эти огневые точки личный состав батальона построил сам, по типовому проекту, разработанному инженерами 8-й бригады. Каждый дзот — двойной сруб из сосновых или еловых бревен, установленный на выгодном в тактическом отношении месте. Промежуток между срубами заполняли десятком кубометров камней. Затем дзот накрывали тройным накатом толстых бревен и обсыпали со всех сторон, кроме напольной, т. е. той стороны, где прорублена амбразура, камнями и землей. После этого сооружение маскировалось или дерном или густым слоем хвои.
Такие дзоты выдерживали попадания 152-миллиметрового снаряда, что было в самом начале строительства несколько раз проверено опытной стрельбой по только что построенной точке.
Вход в дзот устроен со стороны, обращенной в тыл, из подводящей к нему хорошо замаскированной траншеи.
Окончив работу, бойцы немедленно убирали весь мусор, остатки строительных материалов, маскировали амбразуру и устанавливали в точке станковый или ручной пулемет. В каждой точке — большой запас пулеметных лент, патронов и воды. Гарнизон дзота — 3–5 человек.
Размещение 18 дзотов в батальонном районе таково, что каждая точка своим огнем прикрывала соседнюю, и в то же время сама была прикрыта огнем другой огневой точки, а то и двух.
Во время войны мы продолжали строить дзоты. Так, в этом батальонном районе дополнительно построили еще 24 таких же капитально сооруженных дзота, и в них разместилась пулеметная рота полка.
В бригаде — два полка, т. е. шесть стрелковых батальонов и две пулеметные роты, не считая других специальных подразделений. Всего до войны бригада построила 190 таких дзотов.
Да, граница укреплена хорошо.
Еще надо было познакомиться с 343-м артиллерийским полком. Им командовал майор Иван Осипович Морозов. В полку девять батарей, объединенных в три дивизиона: первый дивизион — пушки 76 миллиметров, второй дивизион — 122-миллиметровые гаубицы, третий дивизион — 152-миллиметровые пушки-гаубицы. Слишком, по-моему, разношерстные дивизионы, но так уж сформировали полк. Кроме того, в стрелковых полках много противотанковых сорокапяток и полевых пушек 76 миллиметров.
Район артиллерийских позиций выбран удачно и хорошо оборудован. Вообще надо прямо сказать, что боевой опыт командного и сержантского, а также и рядового состава бригады, полученный им в финскую войну, везде чувствовался. В бригаде был высок воинский дух.
На другой день я познакомился с обороной на островах, входящих в боевой участок 270-го стрелкового полка. Этим полком командовал полковник Николай Дмитриевич Соколов. Меня удивило, что его не было на партактиве. Но оказалось, Соколов беспартийный. Полк, которым он командовал, был одним из старейших в Красной Армии. Его сформировал в феврале 1918 года Ян Фабрициус из отрядов Красной гвардии Путиловского и Обуховского заводов Петрограда. Полк участвовал в боях под Нарвой, в разгроме частей германских империалистов.
Район обороны второго батальона этого полка находился на островах севернее Ханко. Самый большой остров — Бинорен (Бенгтсор). Здесь я тоже увидел высокую боевую готовность: все огневые средства, пулеметы станковые и ручные, батальонные сорокапятки, все было поставлено в дзоты, построенные так же, как и на перешейке.
Но что будет зимой? Все эти узкие проливы между островами покроются толстенным льдом. Чтобы обойти нашу полосу обороны, которую армейцы с таким трудом и так хорошо создали, вовсе нет нужды драться за каждый остров. Зимой, когда почти три четверти суток темно, противник, тем более финны, легко пересечет залив вдали от этих островов и ударит туда, где его совсем не ждут.
Единственное, что утешало: до зимы еще далеко и войны пока нет.
Сравнивая состояние обороны островов Моонзунда и Ханко, я убедился, что береговые батареи архипелага мощнее и устроены лучше. Зато 8-я отдельная стрелковая бригада сделала неизмеримо больше, чем точно такая же 3-я отдельная стрелковая бригада на Сааремаа и Хийумаа.
Теперь надо было посмотреть на полуостров, на батареи и дзоты с самолета, благо начальник штаба так работал, что давал мне возможность каждый день выкроить несколько часов для осмотра базы.
Был конец мая. Рано утром я приехал на аэродром у деревушки Тяктом, где ожидал увидеть 60 самолетов 13-го истребительного полка и его командира Героя Советского Союза полковника Ивана Георгиевича Романенко.
На краю небольшого летного поля стояло несколько «чаек» — И-153. Заместитель командира капитан А. В. Ильин и начальник штаба полка майор П. Л. Ройтберг доложили, что на Ханко находится лишь одна эскадрилья, три эскадрильи вместе с командиром полка получают под Ленинградом новые машины.
Ну что ж, очень хорошо. Я попросил выделить самолет и летчика, знающего базу. Мне представили худощавого, с богатой шевелюрой, капитана, быстроглазого, улыбающегося, с орденом Ленина и медалью «За отвагу» на кителе — редко встретишь такие награды. Это был Алексей Касьянович Антоненко, инструктор полка по летной части, успевший уже повоевать и над Халхин-Голом, и на финском фронте. Несмотря на молодость, он уже семь лет обучал других летчиков, и обучал хорошо.
Мы полетели на самолете У-2. Я объяснил летчику, где и что мне надо посмотреть, как пройти над позициями, чтобы проверить надежность маскировки, каким путем пролететь над границей базы, но, главное, ни в коем случае не нарушить ее. Антоненко, выслушав меня, улыбнулся и обещал: «Пролетим аккуратненько». Это было его любимое словечко.
И вот мы в полете. Антоненко вел самолет действительно «аккуратненько». Хотя я много раз рассматривал карту, но все же вид полуострова в натуре был лучше. Он весь покрыт лесом, за исключением широкой просеки на границе района сухого озера в юго-восточной части и самой западной оконечности Ханко, где расположен город и порт. Множество островов, особенно в восточной и северной стороне. Хорошо видна железная дорога и рядом шоссе, идущие от города по северному берегу к границе. Дальше обе дороги изгибались к югу, пересекая границу, и уходили к Таммисаари. По южному берегу шла шоссейная дорога от города мимо аэродрома к мысу Твярминне.
Очень хорошо была видна 9-я железнодорожная батарея. Замаскировать ее, скрыть от воздушного наблюдения такие громадные транспортеры, когда они занимают огневую позицию, практически невозможно. Транспортеры 17-й батареи я обнаружил по направлению железнодорожных путей. Значит, надо маскировать и пути. Видны были батареи на Руссарэ и Уддскатане. Их тоже надо маскировать.
Но что меня встревожило, так это обилие вышек, построенных финнами на своей территории. Мы находились в полукольце организованного наблюдения. А если это корректировочные посты? Тогда в случае войны мы окажемся под сплошным артиллерийским огнем. Жизнь показала, что эти опасения не были напрасными.