Многое надо бы еще посмотреть: и торпедные катера 1-й бригады Виктора Сергеевича Черокова, хотя в базе их оставалось все меньше и меньше — бригада занималась боевой подготовкой в Рижском заливе; и ПВО надо заняться, и строителями, но вскоре нахлынули иные события.
В первых числах июня в базу на эскадренном миноносце пришли командующий войсками Ленинградского военного округа генерал-лейтенант М. М. Попов, начальник штаба округа генерал-майор Д. Н. Никишев, командующий Краснознаменным Балтийским флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц и работник военного отдела ЦК партии Н. В. Малышев; он, естественно, был в гражданской одежде, но я знал его в прошлом как комиссара 311-й батареи на форту Краснофлотском (Красная Горка), которым я командовал с мая 1934 года. Эта батарея была главной на форту, калибра 305 миллиметров. Мне было приятно, что от Центрального Комитета к нам приехал представитель, хорошо знающий морскую артиллерию и береговую оборону.
Сразу, не теряя времени, все сели в автомашины и поехали на места строительства дотов. Я там еще не был и, в каком состоянии работы, не знал. Этим строительством занимались 93-й и 94-й отдельные строительные батальоны, 296-я и 101-я отдельные строительные роты и 219-й отдельный саперный батальон — все части московского и окружного подчинения. Работы шли по всему фронту. Строилась мощная главная полоса обороны базы. Некоторые доты забетонировали, для большей части только вырыли котлованы. Не было ни материалов, ни закладных частей, ни вооружения для дотов.
Командующий войсками округа, видно, очень рассердился и требовал ускорить работы. Не трудно было понять: что-то в обстановке мирного для нас времени меняется. Полковник Симоняк доложил генералу Попову, что задерживается перевооружение базы, нет обещанных полуавтоматических винтовок. Генерал Попов приказал немедленно отправить приемщиков на склады округа — через неделю бригада получила несколько тысяч новеньких самозарядных винтовок СВТ.
После осмотра строительства вице-адмирал Трибуц пригласил командующего войсками округа посмотреть одну из береговых батарей. Выбор пал на батарею острова Хесте-Бюссе. В этом я был заинтересован: не потому, что батарея капитана Колина — лучшая из тех, что я видел. Мне хотелось показать именно ее потому, что она очень невыгодно расположена. Ведь границу явно отнесли к востоку, чтобы советская сторона получила этот остров.
Доехали на автомашинах до Твярминне и пересели на специально вызванный мной катер МО.
Начальство осмотрело батарею. Все было хорошо. Мы вышли на северный берег острова Хесте-Бюссе к причалу, где ошвартовался ожидающий нашего возвращения катер. Остановились всей группой. Я решил воспользоваться этим, чтобы еще раз доложить генералу Попову об особом значении батареи в защите подходов к рейду Твярминне и о чрезмерной близости к острову финской границы.
Но не успел я все это высказать, как генерал Попов, увидев в руках матроса, охранявшего наш катер, новенький автомат ППД, взял его в руки, осмотрел и стал рассказывать о достоинствах нового оружия Красной Армии. Потом, направив автомат в сторону моря, он нажал на спуск.
Длинная очередь, полетевшая в сторону соседнего финского острова Вальтерхольм, заставила меня подскочить к командующему:
— Да ведь там финны!
— Так близко?!
— Всего пятнадцать метров, товарищ командующий!
Генерал Попов вернул автомат матросу и прошел с нами на катер. А я стал жаловаться на нелепый выбор границ базы — острова соседей буквально прилегают к нашим батареям, в чем мы только что убедились. Генерал Попов только развел руками: ничего не поделаешь, поздно — эту ошибку нам пришлось исправлять уже во время войны, с боем улучшать свои рубежи.
После обеда эсминец с командованием ушел. Прощаясь, Николай Васильевич Малышев отвел меня в сторону и тихо, доверительно предупредил, что обстановка в любой момент может резко измениться и чтобы я, как он выразился, не прохлопал.
Проводив эсминец, я приехал в штаб и рассказал бригадному комиссару Расскину о предупреждении Малышева. Мы задумались. Но потом пришли к общему выводу: если обстановка может измениться, значит, нужна большая боевая готовность. Мы находились на арендованном участке только что воевавшей с нами страны. Мы — бельмо на глазу у правительства Маннергейма. Очевидно, это имел в виду представитель ЦК партии Малышев.
Я еще не имел четкого представления о нашей противовоздушной обороне. Надо проверить и ее. Тем более что вместо полка истребителей на аэродроме базы осталась только 4-я эскадрилья.
На другой день мы вызвали в штаб командира участка ПВО майора Г. Г. Мухамедова. Он доложил, что в системе противовоздушной обороны Ханко — четыре трехбатарейных зенитных дивизиона: три — базовых и четвертый — оперативно придан участку ПВО, его батареи размещены в боевых порядках бригады. Батареи стоят на островах Руссарэ, Деден и в Лесной гавани, на полуострове Глосшер, на острове Тальхольмарне, в районе динамитного завода, на островах Гуннарсэрар, Меден и возле гидродрома 81-й эскадрильи. Таким образом, защищены основные военные объекты базы, в особенности зюйд-вестовая часть полуострова, т. е. сама база и сухопутный аэродром. Слабее защищены сухопутный участок границы и северная группа островов.
С подобным решением противовоздушной обороны базы пришлось согласиться, так как главное в военно-морской базе — это сама база, место, где базируются, или будут базироваться, корабли флота и находятся все береговые сооружения, обеспечивающие базирование и боевую деятельность кораблей.
Кроме бригады торпедных катеров в базе находились три подводные лодки. Была и береговая база подводных лодок. Значит, на Ханко могла базироваться целая бригада лодок.
Все батареи участка ПВО вооружены 76-миллиметровыми пушками образца 1931 года. Их должны заменить 85-миллиметровыми; пока получены только четыре таких орудия и к ним 1000 выстрелов. Но беда, что и к этим пушкам не прислали приборов управления зенитным огнем (ПУАЗО). Поэтому новая мощная батарея стояла не на позиции, а на складе артотдела тыла базы.
Потратив еще два дня, я осмотрел несколько батарей ПВО и убедился, что они — в боевой готовности, боезапасом обеспечены на год войны.
Надо было вообще проверить состояние наших запасов. Все-таки наша база оторвана от флота больше, чем любая другая. Все виды довольствия, в том числе и артиллерийское снабжение, шли железной дорогой из Выборга через всю Южную Финляндию и морским путем из Ленинграда и Таллина. В случае войны с Финляндией доставка грузов сушей прекратится, а доставка морем станет затрудненной. Да и порт наш, где хранились все основные грузы, и разгрузка кораблей — все это, при такой близости границы, вероятно, окажется под ударом. Значит, нужны запасы.
Начальник тыла базы капитан 2 ранга Н. С. Куприянов доложил, что запасы продовольствия созданы на 8–10 месяцев. Но мясных продуктов запасено всего на полмесяца, а рыбных — на месяц.
Докладывая об этом, начальник тыла совершенно не учел, что 8-я особая стрелковая бригада и все части Ленинградского округа довольствуются отдельно, их снабжают прямо из Ленинграда, помимо тыла флота. Так что в случае блокады и прекращения подвоза из Ленинграда и Выборга по железной дороге нам придется обеспечивать и эти части. Тогда наши запасы сократятся вдвое. Так оно потом и получилось.
Надо отметить, что в бригаде было более двенадцати тысяч человек, в строительных, инженерных и саперных частях Ленинградского военного округа — около двух с половиной тысяч, то есть армейцев в общей сложности столько же, сколько во всей морской базе людей флота.
Не все благополучно было с боезапасом. Для наших основных калибров — 305 и 180 миллиметров, равно как и для стотридцаток и соток — завезли только один боекомплект, что по нормам военного времени составляло двухмесячный запас. Только зенитчики запаслись снарядами на год войны. Зато 8-я бригада накопила до десяти боекомплектов.
Автобензина по нормам нам хватало только на полтора месяца.
Обругал я начальника тыла Н. С. Куприянова и его заместителя по политчасти батальонного комиссара Ф. Г. Звонова за беспечность, но дела руганью не поправишь. Да и вряд ли они были во всем виноваты. Тут прежде всего следовало ругать себя и кое-кого повыше. Надо срочно добиваться увеличения поставок. Для Ханко общие нормы запасов определила Москва, а по этим нормам наша заграничная база должна быть обеспеченной на год войны, не считая текущего снабжения.
Мы сразу же начали бомбардировать шифровками командующего флотом и начальника тыла. Но шла уже середина июня 1941 года.
Глава седьмаяНачало войны
С каждым днем июня обстановка усложнялась. Штаб базы с первого дня своего существования, естественно, поддерживал непрерывную связь с полпредством СССР в Хельсинки. Работники полпредства, их семьи охотно ездили на полуостров, отдыхая в родной среде, особенно летом, когда на Ханко устанавливалась отличная курортная погода. Была, разумеется, и деловая связь. Так вот, в середине июня друзья предупредили нас: будьте начеку. В правительственных кругах Финляндии открыто говорят, что в ближайшее время гитлеровская Германия начнет войну против Советского Союза, Есть и такой верный признак близкой опасности: богатые жители Хельсинки уезжают в Швецию.
У нас тоже накапливались сведения об агрессивных намерениях фашистов, во всяком случае, факты их активности и необычного поведения. И посты СНИС[1], расположенные на западных островах и мысе Уддскатан, и командиры пограничных катеров, и летчики наблюдали большое движение кораблей и крупных транспортов, необычное движение между портами Финляндии и Або-Аландскими шхерами. Туда и обратно, туда и обратно… Но ведь Або-Аландский архипелаг демилитаризован! Специальное соглашение об этом было подписано между СССР и Финляндией 11 октября 1940 года.
Изменилась обстановка и непосредственно на границе базы. Наша войсковая разведка доносила, что финны усиленно строят об