— Очень хорошо, — огрызнулась Иви.
— Ну знаете, дамочка, я тоже не в курсе, что у вас на уме, и где вас черти носили, — не остался в долгу зеленоглазый. — Может, это вас стоит опасаться.
Иви захлебнулась от возмущения. Обри воспользовалась моментом, чтобы осадить подругу:
— Ив, я большая девочка и могу о себе позаботиться.
— Нет, это я вас всех вытащила сегодня, я никогда себе не прощу, если с тобой что-то произойдет из-за меня!
— Из-за тебя со мной как раз ничего не произойдет сейчас! Вот совсем ничего! Ты просто мне завидуешь и хочешь сорвать кайф!
— А зачем ты первая к нему полезла?!
— Так, — вставил свое веское слово парень, поправив рюкзак на плече. — Это не тот вариант, когда я рад оказаться между двумя разгоряченными подружками. Бывай, красотка!
Он уже двинулся к выходу, как Обри, задержала его и, глядя Иви прямо в глаза, торопливо предложила:
— Погоди, не спеши. А что если мы пойдем все вместе?
Иви от такого неожиданного поворота приоткрыла рот и выпучила глаза, но Обри знала, что попала в точку. Уж она-то заметила, как ее подружка пожирала взглядом крепкую красивую попу в старых джинсах каждый раз, когда кое-кто склонялся над бильярдным столом. Парень остановился и бросил на Иви чуть более внимательный взгляд.
— В принципе, если вы не распилите меня пополам и накормите завтраком, ничего не имею против, — согласился он.
Иви стояла и возмущенно сопела. То, как порозовела белая кожа в ее глубоком декольте, выдавало, что сопит она не только от возмущения. Наконец, гордо дернув подбородком, Иви выдала:
— Только потому, что я не хочу оставлять тебя наедине неизвестно с кем.
"Неизвестно кто" фыркнул и закатил глаза, после чего указал на дверь в шутливой пародии на галантность:
— После вас, дамы.
Лица сбитых с толку подружек, которых только что бросили Иви и Обри, а также черную зависть, перемешенную с уважением, отпечатавшуюся на лицах мужской части посетителей, счастливая троица уже не видела.
*****
Ночь разнузданного и абсолютно безбашенного "тройничка" хоть и почти не позволила отдохнуть, но подсказала Джейсу вполне жизнеспособный вариант временного убежища. Он стал активно искать подходящие варианты в заведениях средней руки. Даже выделил часть своего бюджета "на представительские расходы", то есть на презервативы, более-менее нормальный дезодорант и на покупку коктейля для выбранной дамы. Он даже сообразил заходить в большие магазины с отделом парфюмерии и брать пробники одеколонов.
Сложностей в том, чтобы найти себе компанию, у него не было. Да, отказывали, и он никогда в таких случаях не навязывался, но из пяти одна соглашалась обязательно. Джейс никогда не выбирал женщин, от которых тянуло отчаянием или тех, кто был слишком пьян, чтобы отдавать себе отчет в том, что происходит. Хотя тех, у кого хватило бы трезвого ума задать вопрос о его шрамах, он тоже старался избегать. Его партнершами чаще всего становились жаждавшие маленьких приключений офисные работницы, причем разных возрастных категорий. Этим было все равно, кто он и откуда. Они закрывали глаза на его ложь и шрамы. Им хотелось красивого тела, интрижки на одну ночь, азарта и игры без обязательств.
Они пользовались его нуждой, сами того не подозревая. А он пользовался ими, не переходя при этом границ и не обижая. Джейс никогда не обкрадывал их, разве что мог перед уходом залезть в холодильник, потому что после секса всегда хотелось есть. Даже душем можно было воспользоваться! Это дорогого стоило, как и возможность хотя бы на одну ночь не беспокоиться о поимке или нападении. Джейс был искренне благодарен каждой из этих женщин.
Давать оценку своей деятельности Джейсу было неприятно, он прекрасно понимал, что телом расплачивался за кров. Самооценку это не повышало и уважению к себе не способствовало, но других подходящих вариантов пока на горизонте не маячило. Была и другая беда. Все эти связи, все сказки, которые он вешал на дамские уши, лишь подчеркивали огромную дыру там, где в его душе жила раньше одна-единственная женщина. Та, к которой он никогда не мог теперь вернуться. Та, которую надо было бы забыть, но сделать это было невозможно. Зияющая рана, оставленная на месте, где он берег память о Коре, требовала жертв, как ненасытный Молох. И она не заживала, не переставала болеть, но лишь разрасталась и воспалялась.
Без семьи, без любимой, без тех, о ком можно было бы заботиться, без цели в жизни — такова была его свобода. Стоило Джейсу задуматься над тем, что он делает, что с ним самим происходит, как внутри поднимался протест. Он не хотел копаться в себе и предаваться сложным размышлениям о жизни, потому что там крылось слишком много всего, с чем трудно было справиться. Все, что у него оставалось — свобода и бегство. Гонимый, одинокий, одичавший как зверь, он продолжал бежать, потому что остановиться уже не мог. Даже горькая свобода, полная лишений и одиночества, пугала меньше, чем альтернатива.
И Джейс бежал: от возможной погони, от страха и стыда, от воспоминаний, от прошлого, от самого себя. С планеты на планету, из одной постели в другую. Лишь бы не останавливаться. Остановись, и тебя поймают. Остановись, и поймешь, как мало у тебя на самом деле сил. Остановись, и окажешься лицом к лицу с тем, что навсегда поселилось в душе. Надо было уберечь не только свою свободу, но и то, что в нем еще оставалось от нормального человека. А для этого нельзя было жалеть себя и надо было продолжать двигаться вперед.
Глава 31
Джейс проснулся с привычным уколом тревоги и продолжил лежать без движения, несколько секунд вслушиваясь в тишину и пережидая волну дрожи, вызванную не столько холодом, сколько нервами. Он просыпался так почти каждый раз, с ощущением, что кто-то нашел его, пока он спал, и теперь стоит над душой. Всякий раз никого рядом не оказывалось, но сон все равно испарялся без следа.
В этот раз ему не повезло. На обитаемом спутнике, куда он в очередной раз метнулся, сейчас шло дело к осени. Уже время от времени дышал зимой северный полюс, и даже на солнце, где еще сохранялась иллюзия летнего тепла, ветер пробирал до костей. Теплой одежды у Джейса не было, поэтому ветер запускал свои ледяные пальцы прямо в ребра, надолго сохраняясь в костях. Ночью же стало болезненно очевидным, что скоро проблема тепла станет очень острой.
Однако на первую ночь спасло термоодеяло, из которого получился вполне теплый и уютный кокон. Да и в заброшенной больнице, предназначенной под снос, нашелся не продуваемый всеми ветрами угол. Джейс вытянулся, размял затекшие от холода и лежания на старой больничной койке мышцы, умылся и покинул свое мрачное пристанище.
Не повезло ему еще и с днем приезда. Он прилетел в самом начале рабочей недели, а значит, труднее было найти игру, чтобы подработать, и кого-нибудь, кто мог бы приютить его ненадолго. Денег после оплаты перелета было катастрофически мало, но до конца недели и, соответственно, до очередной игры, дожить он мог. А пока стоило провести рекогносцировку.
Город уже проснулся, по тротуарам спешили потоки идущих на работу людей, все чаще сновали по улицам гравикары и флайеры. Роботы-курьеры везли в офисы упаковки булочек и сэндвичей. Джейс провожал их задумчивым долгим взглядом, прикидывая, как бы незаметно расковырять такого курьера. Увы, как раз от таких голодных умников машинки были оснащены довольно хорошей защитой. Нет, Джейс бы справился и с ней, будь у него подходящее укромное место и минута спокойствия, но средь бела дня такой роскошью он не располагал.
И вдруг Джейс остановился. Аромат свежевыпеченного хлеба ударил его так резко, что голодный беглец разве что не физически ощутил его отдачу. Желудок мгновенно взвыл, сжался и прилип к позвоночнику, а рот наполнился слюной. Даже сытый человек легко мог поддаться воздействию этого колдовского запаха, в котором крылось гораздо больше, чем обещание вкуснейшего угощения. Еще на заре цивилизации этот запах сулил тепло, сытость, покой и уют, это был аромат безопасности и богатства, ключ к его шифру был заложен в генетической памяти каждого человека. Какие бы просторы не покоряло человечество, аромат свежего хлеба всегда оставался неизменным универсальным сигналом.
Джейс не устоял, пересек улицу и посмотрел на витрину булочной. Счастливые обыватели то и дело вторгались в приветливое тепло маленького и, очевидно, не сетевого заведения, чтобы через пару минут выскочить, уже держа кофе и выпечку. В голове вдруг всплыло совершенно непрошенное воспоминание о том, как с хрустом ломается золотистая корочка батона, как растягивается и рвется белое волокно внутри, источая умопомрачительные ароматы и тепло.
Решение зайти, посидеть с чашкой кофе и каким-нибудь пирожком подешевле, уже почти созрело, но Джейс безжалостно задавил в себе такие расточительные порывы. У всех больших продуктовых магазинов, ресторанов и кофеен должны были быть помойки, в которые летели непригодные для покупателей, но абсолютно съедобные продукты. Вчерашние булки должны были быть где-то по близости. У раба, когда-то вынужденного воровать из помойного контейнера в хозяйском доме, чтобы не подохнуть от голода, предубеждений против такого промысла не оставалось.
Джейс обошел небольшое здание и, как и предполагал, нашел большие баки у черного входа. На баках были особые замки от всякого зверья, но человеку вскрыть такую штуку не стоило никаких усилий. Только бывший раб приподнял крышку, как рядом послышалось тихое покашливание. Джейс моментально отпустил крышку, и она с грохотом опустилась на место.
На ступеньках, ведших к черному входу, стояла женщина в белом переднике и чепце. Она была старше Джейса лет на десять, и это было заметно. На лице лежала печать хронической усталости, никак не красившая и без того простые и непритязательные черты. Джейс замер в ожидании ее дальнейшей реакции, будто его поймали с поличным на месте преступления.
— Вы — фриган* или действительно отчаялись до такой степени? — спросила его женщина. — Мы не выкидываем вчерашнюю выпечку, а отдаем на благотворительную кухню. Я могу подсказать, как туда пройти.