— Кто? — насторожилась Женька, с которой профессия журналиста давно сыграла скверную шутку: она не могла не задавать дурацкие вопросы, а Верка у нас чемпион по дурацким ответам. Вот и сейчас она порадовала:
— Этот парень.
— Ну и чего? — не унималась одна моя подружка, а другая опять ответила:
— Ничего. Просто… неспокойно что-то…
Разговор двух дурех. На него вообще не стоило бы обращать внимания, но вместо этого я нахмурилась и тоже полезла к Верке:
— А чего неспокойно? На какой предмет то есть?
— Я видела этого парня, — ответила она, — на прошлой неделе, в городе. В магазин пошла, а он следом… а потом во дворе крутился.
— Следил, что ли? — выпучила глаза Женька. Эта мысль даже Верке показалась глупой. Она взглянула с сомнением и отмахнулась:
— Иди ты…
— А чего ж тогда? — Женька все еще таращила глаза и явно получала удовольствие от происходящего.
— Откуда мне знать? Ну… шел сзади, я его в витрине увидела, случайно. А потом он во дворе вертелся. И вот сегодня в деревне.
— Для совпадений слишком круто, — здраво рассудила я. — Если ты, конечно, ничего не путаешь и парень тот же…
— Может, и путаю. Он тогда без машины был…
— А вдруг он влюбился? — выдвинула потрясающую идею Женька, у нее с юности наблюдалась повышенная склонность к романтическим бредням. — С первого взгляда? Увидел тебя и… — В этом месте Женька заметно скисла, так как подружка стояла как раз перед ней, и эта мысль даже Женьке не показалась особо удачной. Не то чтобы наша Верка была какой-то уродиной, ничего подобного. Верка зануда, и эта самая занудливость отчетливо проступала в ее облике хорошей жены и заботливой матери, к тому же она старше нас с Женькой и парню на «Део» годилась разве что в тетки. — А что? — кашлянув, спросила Женька, не желая сдаваться без боя. — Бывают такие случаи, — и посмотрела на меня, словно я собралась возражать.
— Идемте купаться, — внесла я разумное предложение, и обе подруги разом кивнули. Верка тоже решила пойти с нами, несмотря на головную боль.
Через несколько минут мы уже двигались в направлении речки. Речка здесь неширокая, в некоторых местах больше напоминает ручей, зато исключительно чистая. Цивилизация мало коснулась этих мест, а речушку питали подземные ключи, этим обстоятельством объяснялся и тот факт, что вода в реке была холодной и даже при двадцативосьмиградусной жаре радовала прохладой. По песчаной тропинке мы спустились к омуту, который местные называли Круглым. Детишки с визгом и брызгами ныряли возле берега и успели поднять со дна всю муть, так как в отличие от нас проводили здесь время с утра до вечера. Женька скривилась и посмотрела на нас.
— Идемте на Большой омут, — кивнула Верка и резво потрусила по тропинке.
Большой омут вовсе не был большим, зато считался очень глубоким, детня сюда не ходила, да и взрослые наведывались нечасто, потому что от деревни его отделяло чуть больше километра. Впрочем, от Веркиного дома он был неподалеку, только спускаться надо было с другой стороны, теперь же нам предстояло сделать приличный крюк. Я по этому поводу ничуть не расстраивалась: на мне соломенная шляпа, защищающая лицо от солнца, я только что съела три пирога с клубникой, и прогуляться было просто необходимо. Однако Женька не смогла удержаться от критических замечаний.
— Надо было через огород идти, — проворчала она.
— Так чего ж ты не пошла?
— Я думала, мы на Круглый омут идем.
— Так и мы думали.
Впереди показались кусты ивы, и вскоре мы уже раздевались на отлогом берегу.
— Холоднющая какая, — сунув ногу в воду, проворчала Женька и поежилась, потом постояла, точно к чему-то прислушиваясь, и с разбегу бросилась в воду, подняв столб брызг.
— Чокнутая, — покачала головой Верка и устроилась на траве. Я взглянула на нее, на Женьку, голова которой к этому моменту появилась на поверхности, и осторожно вошла в воду. Прыгать в омут очертя голову в отличие от подружки я не люблю, поэтому потратила минут пять, прежде чем окунулась, все это время жалобно поскуливая и повизгивая.
— Давай наперегонки к тому берегу, — позвала Женька. Предложение показалось толковым, и, прокричав в ответ: «Давай!», я устремилась к подружке. Задора в Женьке больше, чем умения, конечно, я ее обогнала, и она, сразу потеряв интерес к соревнованиям, приблизилась к берегу, сплошь заросшему ивой, и, делая вид, что не обращает на меня внимания, нырнула.
Я легла на спину и раскинула руки. Из состояния абсолютного блаженства меня вывел Женькин вопль. Орала она так, что я в полной растерянности крутанулась на живот, забыв прикрыть при этом рот. Женька стояла по грудь в воде, колотила по ней руками, поднимая брызги, и вопила что есть мочи.
— Что ты орешь? — укоризненно спросила я, подплывая ближе, и тут обратила внимание на физиономию подружки. Вне всякого сомнения, она спятила: перекошенный рот, вытаращенные глаза и такой ужас в них, что я совсем было решила тоже заорать, но вовремя одумалась и только вздохнула: — Спятила ты, что ли?
— Вытащи меня отсюда! — рявкнула Женька, неожиданно приходя в сознание. Тут она заметила бросившуюся в воду Верку и отчаянно закричала: — Не ходи сюда!
— Змея? — догадалась я, зябко ежась. Женька схватила меня за руку и кинулась к берегу, отчетливо стуча зубами. Само собой, я припустилась следом, и через мгновение мы уже стояли на берегу все трое. Мы с Веркой торопливо оглядели Женьку, не нашли в ней никаких перемен и жутко осерчали. — Ну и что ты орала, больная? — зло спросила я. Верка, которая по натуре была человеком добрым, посмотрела на меня укоризненно и повторила тот же вопрос ласково, при этом опустив эпитет «больная». Женька вновь начала трястись, а Верка брякнула:
— Пиявки?
— Пиявки в реке не водятся, — отрезала я.
— Почему? — не поверила Верка.
— Откуда мне знать? Просто не водятся, и все тут…
— Ты точно знаешь? — все еще сомневалась она, а Женька неожиданно заорала:
— Дуры, мать вашу, там утопленник!
— Чего? — разом открыли мы рты.
— Утопленник, — повторила Женька и вздохнула с облегчением, точно избавилась от тяжкой ноши.
Минуту, не меньше, мы стояли молча, таращась друг на друга, затем я смогла спросить:
— По-твоему, это хорошая шутка?
— А кто тут шутит? — хмыкнула Женька, заметно приходя в себя, правда, плечами все еще дергала, и физиономия ее теперь выглядела не серо-зеленой, а просто бледной.
— Ну? — нахмурилась я.
— Гну. Утопленник, говорю, там. Кажись, за корягу зацепился.
— Как же так? — переминаясь с ноги на ногу, пролепетала Верка. — Если б кто утонул, так в деревне бы знали…
— Может, еще не знают, может, только что утонул…
— Мужчина или женщина?
— Почем я знаю… руку видела, вроде женщина…
— Да врет она все, — не выдержала я.
— Показалось с перепугу, — кивнула Верка и отважно шагнула в воду. — Где это?
— Вон там, у берега, — ткнула пальцем Женька в самое глубокое место. Кажется, там метров семь в глубину, и увидеть что-либо подружка никак не могла. Впрочем, если она говорит, что у самого берега…
— Там какая-нибудь коряга, — успокаивала Верка по большей части сама себя. — А тебе померещилось.
Она нырнула, но почти тут же голова ее показалась из воды, и Верка отчаянно забила руками, возвращаясь к берегу.
— Ты чего? — растерялась я.
— Там в самом деле кто-то есть, — сообщила она, здорово заикаясь. Верка — девка серьезная и так шутить не могла, совесть в отличие от Женьки у нее есть, выходит, она действительно что-то там увидела…
— В деревне все друг друга знают, — пытаясь рассуждать здраво, сказала я. — И если б кто утонул…
— Надо собрать людей, — надевая шорты, бормотала Женька. — Побегу в деревню… и милицию вызвать, обязательно милицию…
Верка натянула сарафан и, судя по выражению ее лица, всерьез собралась кричать «Караул!».
— Подождите, — поморщилась я. — А если там коряга? За такие шутки…
— Это не шутки, — возмутилась Женька, и Верка поспешно кивнула:
— Точно. Там что-то есть…
— Что-то или кто-то? — спросила я.
— Не знаю, страшно очень, я не разглядывала. Но там что-то лежит. Бледное и неживое.
— Одной дуре чего-то привиделось, и вторая туда же, — разозлилась я и неожиданно для самой себя шагнула к воде.
— Ты куда? — ахнула Женька, а я отмахнулась:
— За вашим утопленником. — Уж очень все это показалось глупым. «У Женьки крыша поехала, — утешала я себя, входя в воду. — А Верка испугалась и… ничего там нет… а эти дуры в самом деле всю деревню по тревоге поднимут».
Набрав в грудь воздуха, я нырнула, сделала мощный рывок вперед и сразу же увидела ее: она лежала на самом дне совершенно голая, длинные волосы оплели корягу, руки вытянуты вдоль тела и плавно покачиваются… «Мамочка», — чуть не заорала я, но вовремя опомнилась, вынырнула, в три броска достигла берега, выскочила и, подхватив шорты, бросилась в деревню.
— Чего ты? — орала Женька, с трудом меня догоняя.
— Утопленница! — взвыла я.
Через полчаса у Большого омута собралось все население деревни. Три дюжих мужика влезли в воду и подняли утопленницу. Приехал участковый на мотоцикле с коляской, обругал галдящую детню и накрыл тело старым пиджаком.
— Это кто ж такая? — громко переговаривались вокруг.
— Не из наших…
— Дачница, видать…
— Какая дачница? Чего вы болтаете?
— А кто ж тогда?
— Почем я знаю… У нас в деревне ее сроду не было…
— А может, из Степанова?
— Так ведь не слышно разговору, чтобы кто-то пропал…
— В Степанове москвичей полно…
— И что ж ее по сию пору не хватились?
— Значит, из города отдохнуть приехала…
— Одна, да еще голая?
— С компанией, выпили лишка да и не заметили, что девка пропала…
— Ну ты, Кузьмич, скажешь…
— Андрюха! — рявкнул участковый, до того момента молчавший, одной рукой он мял фуражку, а другой остервенело скреб бритый затылок. — Звони в район, пусть бригаду высылают, а вы, граждане, расходитесь, затоптали здесь все…