Мы поднялись на лестничную площадку, Роман Андреевич вздохнул еще раз и, слегка разбежавшись, толкнул дверь плечом, раздался жуткий треск, и дверь, которой так гордилась Женька, в смысле ее крепости, распахнулась, я вбежала в квартиру с воплем:
— Женечка, я иду к тебе! — Но, к некоторому своему удивлению, подружку нигде не обнаружила. Квартира ее была пуста, вещи на своих местах и в порядке, то есть в том самом порядке, о котором можно говорить в применении к моей подружке.
— Где труп? — спросил Роман Андреевич, а я пожала плечами. — Может, съездим к Николаеву и взломаем дверь у него? Вдруг труп там?
— Мы не можем оставить квартиру открытой, — пролепетала я, и это было сущей правдой.
Я заплакала от жалости к себе и Женьке, конечно, тоже. Мы с мужем устроились на ее диване, где и продремали в обнимку до восьми часов утра. Ровно в восемь Ромке позвонили по радиотелефону, он выслушал сообщение, закатил глаза к потолку и заявил:
— Дорогая, мне срочно нужно на работу.
— Как ты можешь? — возмутилась я.
— Ты имеешь в виду Евгению Петровну? Она жива, здорова, если не считать небольших отклонений в психике, и с минуту на минуту появится здесь. — Роман Андреевич чмокнул меня в нос и буквально испарился. Я не успела глаза протереть, а его уже нет в квартире. На всякий случай я подошла к окну, муж как раз садился в свою машину, помахал мне рукой и исчез вторично, на этот раз за углом соседнего дома, а я села в кресло и стала волноваться и ждать подругу.
— Что за дерьмо?! — завопила та в прихожей минут через двадцать. Я кинулась туда и увидела Женьку, злющую, но совершенно живую и без видимых увечий.
— Женечка, — ахнула я, — ты жива, слава богу, я всю ночь места себе не находила… это просто ужас.
— Ужас, не то слово, — вздохнула Женька. Мы обнялись, и она пожаловалась: — Ты еще не знаешь, что я пережила.
— Тебе угрожали, пытали?
— Не, до этого не дошло. Но до чего подлый народ менты. Забрали нас в каталажку и продержали до восьми утра. Прикинь? До восьми утра личности выясняли, а когда я им сказала, кто они такие, посоветовали носить с собой паспорт. Я что, лицо кавказской национальности? Нет, я на них в суд подам. Удостоверение мое даже смотреть не стали… Напишу статью о произволе в милиции и подам в суд. Вот честное слово…
— Не надо в суд, — пролепетала я, начав кое-что понимать, и неожиданно для самой себя рявкнула: — Где ты была?
— Я кому рассказываю о горестях? Для кого стараюсь?
— Где ты была до этого? — возвысила я голос.
— А… С Вадимом, махнули к нему на дачу. Дачка у него, скажу я тебе, покруче машинки. Камин, шкура на полу… в общем, все как в лучших домах. Ты чего глаза выпучила, о каминах никогда не слышала? — насторожилась подружка.
— Идиотка! — всхлипнула я. — Она там на шкурах прохлаждается, а я здесь едва рассудка не лишилась, заставила Ромку взломать дверь, думала, ты уже мертвая. А она черт-те чем черт-те с кем занимается.
— Я полночи в ментовке куковала. Словили возле поворота на Абрамцево с мигалками, автоматами, точно мы тонну героина тащим, и ничего не объясняют. Я грешным делом решила, может, Вадим тачку того…
— Ты фамилию своего Вадима знаешь? — зарычала я.
— Ну…
— Как его фамилия, несчастная?
— Не помню, простая какая-то…
— Точно, простая. Николаев Вадим Александрович.
— Ну и что? — В этом месте Женька протяжно свистнула и устроилась в кресле. — Иди ты, — сказала она, немного повращав глазами. — Тот самый?
— Конечно.
— Чепуха получается. Когда мы пришли к нему в офис, он не пожелал с нами встретиться, а вчера вдруг сам явился. А как он вообще нас нашел?
— Объявление, — вздохнула я. — Наверняка это он звонил, якобы с телефонной станции.
— А вот это мы сейчас выясним, — обрадовалась Женька. — Едем к нему немедленно!
Но немедленно не получилось, сначала пришлось найти слесаря, а для этого изрядно побегать, то есть бегала Женька, я сторожила квартиру и прикидывала, стоит ли ей рассказывать, кому она обязана гостеванием в милиции. На все это ушло часа три, не меньше, я так ничего не решила, но, когда Женька вспоминала о произволе милиции и начинала гневаться, я спокойно и даже ласково напоминала, что всем нам свойственно ошибаться, и милиции в том числе, дело это житейское, и не стоит принимать его близко к сердцу. Женька подозрительно на меня поглядывала, но мысль написать разгромную статью вроде бы оставила, по крайней мере, не села за нее немедленно, как это свойственно ее характеру, а решила для начала поехать к Вадиму и вывести его на чистую воду.
— Ты подумай, какие мужики пошли, — качала она головой по дороге в его офис. — Никому верить нельзя. Ведь я была готова поклясться, что он влюбился с первого взгляда… ну, может, со второго… и что? Выходит, все это притворство чистой воды. И никакой тебе любви и замужества в перспективе, а сплошные хитрости.
— Он тебе вопросы задавал?
— Само собой, где родители, чем занимаюсь, какое шампанское мне нравится…
— А по делу? Про Трусова что-нибудь спрашивал?
— Нет. Правда, мы целый час выявляли общих знакомых. Теперь-то ясно, для чего ему это понадобилось. — И многих выявили?
— Многих. Но я его не порадовала. Ни об Инге, ни о ее брате ни словечка не сказала.
Мы покинули такси и через минуту вошли в офис Николаева. Здесь нас ждало разочарование: господин Николаев на работу не явился, возможно, будет после обеда. Не оказалось его и дома. Женька поначалу разозлилась, но, кое-что вспомнив, махнула рукой:
— Он мне должен позвонить часов в шесть, авось объявится.
Мы простились до шести часов и разъехались по домам. В гостиной я обнаружила супруга, который спал на полу по причине жары, сунув под голову подушку с дивана. Спал так сладко, что я не решилась его будить, прошла на цыпочках и устроилась в кресле с намерением обдумать сложившуюся ситуацию, я имею в виду ситуацию с Вадимом, но вместо этого задремала: ночь выдалась не из легких, и моим нервам требовалась передышка.
Из состояния сладкой дремы меня вывел телефон. Я кинулась в прихожую, чтобы поскорее снять трубку, пока настойчивые звонки не разбудили Романа Андреевича.
— Слушаю, — сказала я, а женский голос на том конце провода спросил:
— Кто вы? — Вот те раз, интересный вопрос.
— Я? — Ничего более толкового в тот момент я произнести не могла, а женщина опять спросила:
— Почему вас интересует убийство?
— О господи, — пролепетала я. — Вы Инга? Пожалуйста, поговорите со мной. Что с Лелькой, где ребенок?
— С ребенком все в порядке. Я же написала ее матери, чтобы не беспокоилась. Только он ее не получит.
— Кто? Что не получит? — Такая бестолковость на меня в ту минуту напала, что просто беда. Тут я увидела Романа Андреевича, схватив радиотелефон, он торопливо набрал номер и зашипел:
— Костя, звонят в мою квартиру, определи откуда. — Сжал мою руку, шепнув: — Говори с ней, все равно о чем.
— Он не получит ребенка, — сказала женщина и вдруг всхлипнула: — Он убийца, он его убил. Вы же знаете. Он опять выйдет сухим из воды. Валерки нет, а всем наплевать. Он вор и никогда не увидит своего ребенка. Он должен сидеть в тюрьме. Девочка мне все рассказала. Его дочка знает, что он убийца. — Женщина почему-то не называла имени Игоря, обходясь местоимениями. Она заплакала, а я попросила:
— Пожалуйста, не вешайте трубку, поговорите со мной. Вы должны понимать, что ребенок… — Я услышала короткие гудки и в отчаянии повернулась к мужу. Через несколько минут Ромка, выслушав сообщение, сказал:
— Она звонила из автомата на углу Ямской. Машину послали, но вряд ли успеют ее перехватить, там рядом рынок.
Муж оказался прав. Подъехав к телефонной будке, его ребята обнаружили в ней старичка-пенсионера, а никого похожего на Ингу в радиусе пятисот метров не наблюдалось. Я сразу же позвонила Женьке, через полчаса она приехала и принялась кругами носиться по моей гостиной.
— Что будем делать? — не выдержала я.
— А что мы сделаем, если твой Ромка ничего не смог?
— Я не это имею в виду. Расскажем о звонке Вере?
— Не знаю, — подумав, ответила Женька. — Черт-те что происходит. Сначала эта Инга свистнула собственного ребенка, чтобы подзаработать на нем, а теперь обвиняет Игоря в убийстве брата.
— И еще в воровстве, — подсказала я.
— В каком воровстве? — нахмурилась подружка.
— Откуда мне знать? Она назвала его вором и убийцей.
— Может, Инга имела в виду, что он украл у нее ребенка?
— Насколько нам известно, Инга сама отказалась от дочки. И проявляет трогательную заботу о приемной матери. Письмо написала, да и в сегодняшнем разговоре…
— Тогда что он у нее украл? — озадачилась Женька, а Роман Андреевич, до сей поры сурово молчавший, вдруг хмыкнул и заявил:
— Нижний…
— Чего? — не поняли мы.
Он нахмурился, резко поднялся, гаркнул:
— Меня в этом доме кормить будут?! — И пошел на кухню. Я кинулась за ним.
— Ромочка, что ты хотел сказать?
— Я хотел сказать, что сегодня не обедал. Инга в городе, Лелька в безопасности, менты хоть и растяпы, но ее найдут. Так что никуда не лезьте и приготовьте пожрать, в конце концов.
Я хотела достойно ответить, но Женька неожиданно потянула меня за рукав ближе к плите и при этом ласково пропела:
— Да мы сей момент, Ромик. Глазом не успеешь моргнуть, а у нас уже все готово. — И зашипела на ухо: — Чисть картошку, а я салат покромсаю.
Увидев, что мы заняты делом, Роман Андреевич, прихватив газету, отправился на лоджию, а Женька, проводив его взглядом и не снижая темпов работы, тихонько заговорила:
— Ромка твой прав, пожалуй, все упирается в Нижний.
— При чем здесь Нижний? — нахмурилась я.
— Притом. Вспомни, по какой такой нужде Инге пришлось его спешно покинуть? Вспомнила? У крутого дяди свистнули денежки и обвинили в этом Ингу. Вот тебе и вор.
— Игорь-то здесь при чем?
— Ты ж детективы пишешь, напрягись. Я думаю, они на пару денежки свистнули, а делиться он не захотел.