Но это нужно сделать лично. Вряд ли ты сможешь смотаться на несколько дней, чтобы присоединиться ко мне.
— Репетиции нового шоу начнутся не сразу, — сказала она. — Позволь мне узнать, возможно ли это.
Лью недолго поговорил по телефону, после чего дал ей отмашку:
— Они сказали, всё, что ты сможешь там найти, будет «бесценно».
— И это всё? Никакого «Удачи, Далли, конечно, мы будем платить тебе посуточно», ничего подобного?
— Нет, но от себя лично...
— Что, детектив Базнайт?
— Будь начеку. Пожалуйста. Я слышал разное про этого Краучмаса. Никто ему не доверяет.
— А кто-то может сказать, что он — милая старая клюшка, а я — продажная распутница.
— О, черт, сейчас ты просто флиртуешь.
Чтобы он точно так подумал, она слегка коснулась его рукава.
— Я буду осторожна, Лью, не волнуйся.
Позднее он поймал себя на том, что задается вопросом, не могла ли Далли оказаться Звездой. Некое извещение об окончательном освобождении Лью от его обязательств, если они еще существовали, перед И. П. Н. Т. Могло ли света ее невинности — распутницы или кого-то еще— хватить для того, чтобы убедительно продемонстрировать ему: «Старшие Арканы», которых он так упорно преследовал, не обязательно должны быть преступниками или хотя бы грешниками? И что И. П. Н. Т. считает их таковыми из-за коренной непоправимой ошибки?
Он почувствовал это, когда провожал ее на Чаринг-Кросс. Платформы пахли сернистым угольным дымом и паром. Локомотив дрожал, решительный, цвета берлинской лазури, в свете электрических ламп. Несколько улыбающихся поклонников попросили ее расписаться на манжетах рубашку.
— Не забудь привезти мне какие-нибудь Турецкие Сладости.
— Почти единственное, что мне хотелось бы увидеть — это рабочий выходной для старины Д. Р.
Когда он протянул ей ее чемодан, она прижалась к нему и поцеловала в щеку.
— Ладно, — она поправила шляпу и повернулась, чтобы подняться по железным ступеням, — жди меня, Константинополь.
Пришедшая в голову Кливу Краучмасу идея продать Далли в гарем сначала показалась ему отличной, но некоторым месть кажется более сладкой, чем прибыль, и вскоре он понял, что она более конструктивно послужит в качестве взятки кому-то полезному. Кроме того, пуритане, сейчас находящиеся у власти в городе, который некоторые начали называть Стамбулом, твердо решили покончить со всеми пережитками эпохи султанов, и теперь Клив был вынужден мириться с довольно нелюбезным обхождением в тех самых офисах Османского Агентства по долгам, где он прежде осуществлял некоторые из своих, как ему казалось, еще более византийских схем. Хуже того, другие — немцы, что не удивительно — побывали там до него, и сборы были ничтожные. Учитывая перспективу вернуться в Англию практически с пустыми руками, Клив, виня Далли во всех своих бедах, во время приступа безумия решил, что единственный способ выбраться — это продать ее куда-нибудь как белую рабыню при посредничестве не примирившихся с новым порядком Старых Турков и их помощников из империи Габсбургов, которые в конце концов оказались венграми.
Так или иначе, поскольку в его описании Далли были упомянуты ее знаменитые рыжие волосы — черта, часто свойственная попутчицам Бэзила Захарова, ее будущие похитители Ими и Эрно, которые сели в «Восточный экспресс» в Сегеде и прокрались, тайно, как опереточные пираты, в особых центрально-европейских шляпах-трилби, в купе Далли, решили, что крадут девочку Захарова, за которую международный оружейный магнат заплатит круглую сумму выкупа.
Тем временем Кит Травес сидел в литерном вагоне поезда, едущего в другую сторону, в Париж, согласно расписанию, он должен был въехать в Будапешт прямо сейчас, если бы не выехал позже из-за загадочных действий революционеров на железной дороге — по этой причине, так уж вышло, его поезд и поезд Далли прибыли в Сегед одновременно.
Кит выглянул в окно и заметил в поезде напротив хорошенькую рыжую головку, у которой были неприятности. У него было всего пять-десять минут, чтобы просто сбегать туда и посмотреть, что к чему.
— Девочка Захарова!
— Нет... Кто, я?
— Девочка Захарова! Рыжие волосы! Смотри!
— Полагаю, вы машете кулаками из-за моих волос, — сказала Далли.
Двое мужчин переглянулись, словно обдумывая маловероятную возможность ошибки. Пришло время размышлений.
— Девочка Захарова! — снова начали кричать они.
— Парни, — в дверном проеме лучезарно улыбался Кит Траверс, — думаю, вы перепутали купе?
— Тебя здесь просто не может быть, — сказала Далли.
Кит рассматривал молодую женщину в изящном наряде для путешествий, солнечный свет лился в окно поезда за ее спиной и освещал ее волосы, не скрытые шляпой. Он фокусировал взгляд, пока не убедился, что видит именно ее.
— Хорошо.
Наган 7.62 мм за его ремнем не скрылся от внимания Ими или Эрно, которые начали быстро исправляться, чтобы создать впечатление психически здоровых людей.
— Это Седьмое Купе, да?
— Это еще куда ни шло.
— Мы всегда к услугам господина Захарова и его почитаемых очаровательных «девочек Захарова». Вы едете из Вены?
— Нет, — ответила Далли.
— Девочки Захарова всегда садятся в Вене.
— Ну, видите ли, дело в том, что...
— Ими, господин Краучмас сказал «девочка Захарова», правда?
— Именно так он и сказал.
— Вы, — Ими повернулся к Киту, — мистер Захаров? Господин Краучмас говорил, что вы будете выглядеть как-то по-другому.
— Вас двоих послал Клив Краучмас? Что за жалкий мерзавец, — заявила Далли.
— Послушайте, Fönök, босс, — доверительно сказал Эрно, делая вид, что тянет Кита в сторону, — должен сказать, мы хотели купить подводную лодку...
В руке Ими вдруг оказался маленький «браунинг» FN.
— Bocsánat, простите.
— Во-первых, я — не Бэзил Захаров, знаменитый торговец смертью, а это — не девочка Захарова, а на самом деле — моя жена Евфорбия, да, и мы планируем провести свой медовый месяц в Константинополе, Военное министерство Великобритании было столь любезно, что предоставило нам это купе, которое на этой неделе свободно благодаря тому, что мистер З, как вы уже заметили, находится где-то в другом месте...
Тогда шеф бригады склонил голову, и всё оружие вдруг исчезло.
— Мадам...месье? Мы сейчас удалимся.
Он отсалютовал, позволив себе наградить всех присутствующих насмешливым взглядом.
— Я уверена, что джентльмены меня простят, — Далли выгнала их всех стаей в коридор, как цыплят.
— Сыграем в калабриаш в салоне для курения, - предложил Эрно. — Хотелось бы решить этот вопрос прежде, чем мы прибудем в Блистательную Порту.
— Вы нашли не тех людей, — устало пропел Кит. — Поспрашивайте у начальника поезда, у проводника, у кого угодно.
— Если вы их подкупили, — заметил Ими, — мы всегда сможем заплатить больше.
— Нет, если я — действительно Бэзил Захаров, — Кит, сопротивляясь желанию подмигнуть, согнувшись, ушел по коридору. Как логическая головоломка, в Геттингене такое не прокатило бы, но здесь это помогло ему выгадать пять минут, а это — всё, что ему необходимо.
Он спрыгнул с поезда Далли как раз вовремя, чтобы увидеть, как его собственный поезд растворяется вдали в направлении Парижа, Франция, так что ему показалось, что он останется здесь — как называлось это место? — в Сегеде ненадолго.
Много лет спустя им не удавалось прийти к общему мнению о том, как они оказались на трамвайной линии Сечени-Тер, убегая в сердце города. Кит знал, что такого рода истории деды рассказывают внукам, обычно есть еще и версия бабушки, более практичная и менее склонная к расхлябанности... Значит, Кит вспоминал рискованный побег во избежание опасности, пока отряды венгерских головорезов, славящихся своим телосложением и жаждой перестрелок, постоянно появлялись в самые неожиданные моменты побега — а Далли помнила лишь, как переобулась в ботинки покрепче и бросила в чемодан несколько самых необходимых вещей, бросила чемодан Киту и прыгнула на колею, когда поезд уже трогался с вокзала, взяла его за руку, и они пошли. Только час спустя, в Кишкунфеледьхазе, Ими и Эрно заметят, что молодая пара исчезла.
Когда они перебегали через пути, их сердце колотилось. Они сошлись на этом.
Кит фактически уже находился в бегах. Он жил в Константинополе, работал барменом в «Отель де Де Континент» на Гран-Рю — на европейской или барно-музыкальной стороне бухты Золотого Рога в Пере, он работал там достаточно долго, чтобы прийти в уверенность, что его жизнь наконец-то обрела равновесие. Народ там говорил о судьбе, но для него это был вопрос безмятежности.
Ему понадобилось какое-то время — от Казахского мелкосопочника до Киргизской степи и Прикаспийской низменности, он на время запрыгивал на маленькие пароходики, курсирующие вдоль побережья Анатолии, невидимый город перед ним всё больше захватывал его в свое поле притяжения, поскольку он ощущал вес почтения, истории, нерв революции, пароход обогнул последний мыс и вошел в Босфор, дворцы, маленькие бухточки и мечети, движение судов у башни Галата, и в конце концов они пришвартовались в Эминону.
Пера была непревзойденным приграничным городом, маленьким государством, микрокосмом двух континентов: греки, евреи, сирийцы, американцы, армяне, болгары, персы, немцы — кого здесь только не было. После драматичного марша «Армии Свободы» из Салоник в Константинополь для подавления угрозы султанской контрреволюции всюду царила суета — и в баре дворца в Пере, и, на менее экзальтированном уровне, в отеле «Де Континент». Хотя Комитет Единения и Прогресса заявлял, что больше не является тайной организацией, интриги, заговоры, связанные с гашишем, избиения и убийства в глухих переулках продолжались, как всегда.
В Союзе Единения и Прогресса боролись за власть османы, националисты и панисламисты, а за его пределами бастующие рабочие, комитаджи, социалисты и дюжины других фракций выдвигали свои претензии на кусок Новой Турции. И все они рано или поздно приходили в «Де Континент».