рыми прославились ацтеки.
Однажды ночью они снова пришли на Семнадцатую улицу. Бармены возились с коктейлями из джина, лимонными коктейлями, хайболлами и шампанским. Республиканцы и демократы вели политические дискуссии, неминуемо переходившие в мордобой. Рен пришлось убрать со своей талии руку агента по продаже недвижимости с помощью вилки для стейка.
В Олбани было легендарное барное зеркало, 110 футов длиной, одушевленный мурал ночной истории Денвера.
— Это как читать газету, — сказал Бут Вирблинг, криминальный репортер и знакомый Фрэнка.
— Исключая клиентов Бута, который предпочитают отираться возле туалета, — уточнил Фрэнк. — Впервые вижу тебя за пределами Гахана, в чем дело?
— Нынешняя политика городских властей в любой момент может стать причиной чудовищного зверства. А, и еще кое-кто тебя ищет.
— Я должен им денег?
Предостерегающий взгляд в сторону Рен.
— Она всё знает, Бут, так что это?
— Один из людей Бакли Уэллса.
— Проделал такой путь из Теллурида просто проведать?
— Ты не собираешься туда ехать, надеюсь.
— Очень опасный город в наши дни, не так ли, Бут?
— Твой брат думал именно так.
— Ты его видел?
— Кто-то видел, в Гленвуд-Спрингз. Он был румян, но в подавленном состоянии. Это всё, что я слышал.
Он выследил главного свидетеля на нашумевшем в прошлом году процессе об Убийстве ледовой пилой и побежал с ним поболтать.
— О чем это он? — спросила Рен.
Тут у него обычно включалась давняя привычка скрывать информацию, особенно — от молодых искрящихся женщин. Однажды, когда Фрэнк ехал по плато Анкомпагре, возвращаясь из Ганнисона или откуда-то еще, заметил одинокое грозовое облако, темное и компактное, за много миль вдали, и понял, что, несмотря на заливающий всё солнечный свет и необъятность небес, неважно, как он сейчас изменит свое направление, он обязательно пересечется с этим облаком, и действительно — через час небеса померкли, как в полночь, он промок и замерз, был немедленно оглушен раскатами грома, молнии вспыхивали по всему небу, он склонился к шее лошади, чтобы убедиться, что всё отлично, хотя это была подседельная лошадь, животному было явно намного хуже, но оно пыталось успокоить Фрэнка. Этой ночью в Олбани Фрэнк видел, что Рен прибыла именно сюда после бессчетных миль и Стоянок на Крестном пути — в свете огромного зеркала ее лицо было странно безоблачным небесно-голубым, оно казалось Фрэнку лицом искательницы, которая прошла столько, сколько должна была пройти, чтобы задать ему хотя бы тот вопрос, на который он согласится ответить.
Он понимал, что в мире существуют такие призраки, и если ты встретишь одного из них, твоя торжественная обязанность — говорить, если твоя речь находит отклик.
Он протяжно вздохнул и посмотрел на нее.
— Обычно это не моя работа, это работа Рифа, но уже некоторое время от него нет никаких вестей, и, ладно, Гленвуд-Спрингз, может быть, его выгнали оттуда и он вернулся к своей игре в штос где-нибудь еще, показывая девушкам с шарманкой полынь в лунном свете, без разговоров, но существует точка, в которой всё переходит на другой путь, и если я не решу проблему, кому-то надо будет поехать и забрать Кита от жизни в колледже на Восточном побережье, в которую он вовлечен, ты это знаешь лучше, чем я, но я бы хотел избавить Кита от этих неприятностей, он — хороший парнишка, но плохой стрелок, и во время вероятного события его убьют первым, еще одно преступление, за которое придется расплачиваться, а работа никогда не будет выполнена.
Она посмотрела на него более прямолинейно, чем обычно:
— Где они могут быть? Твои киллеры.
— Всё, что мне удалось узнать — это пара пользующихся дурной полуславой бандитов по имени Дойс Киндред и Слоут Фресно, которых, вероятно, наняла Ассоциация владельцев шахт в Теллуриде. А сейчас, по словам старины Бута, кто-то из этой Ассоциации хочет меня видеть. Думаешь, это как-то связано?
— Конечно, вот куда ты направляешься.
— Это последнее место, где я видел маму и сестру. Возможно, они всё еще там. В любом случае, я должен проверить.
— Это работа сына и брата. Говоря языком антропологии.
— А как насчет тебя, ты собиралась вернуться в МакЭлмо?
Она нахмурилась:
— Там мне мало что светит. Мне сказали, чтобы я отправилась на острова Тихого океана.
— Будешь специализироваться на каннибалах, ух.
— Это звучит смешнее, чем есть на самом деле.
Он на самом деле не хотел спрашивать, но спросил:
— Не хочешь ли ты поехать со мной в Теллурид?
Ну, технически она улыбнулась, но в основном глазами.
— Думаю, нет, Фрэнк.
Ему хватило милосердия скрыть облегчение.
— В смысле, одна голова хорошо, а две лучше, мне пригодился бы дополнительный мозг, потому что это, конечно, двуличный город, ловушки повсюду, куда бы ты ни ступил, самая отвратительная и длинная игра в покер в Божьем мире, слишком большие суммы денег слишком быстро меняют хозяев, и никогда не знаешь, кому доверять.
— Надеюсь, ты не собирался на скаку размахивать пистолетом и требовать информацию.
— А ты как обычно поступаешь в таких случаях?
— Если бы я была на твоем месте? Притворилась бы, что я здесь по делам бизнеса, придумала бы себе другое имя — у людей, которых ты ищешь, могут быть враги в городе, возможно, даже среди тех, на кого они работали. Если ты будешь смотреть в оба и навостришь уши, рано или поздно что-то услышишь.
— Это то, что ваша братия называет «исследованием», да? Ходить по всем салунам, притонам, залам карточных игр и борделям, я продержусь не больше недели, а потом меня кто-нибудь разоблачит.
— Может быть, ты лучший актер, чем думаешь.
— В смысле, мне придется оставаться трезвым дольше, чем хотелось бы.
— В таком случае нам надо выпить, не возражаешь?
После того как пассажиры поезда на Теллурид пересели на узловой станции Риджуэй, маленький укороченный поезд взобрался на Далласские скалы, снова скатился к Плейсервиллю и в конце концов тянулся по долине Сан-Мигель, через сумерки к неизвестности ночи. Тьму горного региона разбавлял лишь свет звезд, отражавшихся в ручье, бродячая лампа или отблеск камина в хижине шахтера, вскоре уступивший место дьявольскому сиянию впереди на востоке. Это не мог быть свет огня, о рассвете не могло быть и речи, но оставалась еще возможность светопреставления. На самом деле это было знаменитое электрическое уличное освещение Теллурида, первого города в США, освещенного таким образом, и Фрэнк вспомнил, что его младший брат Кит некоторое время работал над проектом поставки электроэнергии для него из долины Илион.
Огромные пики, которые впервые стали видны вчера при пересечении плато Анкомпагре, косо выстроились в длинную линию над южным горизонтом, теперь они заявляли о себе вблизи, ярко подсвеченные, возвышались перед глазами пассажиров, с любопытством глазевших на простирающееся сияние и болтавших о сплетнях, как туристы с востока.
Вскоре поезд вполз в долину, дороги по бокам были запружены, как улицы города — фургоны с провиантом и рудой, вереницы мулов, проклятия погонщиков пронизывали вечер, часто на языках, которые не понимал никто в задымленном маленьком вагоне. У дороги стоял местный сумасшедший, легко можно было поклясться, что он стоял здесь уже много лет и кричал на поезда: «Вы едете в Ад! Едете в Ад! Знайте, леди и джентльмены! Сообщите своему проводнику! Предупредите машиниста! Еще не поздно повернуть обратно!». Потом впереди появлялся свет, острые лучи теперь затмевали многие из знакомых звезд, постепенно они становились ярче масляных ламп в вагоне, и поезд въезжал в простую ограниченную систему координат города, который, кажется, был пригнан и в то же время впрессован в пол долины.
Фрэнк вышел и прошел мимо шеренги погонщиков, которые пришли в город просто постоять там и подождать, чтобы увидеть поезд, который сейчас дышал и охлаждался, пока механики проверяли тормоза и подножки, приходили и уходили с гаечными ключами, монтировками, шприцами для смазки и канистрами.
Обычно он был самым благоразумным из людей, но сейчас в этом бессердечном белом калении начал метаться в разных направлениях из-за предзнаменований жестокости, которые все были направлены на него. Бороды, неделями не знавшие стали лезвий, оскаленные желтые зубы, воспаленные красные глаза, пылающие каким-то не признающим рамок желанием... Покрывшись потом дурных предчувствий, Фрэнк понял, что приехал именно туда, где он должен находиться. Он в отчаянии оглянулся на вокзал, но поезд уже медленно возвращался обратно вниз по долине. Нравилось ему это или нет, он должен был присоединиться к компании тех, кто, ссутулившись, шел прямо к основанию, туда, где заканчивалась гряда гор, стена высотой 1314 тысяч футов, и уровень ненависти между профсоюзом шахтеров и Ассоциацией владельцев шахт, опасно высокий даже для Колорадо, можно было почувствовать даже с помощью обоняния.
Другой запах — Фрэнк выяснил, что нужно закурить сигару, чтобы его перекрыть — был запахом того, в честь чего город получил свое название, серебро здесь обычно находили в сочетании с рудой теллурида, а соединения теллура, как Фрэнк узнал в горном колледже, одни из самых неприятно пахнущих в природе, хуже, чем вонь в наихудшем общежитии, которая пропитывает вашу одежду, вашу кожу, ваш дух, можно было поверить, что запах поднимается из опустевших завалов и забоев, из повседневной атмосферы самого Ада.
В тот вечер за ужином в отеле он смотрел в окно на отряд солдат Национальной гвардии, который ехал по Главной улице к долине на запад от города. Перед ними шла, спотыкаясь, кучка грязных мужчин в лохмотьях. Даже в проторенной грязи существовало взвешенное намерение стянуть кавалерию, из-за чего у Фрэнка возникло желание поинтересоваться тут насчет убежища, хотя его соседи по трапезе восприняли это всё очень беззаботно. Казалось, это — пчелы-бродяги, кавалеристы находили всех безработных шахтеров, которым не повезло попасться им на глаза, и арестовывали их за «бродяжничество».