ых его спутниками. Весь он как нельзя более подходил к окружающей обстановке, как бы составлявшей фон, на котором вырисовывалась его величавая фигура.
Снисходительное отношение, с которым он смотрел на тревоги и ожидания своих спутников, невольно проглядывало в нем и смешивалось с удивлением, которое возбуждали в нем эти тревоги. Шумные города, в которых люди бьются из-за куска хлеба, где они интригуют, завидуют, волнуются; где взгляд встречает повсюду только кирпичные стены и грудь вдыхает только прокопченный, смешанный с дымом воздух, — все это было знакомо краснокожему вождю. Он бывал в этих городах, когда ему приходилось ходить к белым с тем, чтобы хлопотать за своих братьев и подписывать всегда нарушаемые договоры; и теперь он не мог без трепета вспоминать о том ужасе, который постоянно испытывал в этих городах, — он задыхался и, оглушенный, подавленный, уничтоженный, не знал, как выбраться на свободу и вдохнуть воздух родной пустыни.
И из-за чего бьются, враждуют и страдают эти белые?
Из-за кусочков желтого, ни к чему не пригодного металла? Странно, непостижимо для вождя…
И те самые люди, которых он знал и уважал, из которых одного он считал героем, достойным вечно охотиться в прериях Великого Духа, — как они сразу изменились, едва он повел их за этим проклятым золотом! Даже он, его брат, и тот изменил свое поведение достойного мужа при мысли о золоте!
И теперь среди величественной красоты ночи краснокожий вождь, не меняя своего положения, устремил взгляд на своего друга. О чем он думает?.. О своей семье, родных полях?.. Да, ему нужно золото, и, нарушая заветы своих предков-вождей, Виннету не делает ничего позорного… Но зачем же эти белые так устроили свою жизнь, что она ничего не стоит для того, кто не обладает этим презренным металлом, женской игрушкой!
Вождь вздохнул.
Как ни тих был вздох Виннету, он заставил охотника обернуться.
Виннету встал и подошел к нему.
— Пусть мой брат ляжет, — проговорил он на языке апачей, — его час прошел.
— Я чувствую близость человека, — тихо сказал охотник.
Виннету не удивился столь странным словам: у человека пустыни, привыкшего к вечному уединению, развиваются странные способности — он действительно может чувствовать происходящее, не видя и не слыша ничего. С особой отчетливостью он ощущает приближение чужого человека, пусть тот и находится очень далеко. Ночью же эта способность проявляется с еще большей силой.
Не ответив ни слова, вождь замер в той же позе, что и охотник, как бы стараясь проникнуть в мертвую предрассветную тишину и уловить никому не слышные звуки.
Прошло минуты три.
— Мой брат прав, — прошептал Виннету. — Кто-то есть в пустыне.
Он вернулся к костру и дотронулся до плеча спавшего Дэви. Охотник тотчас же вскочил на ноги.
— Пусть мой брат смотрит хорошенько! — проговорил вождь.
Сам он вернулся к Разящей Руке, и оба они неслышно скрылись в прерии.
На смену черноте ночи пришли предрассветные сумерки. Звезды побледнели. Красноватые, мерцающие полосы протянулись на восток. В этом дрожащем и призрачном полусвете все предметы приняли обманчивые, странные очертания.
Разящая Рука и Виннету быстро и бесшумно продвигались вперед, руководствуясь своим чутьем. Изредка, как бы замирая, они приостанавливались на секунду.
— Близко, — прошептал вождь.
Разящая Рука молча сделал знак своему другу. Тот отделился от него и пошел вправо. Выждав минуту, охотник пошел вперед, держа наготове свой страшный карабин.
— Не понимаю, — пробормотал он, пройдя несколько шагов, и остановился.
Теперь, несмотря на утренние сумерки, он ясно видел следы человека. Впрочем, следы эти были так заметны, что мимо них не прошел бы и менее опытный человек.
Было очевидно, что их оставил человек, совсем не знакомый с условиями, всеми соблюдаемыми в пустынях Запада. Ни один охотник, а тем более индеец, не решился бы так беспечно указывать всякому желающему путь, по которому он прошел. Именно это обстоятельство и привело в недоумение Разящую Руку.
— Новичок, — решил он, вглядываясь в следы, — положительно новичок… Во всяком случае, он где-то близко! — проговорил он через минуту.
Его проницательный взгляд тотчас отметил шагах в двустах, под уединенным деревом, фигуру спящего человека. Одновременно он различил и приближающегося с другой стороны вождя апачей.
Через минуту оба они стояли перед закутанным в одеяло человеком.
Возле него лежал красивый штуцер, но достать его одним движением руки было бы трудно в случае внезапной тревоги.
— Лошадь там! — прошептал индеец, показывая на восток.
— Сэр! — окликнул Разящая Рука спящего. Тот не откликнулся.
Даже Виннету не смог скрыть своего удивления.
— Уф! — проговорил он. — Бледнолицый, кажется, мертв.
— Нет, он дышит! — отвечал охотник.
Как бы в подтверждение этих слов человек отвернулся и еще плотнее натянул на голову одеяло, видимо обеспокоенный предрассветным холодком.
Разящая Рука дотронулся до спящего рукой. Тот не шевелился.
— Да проснитесь же, сэр! — крикнул он, встряхивая его.
Тот быстро вскочил на ноги и, видимо, удивленный, но совсем не испуганный появлением незнакомых ему людей, с любопытством уставился на обоих.
Перед охотниками стоял юноша, почти еще мальчик, на вид не старше семнадцати лет, несмотря на высокий рост и крепкое сложение.
Серая куртка с зелеными кантами плотно охватывала его стройный стан. Панталоны из лосиной кожи были вправлены в высокие штиблеты, черные волосы, спутанные во сне, спускались на высокий лоб и обрамляли красивое, свежее лицо. В руке он держал черную тирольскую шляпу с пером.
— Однако, сэр, — проговорил Разящая Рука, — вы довольно крепко спите.
— Устал! — рассмеялся юноша, переводя взгляд на индейца. — Он мирный? — наивно спросил он.
— Мирный, — не мог не улыбнуться охотник. — Но скажите мне, пожалуйста, кто пустил вас в прерию?
— Пустил? Меня? Я поехал сам, сэр!
— И давно вы едете?
— Двадцать восьмой день.
— И вы до сих пор не ограблены и не оскальпированы?
— О, сэр, это ведь только в романах описываются подобные ужасы! Кроме того, я вооружен.
— Хорошо же вы пользуетесь своим оружием! Где оно?
Юноша вспыхнул и поднял с земли ружье.
— Раз вы до сих пор еще живы, скажите: куда же вы направляетесь?
— К горам, сэр, к истокам Бобровой реки!
При этих словах индейский вождь сделал шаг вперед.
— Откуда моему сыну известно о существовании этой реки? — спросил он резким тоном.
— Виноват, сэр, я бы не хотел этого говорить.
Виннету быстро произнес несколько слов по-апачски, после чего Разящая Рука с удивлением и любопытством посмотрел на юношу.
— Ну, сэр, — сказал он, — так как мы едем в одно место, то не угодно ли вам присоединиться к нам?
— Благодарю вас, сэр, с удовольствием. Меня зовут Вильям Кребс.
Охотник пожал протянутую ему руку.
— Я известен в пустыне под именем Разящей Руки, — сказал он, — иногда меня называют Олдом[7], хотя, как видите, я еще не стар… А это мой друг, вождь апачей Виннету.
Юноша пожал руку и вождю.
— Очень рад, сэр, — сказал он, — мне рассказывали много ужасов про апачей!..
— Апачи великие воины, — произнес Виннету, — они не обижают беззащитных.
— Теперь, сэр Кребс, собирайтесь — нам пора присоединиться к нашим товарищам.
— Разве вы не одни?
— Нет… Наш бивак недалеко отсюда… Неужели вы не заметили нашего костра?
— Нет, сэр, я так устал и так крепко спал… Я сейчас, сэр…
Вильям свистнул.
Послышался конский топот, и через несколько секунд перед юношей стоял чудесный арабский конь белоснежной масти.
— Как до сих пор не украли у вас эту чудную лошадь? — удивился Разящая Рука.
— О, сэр, Блекки никому не дается, кроме меня, — отвечал юноша, лаская животное и проворно накладывая седло, — он загрызет всякого, кто только осмелится до него дотронуться. Уверяю вас, что он разбудил бы меня, если бы вы подошли ко мне с дурными намерениями.
Виннету кивнул головой.
— Он заметил меня, когда я подходил, — сказал он, — умная лошадь все время следила за мной. Она понимает, какой человек злой, а какой нет…
— Скажите, Вильям, — спросил Разящая Рука, — что это у вас за инструменты?
С этими словами он указал на кожаные пакеты, которые Кребс прикреплял к седлу.
— Здесь, сэр Олд, мотыги, лопата, топор и прибор для промывки золота.
— Где же мой сын думает копать золото? — спросил Виннету.
— На Бобровой реке.
Олд и Виннету снова обменялись несколькими фразами на апачском языке, после чего охотник сказал, качая головой:
— Ну, во всяком случае, я бы не советовал вам говорить об этом каждому встречному: это может привести вас к дурным последствиям.
— О, сэр, я очень хорошо чувствую людей. Кроме того, ваши имена уже знакомы — вдали от этих мест их произносили с уважением. Я от души рад этой встрече.
— Мой сын сказал хорошо! — одобрил Виннету.
— Идемте же, — предложил Олд.
Солнце уже поднялось над горизонтом. Дальние горные цепи курились в прозрачной дымке. Прерия ожила. Мириады насекомых оглашали ее разнообразным стрекотанием, а сверху неслись всевозможные звуки, издаваемые представителями пернатого царства.
Вдали, около горевшего костра, на котором варился кофе, виднелась группа охотников.
Появление нового спутника вызвало немалое удивление, но по обычаю никто не задавал никаких вопросов.
Разящая Рука назвал своих товарищей по именам, или, скорее, прозвищам, приобретенным ими во время жизни в прериях, и представил им юного золотоискателя.
— С каким удовольствием я выпью кофе! — воскликнул Вильям.
— Разве вам давно не приходилось его пить? — поинтересовался Бауман.
— Мне не советовали раскладывать костер, — отвечал Кребс, — чтобы не привлекать чьего-либо внимания, поэтому и кофе приходилось пить очень редко.