— Ну и здорово! — прошептал Джим, все еще не веря происшедшему.
— Он был просто ужасен, — шепнула в ответ Джейн.
— Про кого ты говоришь?
— Про Келса.
— Да, если хочешь, ужасен, но я бы сказал — великолепен! Эдакая отвага! Десятки судей и тысячи старателей вокруг, и он все-таки бросил им вызов. Но он знал, что произойдет после его выстрела.
— Нет. Он вовсе и не думал об этом, — серьезно заявила Джейн. — Я чувствовала, как он дрожал. Я видела его лицо… О! На первом плане у него была только мысль о потере его собственной власти, и уже на второй предательство Французика. Мне кажется, что этот выстрел означает скорее отчаяние и слабость Келса… Он больше не может владеть собой, хотя бы в его револьвере оставалась всего-навсего одна пуля.
Джим посмотрел на Джейн так, как будто ее слова были настолько же убедительны, как и непонятны.
— Ну, что ж! Во всяком случае выстрел грянул вовремя, как для него, так и для нас, — ответил он нерешительно.
— А как ты думаешь, удалось ему уйти или нет? — боязливо спросила девушка.
— Конечно, он не ушел.
— Если бы люди Келса были послушны и верны ему, он никогда бы не погиб.
— Похоже на то, что ты жалеешь об этом.
— О, мне очень стыдно… я не хотела именно так выразить свою мысль. Я не знаю… но мне ужасно жаль Келса. Мне пришлось столько перенести из-за него, выстрадать… Моя судьба была так тесно связана с его судьбой. Да и не только это! Обе наши жизни с тобой целиком зависели от него.
— Я понял тебя, дорогая, — серьезно сказал Джим.
— Но что нам-то делать теперь? Какое все-таки удивительное чувство — свобода.
— Да, надо подумать.
Долгое время они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Джейн пробовала придумать что-нибудь, однако, ее разум не поддавался ей. Оба они были словно оглушены.
К заходу солнца волнение улеглось. Исчезли и замаскированные судьи, и только кучка любопытных все еще толпилась возле виселицы с ее черными покачивавшимися жертвами. Джейн заметила, что судьи также повесили и изменника Француза. Полные презрения, они повесили его уже трупом. Что могло быть более ужасно, чем эти четыре темные фигуры? Лежащий на земле мертвец все-таки еще сохраняет достоинство смерти. Здесь же отнята не только жизнь, но также и величие смерти, и перед глазами предстает только обнаженный ужас.
— Джейн, мы должны покинуть Олдер Крик, — вдруг решительно заявил Клэв. — Неизвестно, что еще вздумают затеять эти головорезы. Гульден, например.
— Пойдем пешком. Если мы купим лошадей, или будем ждать почтовую карету, то нам придется вести разговоры с разными людьми, а это опасно. Я боюсь…
— Но, голубок милый, повсюду рассеяны бандиты. Разбойниками кишат все леса, все тропинки, и где бы мы ни были, нас все равно ожидает опасность.
— Мы будем идти ночью и отдыхать днем.
— Невозможно! Такое расстояние и ни крошки провианта.
— Ну, пройдем хоть часть пути.
— Нет. Мы возьмем два места в дилижансе на Баннек. Если в нем будет много народу, то дадут вооруженный конвой. Но надо узнать, когда он поедет. Пойдем сейчас в лагерь.
Тем временем наступила ночь, и отдельные огни зажглись во тьме. Чем дальше они шли, тем больше встречали людей. Темнота подбадривала всех. Снова засияли шумные игорные дома и бары. Беззаботный Олдер Крик вернулся к своей прежней разгульной жизни. Почтовая контора находилась сразу за «Последним слитком». В палатке горела тусклая лампа. Подойдя к конторке, Джим обратился к сидевшему за ней человеку.
— Скажите, когда отходит почтовая карета в Баннек?
— Когда мы отошлем ее, — грубо ответил человек, поднимая оценивающий взгляд на Джима.
— Ну, а когда это будет?
— Вас это не касается.
— Но я хочу купить два места.
— А, это другое дело! Подойдите ближе и дайте-ка взглянуть на себя… О-го-го! Да никак это молодой Клэв. Я совершенно не узнал вас. Мы за эти дни стали немножко придирчивы.
Лицо человека просияло. Сердце Джейн перестало так отчаянно колотиться. Она видела, как Джим положил на конторку мешочек с золотым песком, и агент отвесил стоимость билетов. Прижав руку девушки к груди, Джим поспешно вывел ее из палатки.
— Все в порядке, — взволнованно прошептал он. — Карета отходит на рассвете, обычно же она шла в полдень. Они хотят хорошо вооружить ее.
— Неужели ожидается нападение?
— Агент ничего не сказал мне об этом. Но все возможно… Будем надеяться, что ничего не случится.
— А что мы будем делать до рассвета?
И Джейн остановилась посреди улицы.
— В самом деле, что нам делать? Знаешь, пойдем и поедим чего-нибудь.
Он привел ее в маленькую техасскую чайную. Они там оказались единственными посетителями. Расторопный мексиканец подал опрятный и сытный ужин.
— Будем надеяться, что все сойдет благополучно, — сказал Джим, гладя ее по руке. Внезапно с робкой нежностью во взгляде он нагнулся к ней и прошептал: — Ты не забыла? Ведь мы муж и жена и это первый ужин в нашем медовом месяце.
— Джим! — прошептала Джейн, и щеки ее ярко запылали.
— Ты моя красавица… Но ты не девушка сейчас, ты — Денди Дейл.
— Не называй меня так, не надо!
— Не все ли равно? Ты моя, у меня много золота, разве все это не похоже на сказочный сон?
Джейн улыбалась, и строгий тон не удался ей.
— Сперва скрой меня и свои деньги, а потом уже кукарекай, — смеясь, сказала она.
Выйдя на улицу, они принялись совещаться, где бы им переночевать. Наконец, Джим решил отвести ее к своему постоянному месту ночлега.
— Здесь я всегда спал, — прошептал он, указывая на узкую нишу в скале. Закутавшись в одеяла, они прислонились к ней, и Джейн положила ему на плечо свою голову.
— Ты не озябнешь? — спросила она. — Ведь ты отдал мне все свои вещи.
Он засмеялся.
— Спи теперь. Ты измучилась, и тебе нужен покой.
— Джим, поцелуй меня.
Он нагнулся к ней и порывисто поцеловал ее. Это удивило ее. На мгновение его голова заслонила яркое сиянье звезд. Она чувствовала, как он дрожит. Затем стремительно поцеловав ее в щеку, он почти оттолкнул ее от себя. Джейн опять удивилась. Как все было странно! Она видела его лицо, освещенное звездным сиянием, и оно показалось ей мужественным, страстным и прекрасным. Постепенно она согрелась, ее мышцы расслабились, но сон все еще бежал от ее глаз. Где-то теперь Келс? Острая боль внезапно пронизала ее сердце. Ей было жаль его. Где он со своей разбитой надеждой и глубокой горечью? Как жутко было сознаться, что она обладала такой странной властью над ним, могла пробуждать лучшую сторону его души и не сделала этого до конца. Как страшно было подумать, что теперь он начнет опять проливать кровь, тогда как она могла удержать его от этого и спасти стольких бедных старателей, у которых, может быть, имеются где-то матери и любимые женщины… Но все напрасно — она любит Джима. Собою она, может быть, и пожертвовала бы, но его она не променяет ни за бандитов, ни за тысячу честнейших в мире золотоискателей. В этот момент Джейн поняла, что этот кошмар будет мучить ее всю жизнь, и никогда ей не отделаться от острой боли при мысле о Келсе. Никогда она не заснет без того, чтобы не увидеть его то мрачного и угрожающего, то нежного и тоскливо-безнадежного лица…
Глава XVIII
При пробуждении Джейн показалось, что она только-только успела закрыть глаза. Однако, рассвет приближался. Джим нежно тормошил ее, стараясь окончательно разбудить.
— Давай трогаться из этой норы, — сказал он.
Осторожно пробравшись между обломками глыб, они быстро сбежали вниз под откос. Внезапно из-за угла улицы, вернее из серого утреннего мрака, вынырнула большая карета, запряженная тремя парами лошадей.
Джим побежал еще быстрее, и вскоре они настигли карету. Кучер высоко восседал на козлах, держа в руках вожжи и длинный кнут. Возле него сидело двое людей с положенными на коленях винтовками. Дверь кареты была закрыта. В глубине виднелись силуэты пассажиров. Внезапно в окне показалась голова мужчины, рядом с ним торчал ствол винтовки. Он тихо переговаривался с кучером.
— Хелло, Клэв! Поздненько же вы! — воскликнул третий мужчина, очевидно вчерашний агент. — Садитесь скорей. Когда вернетесь обратно?
— Еще не знаю наверное, — ответил Джим.
— Ну, счастливого пути, — и он запер дверь за Джимом и Джейн.
— Трогай, Билл! — и карета покатила.
«Что за мерзкий скрип и стоны издает этот ящик!» — подумала Джейн. Джим радостно сжал ее руку. Наконец-то они в дороге.
Молодоженам досталась совершенно отдельная скамейка. Напротив них сидели трое мужчин, по виду конвоиров, ибо они беспрестанно высовывались из окна и оглядывали местность. Немного дальше сидел сонный, равнодушный, бородатый золотоискатель и молодой человек, своим свежим видом совершенно не походивший на обычного старателя. Ни один из них не обратил на Джима и Джейн особенного внимания. Дорога шла сильно в гору, и кучер Билл подстегивал свою шестерку. Расхлябанная карета, казалось, от одного только скрипа и треска вот-вот развалится на куски. Временами она так сильно подпрыгивала, что девушке приходилось крепко держаться, чтобы не свалиться со скамейки. А когда карета скатилась в речку и запрыгала по громадным валунам, то Джейн твердо решила, что все кости ее тела уже трижды переломились. Этим переездом через реку заканчивалось ущелье, и на другом берегу начиналась совершенно ровная и гладкая дорога.
Наконец, наступил день, и вышедшее солнце наполнило долину мягким красноватым светом. В карете стало светло, но кроме молодого человека на девушку никто не взглянул. Но и этот казавшийся озабоченным юноша тотчас же погрузился в какие-то грустные мысли.
Время быстро летело. Езда сделалась утомительной и монотонной. Вместе с солнечным светом появились мухи и пыль, раздражавшие Джейн. Ее обычное ровное самочувствие нарушилось, и с каждой новой милей возрастала нервозность. Прислонившись к стенке, она устало закрыла глаза. Карета со скрипом катилась все дальше.