Если бы ее застигли на свидании с возлюбленным, она была бы жестоко избита, может быть, даже убита. Но ничто не могло удержать Милли.
Осторожно выползла она на четвереньках и отползла от палатки, держась в тени. Ярко горело одно полено в костре. Едва заметно белели палатки, и чутким слухом девушка уловила тяжелое дыхание спящего усталого человека.
Поднявшись, она бесшумно пошла и вскоре потеряла из виду лагерь, только пламя костра еще мелькало в отдалении. Затем она повернула по направлению к тропинке, проложенной по склону.
Милли уже не боялась, что ее поймают, она была только нервно возбуждена, потому что не знала, где искать тропинку, знала лишь, что тропинка начинается где-то у подъема. Она найдет ее. Какие огромные темные деревья! Густо лежат тени. Только то тут, то там виднеются серебристые лунные блики. Наконец, она нашла тропинку, и сердце ее забилось радостнее. Он, должно быть, ждет ее. Что ей сказать ему?
Чем выше поднималась Милли быстрыми неслышными шагами, тем тень под деревьями становилась менее густой. Вот она добралась до конца склона; деревья кончались, и вдали открылась залитая лунным светом равнина. Она двинулась дальше, точно гонимая какой-то силой, торопясь увидеться с ним. Бегом пронеслась она несколько последних ярдов.
Очутившись в ярком лунном свете, девушка остановилась в ожидании, оглядываясь кругом, и почувствовала всю страшную важность этого момента. Он был ее единственным другом. Где он? Не пришла ли она слишком рано? Если он не… В этот момент высокая темная фигура появилась в лунном свете.
— Милли! — раздался тихий радостный возглас; Том подошел к ней и отвел ее в тень.
Душевный подъем и напряжение, приведшие ее сюда, внезапно сменились слабостью. Его присутствие, его голос, его прикосновение произвели в ней непостижимую перемену. В отчаянии она вспомнила о своей решимости не вести себя так, как при первой встрече с ним здесь.
— Я думал, что вы так и не придете, — сказал он.
— Я… опоздала? — шептала она.
— Ничего, главное — вы здесь, — ответил он и обнял ее.
— О… не надо, — умоляюще произнесла она, отклоняясь от него.
— Почему, разве это нехорошо? — с внезапной тревогой спросил он.
Молча, томимая сладостной мукой, стояла Милли около него, вся охваченная трепетом.
Он взял ее за подбородок и заставил поднять голову, чтобы увидеть ее лицо.
— Взгляните на меня, — настойчиво сказал он и слегка привлек ее к себе. — Разве вы не знаете, что все это значит, не знаете, что я чувствую?
Милли показалось, что она не выдержит и упадет. Последние остатки силы и мужества покинули ее. Однако она заставила себя взглянуть на него и даже в тени деревьев увидела, как горят его глаза.
— Как могу я знать… Когда вы никогда не говорили… мне?.. — задыхаясь, прошептала она.
— Я люблю тебя… вот что, — вырвалось у него. — Разве это необходимо высказать вслух?
Как ни ясно и решительно это было сказано, она не смогла этого понять. Он совершенно лишил ее воли. Она склонилась головой к нему на грудь.
— Милли, может быть, я обидел тебя? — спросил он, склонившись над ней.
— Чем же вы могли обидеть меня?
— Так ты хоть скажи, мил ли я тебе?
— Разве это можно высказать вслух?
— Нет, — тихо ответил он и наклонился к ее губам. — Но докажи мне это…
Милли, может быть, уступила бы его настойчивости и поцеловала бы его, если бы все силы не иссякли у нее под влиянием его пылкости. Но она смогла лишь склониться к нему и уцепиться за него слабыми руками, счастливая и измученная. Мгновение он молча обнимал ее.
— Как тебя зовут? — вдруг спросил он.
— Милдрет Фэйр, — еле слышным голосом ответила она.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать… скоро будет восемнадцать.
— Ты кого-нибудь до меня любила?
— О, нет!
— Значит, ты любишь меня? — спросил он и поцеловал ее в щеку.
— Разве ты не знаешь, что люблю?
— Хочешь стать моей женой? — живо спросил он.
— Да, — шепнула она.
— Ко1да?
— В день моего совершеннолетия… если ты захочешь так скоро жениться на мне.
— Захочу! Меня так тянуло к тебе, что без тебя я чувствовал себя растерянным и несчастным. Сначала это чувство не было так мучительно. Оно постепенно росло во мне. Но полюбил я тебя с того момента, как сказал, что, может быть, никогда не увижу тебя. Помнишь?
— Да, Том, я помню это так же хорошо, как ты.
— Помнишь? Когда же ты полюбила меня? Мне интересно знать. Скажи, когда?
— С той минуты, как увидела тебя, когда ты остановился около лошади.
— Милли! — он не верил и, чтобы окончательно увериться в своем счастье, стал ласкать и целовать ее.
Некоторое время спустя, когда они сидели, прислонившись к дереву и он обнимал ее за талию, Милли рассказала ему историю своей жизни. Не долго говорила она о своем детстве с его бедностью и тяжелой работой на ферме, о тщетных надеждах и стремлениях своих школьных лет и о последних мрачных месяцах с их тяжелыми переживаниями.
— Бедная моя! Конечно, мы созданы друг для друга, — заявил он и тоже кратко поведал ей о себе.
Жизнь была тяжела и у него, он пережил много потерь, и лишь изредка выпадали на его долю короткие счастливые минуты.
— Я всегда работал на ферме, — заключил он. — И мечтаю опять вернуться к работе на земле. И я добьюсь своего! И ты будешь моей женой, Милли!
Милли разделяла его восторг, и у нее не хватило духу сказать ему, что ей не по душе это истребление бизонов, и рассказать о своих опасениях относительно Джэтта. В первый раз испытывала она радость.
Проходили часы, и высоко в небе стояла луна, полная, серебристо-белая, заливая светом всю равнину. Снизу, с реки, доносился глухой вой волка. Зловеще кричала сова. Вся эта дикая красота казалась неотделимой частью новой, необычайной жизни Милли.
— Ну, тебе нужно возвращаться обратно в лагерь, — сказал, наконец, Том.
— О, разве уже пора? Может быть, я никогда больше не увижу тебя! — вздохнула она.
— Ты терзаешь меня моими собственными словами, — ответил он, и его поцелуи заставили ее замолчать. — Хочешь, встретимся здесь завтра ночью, как только у вас в лагере все уснут?
— Да.
— А теперь идем. Уже поздно. Покажи мне дорогу, я провожу тебя до того места, где нам безопаснее будет разойтись.
Когда показались вдали бледные пятна палаток, он пожелал ей спокойной ночи и неслышно скрылся в зыбком ночном сумраке. Милли украдкой пробралась к своей палатке, пролезла в нее, легла в постель и долго не могла заснуть, думая о том, что мир теперь изменился для нее и что она никогда и ни за что не откажется от своего счастья.
Глава VI
Пение диких канареек разбудило Милли на рассвете, и это показалось ей хорошим предзнаменованием. Как приятно проснуться под такую музыку и с такой мыслью!
Громкое лошадиное ржание, донесшееся из лагеря, означало, что кто-то из охотников встал. Вскоре сильные удары топора разогнали канареек: Джэтт колол дрова. Лучи розоватого света, проникшие сквозь отверстия палатки, окончательно доказали, что наступил новый день. Милли почувствовала безграничную жажду жизни. Никогда еще не было у нее такого дня. Она лежала в постели долго после того, как треск костра и звяканье кастрюль возвестили ей о начавшихся приготовлениях к завтраку.
— Эй, Милли, что это ты залежалась, как старуха? — крикнул Джэтт, и на этот раз в голосе его не было ни резкости, ни грубости. — Что ты, умерла?
— Жива, и не собираюсь умирать, — ответила Милли, чуть ли не радостно, вкладывая в свои слова особый смысл.
— Так выходи скорей, — прибавил Джэтт.
Милли не стала торопиться, как обычно; она чувствовала себя как-то особенно смелой, ей захотелось обмануть ожидания Джэтта, и когда она подошла к костру, охотники уже ушли. Ела она так мало, что мистрис Джэтт заметила это необычное у Милли отсутствие аппетита.
— Ты больна? — почти сочувственно спросила она.
— Нет. Мне просто не хочется есть, — ответила Милли.
— У тебя горит лицо. Вероятно, лихорадка, — сказала та, глядя испытующе на Милли. Я дам тебе лекарство.
— Нет, спасибо. Я чувствую себя хорошо, — возразила Милли.
Но, несмотря на это спокойное заявление, ей было очень неприятно, что щеки ее так горят. Эту женщину не так легко обмануть. Вместе с тем Милли догадывалась, что мистрис Джэтт весьма вероятно отнеслась бы с симпатией к Тому Доону. Однако Милли не решилась последовать своему внезапному побуждению. Она быстрее и даже тщательнее, чем всегда, исполнила свою обычную работу и ушла к себе в палатку.
Утро было тихое, теплое и не столь жаркое, как в предыдущие дни, так как небо было облачное. Она прислушалась. С равнины, с речки, впадавшей в Красную реку, отовсюду доносились ружейные выстрелы. В них не было правильного чередования, и только изредка наступали промежутки полной тишины. Вскоре она услышала глухой гул или слабый грохот, похожий на далекие раскаты грома. Сначала она подумала, что надвигается гроза, но гром гремел слишком упорно и непрерывно. Она удивленно напрягла слух. Долгий глухой гул! Что бы это могло быть? Она слышала о землетрясениях, и на мгновение ее охватил страх перед таинственной и неведомой подземной силой. Но такой звук, разносившийся в тихом летнем воздухе, могло производить только стадо бизонов.
— Это бизоны! — испуганно воскликнула Милли. — Их топот похож на раскаты грома, как говорит Джэтт.
Она прислушивалась, пока гул не стал удаляться, ослабевать и, наконец, замер вдали. Милли отправилась бродить вокруг лагеря, осматривая лес и несколько раз удерживаясь от желания подняться по тропинке вверх. Наконец, она поддалась своему желанию, дошла до последних деревьев на подъеме и из-за них оглядела зеленеющий простор. На равнине было пустынно, как всегда. Милли захотелось подняться куда-нибудь еще выше, откуда она могла бы увидеть всю окружающую местность.
Вблизи стояло дерево незнакомой ей породы. Ветви его спускались низко и простирались под одним из высоких вязов. Милли решила, что ее труднее будет заметить, если она взберется на дерево, и вместе с тем она достигнет своей цели. Она влезла на небольшое дерево и с него перебралась на вяз и устроилась на высоком разветвлении, до которого было нелегко добраться. Оттуда она осмотрела окру