— Умоляю вас, будьте моим другом! — обратилась к нему Милли. Тот взглянул на нее, как бы не понимая, но в то же время сочувственно.
— Кэтли, — сказала она и, подойдя к нему, тихо дотронулась до его руки, — была ли у вас когда-нибудь сестра или возлюбленная?
— Не было, иначе я был бы другим человеком, — грустно ответил он.
— Но вы честный человек, — быстро продолжала она.
— Я честный человек? Вы с ума сошли! Никогда таковым не был. А теперь к тому же вор и грабитель!
— О, так это правда? Джэтт ворует шкуры! Я все время чувствовала, что тут что-то неладно.
— Не говорите Джэтту, что я сказал об этом, — почти угрожающе сказал он.
— Ничего я не скажу, обещаю вам! Вы можете верить мне, — поспешно добавила она. — Ия верю вам. Я не считаю вас грабителем. Джэтт втянул вас, он опасный тип. Я ненавижу его.
— Да, Джэтт мерзкий человек, и он злоумышляет против вас. Признаюсь, я думал, что вы все знаете и не обращаете на это внимания.
— Не обращаю внимания! Если он дотронется до меня, я убью его и себя, — страстно прошептала она.
Кэтли, по-видимому, столкнулся тут с чем-то новым для него, и это растопило его обычное равнодушие ко всем и ко всему.
— Вот как относятся к этому хорошие девушки! — прошептал он.
— Да. И я прошу вас… быть моим другом…
— Вон идет Пруайт, — прервал ее Кэтли, повернувшись к лошадям. — Не следует, чтобы он или другие видели, что вы говорите со мной.
Милли подняла тяжелое ведро и, сторонясь пыли, поднятой Пруайтом с его лошадьми, поспешила обратно в лагерь. Между Джэттом и его женой происходила перепалка, но, увидев девушку, они замолчали. Милли принялась за свою прерванную работу, но теперь она уже знала, что находится среди воров и грабителей. Выяснилось, чем занимается Джэтт, и жена его, несомненно, являлась его соучастницей. Когда Кэтли так откровенно подтвердил опасения Милли, она воспрянула духом, и мысль о возможности привлечь этого закаленного человека на свою сторону вдохнула в нее мужество и решимость. Сразу превратилась она снова в ту девушку, которая написала бодрое письмо Тому Доону.
На другой день, не успело взойти солнце, как три повозки снова быстро катились к югу. Милли попросила Кэтли устроить ей удобное место сзади в повозке Джэтта. Он приладил дополнительный парусиновый навес от солнца. Она смотрела на Кэтли со своего места, ожидая, что он заговорит с ней или взглянет на нее так, что надежда ее окрепнет. Но он молчал и сидел, опустив голову. Однако Милли не считала его молчание неблагоприятным признаком. Она не могла бы доказать этого, но чувствовала, что этот человек поможет ей.
Милли строила планы своего спасения: передать хоть слово Тому Доону, сообщить охотникам, что ее, в сущности, держат, как пленницу, и выдать Джэтта, — как вора и грабителя.
Она воспользуется этим, как верным оружием, когда представится случай. Но если она необдуманно и случайно заикнется об этом, то это может иметь для нее поистине роковые последствия: Джэтт попросту убьет ее.
Было еще раннее утро, когда Джэтт отъехал в сторону, чтобы пропустить встречный охотничий отряд. Милли не заметила этого, пока необычная тряска не заставила ее приподняться на колени и выглянуть. Джэтт свернул с главной дороги в низину, по которой некоторые проезжали напрямик, чтобы сократить путь. Четыре повозки, тяжело нагруженные шкурами, проехали в некотором расстоянии справа от них. Первые лошади были белые — Милли показалось, что она узнает лошадей Хэднолла. Сердце у нее готово было разорваться. Но она не раз уже встречала белых лошадей, и всегда это производило на нее такое же впечатление. Если она выскочит, побежит, и потом окажется, что она ошиблась, то она рискует всем, на что надеялась. Кроме того, присмотревшись, она решила, что ошиблась, и с глубоким вздохом опустилась на свое место.
Время шло быстро. Милли, погруженная в свои думы, постепенно уснула и проснулась только, когда подъезжали к новой остановке. И первое, что она услышала, это были слова Джэтта, обращенные к поравнявшемуся с ним Фоллонсби:
— Не отряд ли Хэднолла мы встретили?
— Первые две повозки были его, — ответил Фоллонсби. — Впереди ехал этот молодой парень, мастер по сдиранию шкур, а второй повозкой правил тот урод работник Хэднолла. Остальных не знаю.
Милли прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Волнение ее было так велико, что она затрепетала как лист. Быть так близко от Тома и не взглянуть на него! Это было ужасно! Она лежала чуть ли не в обмороке, и голова у нее кружилась. Одна мысль настойчиво возвращалась — Том приедет завтра в Спрэг и получит ее письмо. Он, не теряя времени, поедет вслед за ней и, может быть, нагонит Джэтта раньше, чем тот доедет до конца своего пути. Эта мысль ободрила ее в эту мучительную минуту. Растерянность ее прошла, но осталась какая-то слабость, так что, когда она слезла с повозки, то едва не упала, и затем так неловко принялась за работу, что мистрис Джэтт накричала на нее. Мужчины возились с лошадьми и вскоре вернулись голодные. Встреча с повозками, нагруженными шкурами, временно отвлекла Джэтта и его помощников от обычных ссор и перебранок.
— Много ли было у них шкур? — осведомился Джэтт.
— Не особенно, — ответил Фоллонсби.
— Вполне достаточно, чтобы заставить нас свернуть с дороги, — многозначительно заметил Пруайт.
Джэтт, сверкнув глазами, взглянул на него. Тогда Кэтли протяжно сказал:
— Странно, что они не заметили нас. Мы всего немного спустились вниз. Первой повозкой правил этот парень Хэднолла, Том Доон.
— Ну, а если бы они и заметили? — возразил Джэтт, смущенный этим замечанием обычно молчаливого Кэтли.
— Ничего. Я узнал его, вот и все, — уклончиво ответил Кэтли, опустив глаза.
Когда мгновение спустя он поднял их и посмотрел на Милли, взгляд его был острый, как кинжал, и странно блестящий — таких глаз она не видела у него никогда. Он хотел, чтобы она знала, что он видел Тома Доона. Милли тоже опустила глаза и пролила немного кофе из чашки. Она сомневалась, верно ли она истолковала взгляд Кэтли. Затем он перестал обращать внимание как на нее, так и на остальных и, поужинав и нарубив дров, исчез куда-то.
Джэтт и его задиристые компаньоны еще долго о чем-то спорили, ссорились и кричали, сидя вокруг костра.
Следующий день не принес ничего нового, только Кэтли старался теперь избегать Милли и как будто не замечал ее, и затем она вывесила на повозке свой красный шарф в надежде, что он не останется не замеченным. И дни шли за днями, а путешествие все продолжалось.
Через неделю им стали попадаться отдельные блуждающие стада бизонов. Милли тысячи раз оглядывалась на бесконечную дорогу, которую она оставляла за собой. Не было видно ни одной повозки.
На девятый день в полдень Джэтт заметил вдали огромное, занимавшее все видимое пространство прерии стадо бизонов. Он остановился и указал на него своим угрюмым спутникам, ни на что не обращавшим внимания; затем он опять придержал лошадей и на этот раз прислушался к доносившимся до дороги звукам.
— Слышите? — крикнул он Фоллонсби.
Милли услыхала ружейные выстрелы, вблизи и вдали. И странно, кажется, впервые она была рада услышать их. Охотники направились к реке, извилистая линия которой, окаймленная зеленью деревьев, находилась теперь совсем близко. Милли в последний раз оглянулась на дорогу как раз в тот момент, когда Джэтт свернул в лес. Вдали, на горизонте, Милли увидела точки — белую и черную. Может быть, то были лошади и повозка Тома Доона! Он не мог слишком отстать. Пожалуй, даже к лучшему, что он не нагнал повозок Джэтта. Они уже достигли теперь охотничьей области, и скоро ее судьба изменится.
Джэтт велел остановиться на тенистой прогалине под тополями сразу за рекой, и тут Милли увидела, что это место его прежней стоянки. Его палатки и место для костра, ящики и дрова — все оставалось нетронутым за все время его отсутствия.
— Распрягите лошадей и разгрузите повозки, — приказал Джэтт помощникам. — А я посмотрю, что с моими верховыми лошадьми.
— Можно было спокойно оставить здесь лошадей попастись, за них бояться нечего, — ответил Фоллонсби.
— Но сюда могли нагрянуть конокрады!
— Ха! Ха! — засмеялся своим гнусным смехом Пруайт. — Ведь вы знаете, что все эти охотники — честные люди.
Джэтт углубился в зеленую чащу. Помощники его разгрузили повозки и перенесли ящики и мешки с съестными припасами под тополь. Мистрис Джэтт разбила палатку около костра.
— Мисс, — сказал Кэтли Милли, — парусиновый навес повозки весь разорван, а другой палатки для вас нет, надо сначала починить эту парусину.
— Значит, я могу остаться в повозке? — спросила она.
— Почему же нет? Мы вряд ли скоро двинемся отсюда или начнем перевозить шкуры.
К концу дня жара спала, и Милли захотела немного погулять — она так долго сидела и была лишена движения. И она стала прохаживаться взад и вперед под деревьями. Этот лагерь был самый уединенный из всех, которые когда-либо выбирал Джэтт — далеко от прерии, в густой чаще на берегу реки, скрытый деревьями от противоположного густо заросшего берега. Если бы место это не имело такого зловещего характера и не являлось бы своего рода тюрьмой для Милли, она наслаждалась бы там и была бы рада этой тишине и красоте. Она блуждала по зеленому берегу, пока мистрис Джэтт не позвала ее помочь ей готовить ужин. Как раз в это время вернулся Джэтт, сапоги его были в грязи, и одежда покрыта колючками и обломками прутьев.
— Нашел всех лошадей, кроме гнедой кобылы, — заявил он. — И завтра мы сможем опять приняться за работу. Я намерен теперь работать как следует.
— Гм! Интересно знать, как вы называете то, что мы делали раньше, — ответил Фоллонсби.
— Ну, Джэтт, никакой работы не будет, пока вы не рассчитаетесь с нами, — хрипло прибавил Пруайт.
Джэтт отпрянул от изумления и бешенства, охватившего его.
— Вот как! — грубо сказал он. — Ну, так ждите, пока вы не подохнете здесь.
— Подождем, хозяин, — ответил Пруайт.