Джонатан Смит следовал за ними как тень и в апреле 1852 года прибыл вместе с ними в Сан-Франциско.
Евстафий, суеверный, подобно большинству южан, видел дурное предзнаменование в этом преследовании. Но граф, в гордой уверенности, смеялся над опасениями своего товарища и ревностно принялся вербовать всевозможных авантюристов для отыскания «сокровища инков» в Соноре. Такое название своему предприятию он дал для того, чтобы сохранить тайну и в то же время подбросить приманку авантюристам и золотоискателям, так как уже целые века по всей Южной Америке ходил рассказ о спрятанных сокровищах прежних владетелей Мексики, инков.
К сентябрю месяцу, когда, как читатель, вероятно, помнит, должны были явиться в Сан-Франциско Железная Рука и Большой Орел, граф уже завербовал для экспедиции около 150 человек и постоянно объявлялись новые охотники, в числе которых было немало всяких проходимцев, которые в то время отовсюду стекались в Калифорнию.
Нашим молодым читателям известно из географии, что полуостров Калифорния составляет часть западного берега Северной Америки и отделен от материка калифорнийским заливом. Против этого полуострова по берегу материка лежит мексиканская провинция Сонора с гаванью Сан-Хосе. На востоке она ограничена цепью Кордильер, на севере отделяется Рио Хилой от Новой Мексики, которая уступлена Соединенным Штатам[8]. В этой области находятся необозримые равнины и прерии, населенные воинственными индейскими племенами апачей и команчей.
Летом того же 1852 года, когда граф де Сент-Альбан прибыл в Сан-Франциско, эти дикари несколько раз врывались во владения белых, сопровождая свои набеги страшными опустошениями. Ходили даже слухи о готовящемся союзе двух больших доселе враждебных друг другу племен апачей и команчей с целью общего нападения на мексиканские колонии.
До сих пор, однако, жители прибрежных городов Соноры, равно как и богатые владельцы гасиенд внутри страны, тщетно просили правительство принять меры для их защиты.
При таких обстоятельствах граф послал Евстафия в Мехико, чтобы переговорить с правительством о своей экспедиции в Сонору и предложить ему свою помощь в деле усмирения диких индейских орд.
Отсутствие Евстафия продолжалось уже три месяца, и граф с нетерпением ожидал его возвращения.
В 8 часов вечера 3 сентября, в первый день полнолуния в этом месяце, следовательно, в тот день, когда должно было состояться свидание трех золотоискателей на Plaza Major, — граф Сент-Альбан, нетерпеливо считая минуты, прохаживался взад и вперед по своей комнате, между тем как его секретарь, мексиканец, сидел за заваленным бумагами столом и читал графу список людей, заявивших в этот день о своем желании присоединиться к экспедиции; их оказалось 20 человек.
— Родриго, — читал секретарь, — бывший староста цеха грузчиков Сан-Хосе; из-за удара ножом, имевшего смертельный исход, убежал на рудники, там услыхал о предприятии вашего сиятельства и явился в Сан-Франциско. Принимать ли его?
— С какой стати человек станет наносить удары ножом? — спросил граф. — Не могу же я принять явного убийцу.
— Caramba, сеньор генерал! У моих соотечественников кровь горячая, и ссоры из-за пустяков часто случаются в кабаках, — спокойно возразил мексиканец, для которого удар ножом казался почти равнозначным удару кулаком.
— Ну, ладно, запишите его, хотя у нас и так уже набралось много всякой дряни. Дальше!
— Два английских матроса, бежавших со шхуны, которая стоит сейчас на рейде.
— Их капитан не потребует назад?
— Сеньор, мы находимся в свободной стране.
— Ну, хорошо, примите обоих. Они, наверное, пьяницы, но, может быть, честные ребята!
— Только на матросов-янки нельзя положиться. Кстати, я вспомнил об одном американце, который, как он говорит, приехал вместе с вами из Европы. Я уже несколько раз отказывал ему, согласно приказанию вашего сиятельства, но он утверждает, что имеет право участвовать в экспедиции и жалуется на свою крайнюю нищету.
— Его имя — Джонатан Смит?
— Да, кажется, так.
— Дайте этому нахалу несколько долларов и пусть он оставит нас в покое. Ни в каком случае не принимать его. Кто там еще?
Секретарь прочел еще несколько имен различных наций. Почти все были приняты.
— Вы закончили, сеньор? — спросил граф.
— Еще двое, ваше сиятельство. Один оставил свою карточку… вот она; другого зовут Крестоносец.
— Странное имя; откуда он? — спросил граф.
— Это француз из Канады; он поклялся на серебряном кресте, который носит на груди, убивать каждый месяц, по крайней мере, четверых апачей. Я не знаю в точности, что за причина такой лютой ненависти, но, кажется, апачи напали на него с его семейством в пустыне, убили его жену и детей, а самого его захватили в плен и держали в рабстве, пока ему не удалось убежать. С тех пор он из года в год исполняет свою клятву и, понятно, что его враги боятся его, как дьявола.
— Как же он явился сюда?
— Вероятно, услыхал о нашем походе и захотел в нем участвовать, так как он направлен против его заклятых врагов, апачей.
Это объяснение показалось графу достаточным; он взглянул на карточку, переданную ему секретарем, и прочел: «Барон фон-Готгарт, поручик в отставке».
— Очевидно — немец, вероятно, бывший прусский офицер. Посмотрим. Здесь ли волонтеры, сеньор?
— Я велел им всем придти сюда, чтобы представиться вашему сиятельству.
С этими словами мексиканец встал, отворил дверь в прихожую и впустил толпу людей, которые с поклоном остановились перед графом.
Тут собрались люди всевозможных национальностей: двое английских матросов, которые, как и угадал граф, оказались сильно под хмельком, несколько испанцев, шведов, итальянцев и мексиканцев. Между ними особенно выделялся один датчанин, геркулесового сложения, уже довольно пожилой и с отталкивающею физиономией, в которой с первого взгляда можно было угадать моряка, если не морского разбойника. Рукой он все время держался за рукоятку маленького кинжала, заткнутого за кожаный пояс.
Несколько в стороне от толпы стояли еще двое. Один молодой человек, лет двадцати, в поношенном, но чистом сюртуке, застегнутом доверху; лицо его, носившее отпечаток благородства, было бледно и худо, как после долгой болезни или нужды, в глазах стыла тяжелая печаль.
Мужчина, стоявший рядом с ним, резко отличался от него. Он был, по крайней мере, вдвое старше, судя по изборожденному морщинами, обветренному лицу и густой белой бороде. Поверх кожаной индейской рубашки, составлявшей вместе с кожаными штиблетами его костюм, висел на шнурке серебряный крест — редкое украшение трапперов — длиною в 3 дюйма. Вооружение его состояло из длинного ружья, на дуло которого он опирался, ягташа, сумки для пуль, рога для пороха и ножа, заткнутого за пояс.
Окинув взором толпу, граф в течение нескольких секунд с видимым удовольствием смотрел на обоих людей, в которых он угадал прусского офицера и Крестоносца; потом он подошел ближе и сказал:
— Итак, вы хотите присоединиться к экспедиции в Сонору, и вам уже известны условия. Первое и самое главное — это безусловное подчинение моим приказаниям. Согласно договору, вы присоединяетесь ко мне и к моему предприятию на год. Задаток — 40 долларов, ежемесячное жалованье — 4 дублона[9]. Кроме того, пятая часть всего золота, которое мы найдем или добудем, разделяется поровну между членами отряда.
— Хорошо, или, лучше сказать, довольно плохо, — произнес грубый моряк, когда граф замолчал, — а кто нам поручится, что и это немногое не будет уменьшено или вообще достанется нам?
— Порукой в том слово графа де Сент-Альбана, — гордо возразил граф.
— Дьявол! — воскликнул моряк с усмешкой, — этого мне мало. Самое лучшее, это глядеть в оба и держать кулак наготове, чтобы охранить свои права.
Граф сделал шаг вперед и сказал, по-видимому, без всякого раздражения:
— Как вас зовут?
— Ну, — проворчал корсар, — мое имя довольно хорошо известно, чтобы избавить меня от любой неприятности. Меня зовут Черная Акула.
— Морской разбойник, заслуживший такую дурную славу?
— Да, если вам угодно знать. Всякий добывает свой хлеб, как умеет, и так как мой корабль погиб, то я хочу попытать счастья на суше. Но я вам вперед говорю, господин граф, что Черный Пират не станет подчиняться всякому вашему капризу.
Граф понял, что необузданность этого человека повредит его авторитету в глазах других, если останется безнаказанной, и решился поступить сообразно с этим.
— Ну, любезнейший, — сказал он холодно, — теперь я вас знаю и постараюсь обеспечить себе повиновение с вашей стороны, если только еще позволю вам присоединиться к экспедиции. Во всяком случае я вам даю добрый совет никогда больше не выражать сомнений в честности графа де Сент-Альбана, иначе…
— Что иначе? — нахально перебил корсар.
— Иначе с вами каждый раз будет случаться то же, что сейчас, — при этих словах кулак графа с такой силой ударил разбойника в лоб, что тот грохнулся навзничь. Заревев, как раненый буйвол, он вскочил, выхватил кинжал и бросился на безоружного графа.
Гибель последнего казалась неизбежной; общий крик ужаса огласил помещение; но разбойник пользовался такой недоброй славой, что, несмотря на гибель его корабля и банды, несмотря на то, что он сам теперь скрывался в Сан-Франциско от преследования, — никто не решался подступиться к нему.
Только молодой пруссак бросился между двумя противниками, чтобы отвести удар пирата, но в ту же минуту был отстранен рукою графа, который очутился лицом к лицу с разъяренным матросом. В то же время зрители увидели, что правая рука графа, оцарапанная острием кинжала, схватила руку разбойника чуть выше кисти.
Последовавшая затем сцена была столь же ужасна, как и поразительна. Ни одна черта не изменилась в лице графа, ни малейшего движения мускулов его руки не было заметно, а между тем атлетическое тело корсара изгибалось подобно змее, силясь освободиться от хватки графа. Лицо пирата побагровело, пена выступила на его губах, стоны его становились все сильнее и сильнее, и, наконец, этот сильный человек, не пощадивший, быть может, сотню жертв, упал на колени и простонал: