— Пощадите!
Граф выпусти его руку и оттолкнул его.
— Я заплачу за твое леченье. Когда ты поправишься, заяви моему секретарю о твоем желании присоединиться к экспедиции; я даю свое позволение.
Побежденный корсар отвечал на это стоном и, поддерживая беспомощно висевшую руку, вывернутую из суставов, другой рукой, шатаясь вышел из комнаты.
Оставшиеся молча поглядывали друг на друга. Происшествие произвело глубокое впечатление на этих заносчивых людей, и граф увидел, что его цель, без сомнения, достигнута.
Он подошел к молодому пруссаку и протянул ему РУКУ-
— Вы один поспешили ко мне на помощь; узнаю истинного солдата. Я принимаю вас в число участников моего предприятия и, если вам угодно, назначаю своим адъютантом.
В глазах офицера выразилась радость при таком отличии; он от души поблагодарил графа и представил ему старого траппера с серебряным крестом, как своего испытанного друга и товарища в странствиях по пустыням Скалистых гор.
— Я слыхал о вас, господин Крестоносец, — сказал ему граф приветливо, — а также о том, что вы поклялись мстить апачам за то горе, которое они вам причинили.
— Будь прокляты эти ядовитые гады! — произнес старый траппер и лицо его приняло мрачное выражение. — Я надеюсь, благодаря вашей экспедиции, завершить свою месть.
— Как так?
— Как только вождь апачей, Серый Медведь, падет от моей руки, мой обет будет исполнен.
— Я уже слыхал имя индейца, о котором вы говорите, только не помню, где и когда.
— Это самый храбрый, но и самый свирепый воин из племени апачей, — сказал Крестоносец. — Благодаря его силе и дьявольской хитрости его соплеменника Черной Змеи народ апачей сделался ужасом Соноры. Кроме меня, — прибавил он с гордостью, — только двое решатся вступить в единоборство с ними — француз Фальер, прозванный Железная Рука, и его неразлучный товарищ, Большой Орел из племени команчей.
Можно себе представить, с каким вниманием граф стал слушать Крестоносца, услыхав эти имена. Между тем ничего не подозревавший охотник продолжал:
— Странно, что нам ни разу не пришлось встретиться, хотя весьма вероятно, что и они слыхали обо мне. Они предпочитают охоту в горах, я же — в прерии; впрочем, я надеюсь познакомиться с ними здесь.
— Как здесь? — невольно вырвалось у графа.
— Да, я слышал, что они отправлялись в Сан-Франциско повидаться с одним старым товарищем.
Граф чуть было не выразил своего удовольствия; теперь он видел, что его планы сбываются.
— Господа, — сказал он с благосклонной улыбкой, — вы можете передать своим товарищам, что через несколько дней мы отправляемся водою в Сан-Хосе. Теперь же позвольте мне пригласить вас, как своих гостей, в ближайший ресторан.
Угощая своих новых спутников, граф раз десять посматривал на часы, как будто бы мог ускорить этим течение времени, и глубокий вздох вырвался из его груди, когда, наконец, назначенный час наступил. Он встал как раз в то время, когда рассказ о каком-то охотничьем приключении приковал к себе внимание собравшихся в зале, и надеялся уйти незаметно; но это ему не совсем удалось. Два внимательных глаза, принадлежавшие янки Джонатану Смиту, который тоже находился в ресторане, упорно следили за графом, и как только он подошел к двери, американец вышел из-за колонны, за которой прятался, и незаметно последовал за графом, в некотором отдалении.
Как нам известно, это был первый день полнолуния. Тени зданий резко обрисовывались при лунном свете. Граф медленно пошел к собору и вдруг ему показалось, что он видит три темные тени на назначенном месте. Это число удивило его, так как, по словам покойного гамбузино, только двое людей, знавших о сокровище, должны были явиться на свидание. Граф ускорил шаг, чтобы выяснить, в чем дело, как вдруг хорошо знакомый голос заставил его остановиться.
— Вон там находится жилище графа, — говорил этот голос. — Мы сейчас будем там, дон Альфонсо!
В ту же минуту граф увидел пять или шесть всадников, ехавших через площадь.
— Евстафий! — крикнул граф.
— Клянусь душою, это его сиятельство! — раздался радостный голос верного слуги. В то же мгновение Евстафий соскочил с лошади и, передав ее одному из своих товарищей, поспешил к своему любимому господину и другу.
— Я являюсь к вашей милости с почетными гостями, — сказал он после первых приветствий, — и с самыми счастливыми известиями.
Между тем подъехали остальные всадники и при свете луны граф увидел впереди пожилого господина и молодую даму в испанских костюмах, очевидно принадлежавших к знати. Евстафий выступил вперед и с поклоном представил друг другу графа и вновь прибывших:
— Дон Альфонсо де Гусман, и вы, прекрасная донья Мерседес, позвольте вам представить моего господина графа де Сент-Альбана — начальника Сонорской экспедиции. Граф, вы видите перед собою одного из знатнейших сановников Мексики и его дочь. Дон Гусман является в качестве посланника от его превосходительства господина президента мексиканской республики, чтобы переговорить с вами лично о различных частностях контракта, который вы предложили правительству.
Окончив это церемонное представление, храбрый провансалец вздохнул с облегчением и присоединился к свите; испанец же слез с лошади и со свойственной его нации величавостью приблизился к графу.
— Сеньор граф, — сказал он с церемонным поклоном, — я явился сюда, чтобы передать вам предложения господина президента. Он вполне сочувствует вашему предприятию, и желает вам славнейшей победы над язычниками-апачами.
Как ни была неприятна графу эта неожиданная помеха, однако он был настолько умен и вежлив, что проводил гостей к своему жилищу и сделал распоряжения принять их как можно лучше. Затем он попросил у них позволения оставить их на время, и вторично поспешил на Plaza Major. Неожиданное прибытие гостей отняло у него около получаса; но граф не беспокоился об этой отсрочке, так как теперь знал, что двое людей, столь важных для успеха его предприятия, прибыли в Сан-Франциско, и был уверен, что у тех, кто прошел тысячу миль, хватит терпения подождать каких-нибудь полчаса. Итак, он дошел до места, где соборная колокольня бросала тень, но тут никого не оказалось. Ужас графа, обыкновенно так хорошо умевшего владеть собой, был беспримерен. Он еще раз осмотрелся вокруг — это было то самое место, о котором говорил гамбузино; посмотрел на часы — они показывали половину одиннадцатого. Оставалось только предположить, что какое-нибудь неожиданное препятствие помешало обоим людям явиться вовремя, так как граф не мог думать, что они ушли, не дождавшись его. Итак, он решился подождать их, и стал медленно прохаживаться взад и вперед перед собором. Но время текло и никто не являлся. Наконец, когда соборные часы пробили полночь, терпение графа истощилось. Надеясь, что завтра ему удастся отыскать запоздавших где-нибудь в городе при помощи Евстафия или, еще лучше, Крестоносца, он вернулся домой, и, по примеру своих гостей, лег спать. Но если бы он знал, что произошло на месте свидания в эти полчаса — его сон не был бы так спокоен.
Глава IIIДрузья гамбузино
Читатель, вероятно, помнит, что Джонатан Смит следовал за графом, как шакал за тигром. Они находились шагах в пятидесяти друг от друга, когда неожиданное появление всадников заставило графа уклониться от своего первоначального пути. Проницательность подсказала американцу, что граф изменил таким образом свой первоначально задуманный план. Подстрекаемый жадностью и смутным сознанием, что граф должен был встретиться с какими-нибудь лицами, янки продолжал идти по прежнему направлению и минуты через две заметил в тени соборной колокольни трех лиц, из которых двое были мужчины, а одна — женщина. Вид их тем более возбудил внимание Смита, что он вспомнил, как часто золотоискатель говорил о своих друзьях, оставшихся в пустыне.
Вдруг, словно молния озарила ум почтенного Джонатана: это, наверно, те два участника великой тайны, имена которых граф спрашивал у него в Париже, в доказательство его права на мешочек; ради них-то граф так долго задержался в Сан-Франциско, вместо того чтобы отплыть в Сан-Хосе.
Можно себе представить, с какими чувствами смотрел янки на незнакомцев, которых он мог хорошо разглядеть при лунном свете. Один из них был человек лет пятидесяти, крепкого телосложения. Он был одет и вооружен совершенно так же, как Крестоносец, только, конечно, не носил серебряного креста.
Другой незнакомец — молодой, полный сил индеец высокого роста. Два орлиных пера, украшавших его голову, указывали, что он — вождь племени. Сквозь вырез рубашки из оленьей кожи виднелась его высокая коричневая грудь; панталоны из такой же кожи были обшиты вместо бахромы скальпами; на ногах он носил красиво расшитые мокассины. На груди его висело ожерелье из зубов и когтей гризли — страшнейшего из обитателей Скалистых гор.
Вооружение молодого вождя состояло из испанского карабина, ножа для скальпирования в кожаных ножнах и национального оружия соплеменников, томагавка. Нож и томагавк были заткнуты за пояс, рядом с ними висела короткая трубка, кисет с табаком, рог для пороха и сумка для пуль.
Рядом с прекрасным лицом юноши виднелось не менее красивое личико молодой девушки такого же цвета, как и первое. Нежная и стройная, как лесная лань, она прислонилась к юноше, подобно лиане, обвившейся вокруг мощного ствола, и глядела на него с выражением детской наивности. У ног девушки лежал узелок со скудными припасами, которые они захватили с собой в дорогу, согласно обычаю своего народа.
— Любопытно мне знать, — говорил траппер своему спутнику, — неужели мы напрасно пришли сюда и следует ли нам в будущем году отправиться к источнику Бонавентуры. Назначенный час наступил, а Золотого Глаза нет. Я начинаю думать, что нашему другу понравилась жизнь в больших городах и он забыл о нас.
— Разве мой отец может заставить буйвола жить вместе с домашними быками? — серьезно возразил индеец. — Золотой Глаз — сын прерии и может жить только там, где желтый металл растет в земле.